Порой нам кажется — мы такие сильные. Машем руками и думаем, что летим.
Я не сразу поняла, что в тот момент, когда раздался шум и звуки ударов, закричала. В ответ на это Сонгюк замахнулся и вновь оставил на моёмлице след от удара и, хоть = боли почти не было, сила отдачи заставила упасть на пол. Закрыв лицо руками, наплевала на боль и громко разревелась. Кажется, такое зрелище только разозлило мужчину, и он принялся один за другим наносить удары. Они сыпались по всему телу, оставляя болезненные пятна, которые через пару часов расцветут багровыми синяками. Да. Я ощущала боль и их тяжесть, слышала глухие звуки и собственное хрипение, но продолжала без остановки реветь. К тому моменту, когда Сонгюк запыхался и немного успокоился, я лежала на полу, по-прежнему прижимая к лицу руки — то ли пытаясь прикрыться, то ли просто не могла пошевелиться. Всё тело ломило и зудело от побоев, из носа тонким ручейком стекала кровь, а челюсть саднила до такой степени, что трудно было даже дышать. Казалось, что я умирала, и в то же время молилась о спасении. Не для себя. — Чего тебе не хватало, скажи?! — Сонгюк уселся обратно в кресло и вытирал сбитые от ударов костяшки. — Ты хотела больше денег? Или он просто хорошо трахается? Злость так и сочилась из каждого его слова, а мне оставалось только слушать. Не было ни сил, ни желания отвечать. Чтобы исправить это, Сонгюк приблизился и схватил меня за волосы, вынуждая приподнять лицо. Я видела наполненные гневом глаза и лицо, скривившееся в гримасе отвращения, и думала только о том, что больше всего ненавижу себя за прежнюю жизнь. — Отвечай! — он укрепил хватку, заставив невольно простонать от боли. Но даже несмотря на физическую усталость, побои и кашу в голове из-за произошедшего, я впервые за долгое время не соврала ему. — Я просто хотела, чтобы меня любили. Простая правда, в которой я так долго не могла никому признаться. — Никто и никогда не полюбит такую дешёвку, как ты, — стараясь сделать мне ещё больнее, с нажимом произнёс Сонгюк. Затем вновь замахнулся свободной рукой, и боль от сильного удара по голове — было последним, что я запомнила.***
Мне снился чудесный сон. Мы с отцом, мамой и Нари выбрались на пикник. Это был небольшой пляж около воды. Место казалось мне незнакомым, но безумно завораживающим. Пока все остальные готовили обед, я сидела на горячем песке и наблюдала за волнами. Каждая из них почти доносила воду до моих ног, и обдавала приятным прохладным бризом. Этот момент казался таким безмятежным, что я не сразу заметила, как голоса моих родных затихли. В один момент исчезли все звуки, и озеро неподвижно застыло на месте. Я будто попала в фильм, который зритель поставил на паузу. Необъяснимое чувство тревоги закралось внутри. Я встала на ноги и обернулась, увидев свою семью в десяти шагах. Они продолжали болтать и веселиться, раскладывали продукты и напитки. Только я не слышала их голосов. Я вообще ничего не слышала. Попыталась сделать хоть шаг вперёд, сдвинуться с места, но словно увязла в песке. Следующие несколько минут я беспомощно наблюдала за тем, как моя семья оживлённо смеётся, обнимает друг друга и продолжает жить так, словно не замечает моё отсутствие. Я всё стою у берега, не отводя от них взгляда и молча наблюдаю, как они продолжают жить без меня. От осознания этого колени сгибаются сами, и я падаю на них. Песок становится до ужаса холодным и надо мной нависают огромные тучи. Кажется, сейчас пойдёт ливень, а я вымокну до нитки, будучи не в силах сменить положение. Руки опускаются, и я упираюсь ими в землю, склонив голову. Постепенно, капля за каплей, моё тело орошает дождь. Моя семья укрывается под огромным зонтом, радужной расцветки, но с их лиц так и не сходит улыбка. А я остаюсь совсем одна. В тот самый момент, когда от отчаяния я почти падаю на песок, а тело дрожит от холода и сырости, ливень внезапно прекращается. Я поднимаю глаза и вижу Чонгука, стоящего рядом со мной с зонтом в руке. Он совсем маленький, и не может укрыть нас обоих, поэтому одежда парня мгновенно намокает, а с его волос уже капает влага. Я нахожу в себе силы встать и, подавшись вперёд, крепко обнимаю Чонгука. Он мокрый от дождя и так же дрожит, но мне становится безумно тепло. Я улыбаюсь и с облегчением закрываю глаза, прижимаясь к его плечу. Кажется, в этот миг весь мир оживает, и я снова слышу звуки. Его тихое дыхание и сбитый ритм сердца, а затем — оглушающий грохот удара и визг тормозов. В ужасе распахнув глаза, я смотрю на парня и тут же отскакиваю назад. Всё его тело покрыто ужасными ранами, и из каждой сочится кровь. Он вытирает с разбитой губы алую жидкость, смотрит на меня улыбаясь и, прежде, чем упасть, произносит: — Это всё твоя вина.***
Я с трудом открываю глаза и пытаюсь пошевелиться. В этот же момент раздаётся радостный и в то же время беспокойный голос отца. Он мгновенно приближается ко мне и пытается заговорить. А я не могу понять, где нахожусь, и почему всё тело так сильно болит. Пытаюсь приподняться, но меня моментально останавливают, заставляя лечь назад. — Не вставай, тебе не нужно пока двигаться, — отец мягко улыбается и гладит меня по волосам. Откинувшись обратно на подушку, я пытаюсь восстановить хронологию событий и отличить сон от реальности и, как только немного разбираюсь, тут же испуганно начинаю оглядываться. — Папа, как я сюда попала? Где Нари? Где Чонгук? — у меня нет сил на то, чтобы встать, поэтому приходится просто говорить. — Всё в порядке, Нари уже дома, не волнуйся, — отец продолжает улыбаться, но я вижу тень вины в его глазах. Или мне просто кажется? Он присаживается на стул рядом и аккуратно перехватывает мою ладонь своей. — Чонгук — это твой друг? — Нет, просто знакомый, — я вовремя понимаю, что никому о Чоне знать не следует, и тут же замолкаю, отводя взгляд в сторону. Сейчас папа наверняка безумно переживает за меня. У него тысяча вопросов, но я не хочу на них отвечать. Я просто хочу, чтобы всё это поскорее закончилось. — Тебя кто-то избил, да? Расскажешь мне? — спрашивает осторожно, словно боясь услышать ответ. — Нет, меня просто сбила машина, — я на ходу придумываю отговорку, продолжая рассматривать шторку напротив кушетки. Папа замолкает, но я чувствую, что моим словам он не верит. К счастью, в этот момент появляется врач и его ассистент. Он, представившись, улыбается и коротко расспрашивает о самочувствии и жалобах. Я расплывчато сообщаю о том, что моё тело и здоровье в полном порядке. Далее его ассистент сообщает о том, что необходимо будет сделать несколько тестов, чтобы убедиться в этом. Будучи не в силах противиться, я киваю головой в знак согласия и показательно закрываю глаза. Папа продолжает разговаривать с ассистентом врача, а я ненадолго погружаюсь в свои мысли. Знаю, что сейчас не смогу и с места сдвинуться, но всё же надеюсь выяснить хоть что-то о том, где сейчас Чонгук и в каком он состоянии. Но вместо этого меня последующие несколько часов таскают по процедурам, а затем всё же возвращают на кушетку, позволив укрыться с головой одеялом и громко зареветь. Отец не донимает расспросами и покорно суетится рядом, просто заботясь. И я благодарна ему за это, но видеть сейчас никого не хочу. Остаток дня я провела в одном положении, задумчиво разглядывая солнечные блики на стене. Слёзы давно высохли, но боль никуда не ушла. Если бы могла, я продолжила бы реветь, безуспешно пытаясь справиться с пережитым. И в тот самый момент, когда мысли немного поутихли и мне захотелось поговорить с отцом, я обнаружила, что он уже какое-то время беззвучно плачет, а я только сейчас смогла это заметить. — Прости меня, доченька. Это всё моя вина, — он всхлипывал, пытаясь зажать рот ладошкой, чтобы заглушить звуки. Удивившись, я немного приподнялась на локтях и протянула ладонь к слегка поседевшим от возраста волосам. — Не говори так, ты не виноват, — считая эти слова обычным отцовским чувством вины за то, что не смог уберечь дочь от такой судьбы, я даже улыбнулась. — Конечно виноват. Я же твой отец, я должен был запретить тебе так жить. На этих словах я почувствовала укол в груди и машинально отвела руку, опуская её на одеяло. — Как? — нервно усмехаясь, я опустила глаза. — Я не должен был молчать всё это время. Нужно было забрать тебя домой. Отец продолжал всхлипывать, но жалость к нему постепенно пропадала. Прежде я испытывала много чувств: грусть, зависть, тоска. Но я редко находила в себе обиду на кого-то, поэтому сейчас удивилась. — Ты всё знал? Как давно? — Почти год, — папа протянул руку и погладил меня по волосам. Из его глаз по-прежнему текли слёзы, но сейчас меня это не беспокоило. — Тогда почему не остановил меня? Почему продолжал притворяться, что веришь моей лжи? На мгновение рука, гладившая меня по голове, замерла, а затем и вовсе исчезла. — Моих доходов уже давно не хватает на то, чтобы платить за аренду. А сбережений в нашей семье никогда не было... — он виновато опустил голову, так и не произнеся главных слов. — Ты хотел, чтобы я себя продала, — шёпотом, словно боясь собственных слов, закончила его мысль. Папа встрепенулся, принялся отнекиваться и убеждать меня в своём раскаянии. Говорил о том, что богатый жених в любой семье ценится, и в этом ничего плохого нет. Вот только Сонгюк никогда не был и не стал бы моим женихом. И мы оба это прекрасно понимали. — Я хочу поспать, уходи, пожалуйста. Повернувшись к нему спиной, я закрыла глаза и изо всех сил сжала в руках одеяло. В этот самый момент я окончательно поняла, что всё это время сражалась одна. Остальным было проще укрыться за моими плечами и не думать о том, какую цену я плачу за достаток в нашем доме.