Любовь короля

       Тяжело вздохнув и закрыв последнюю папку на сегодня, Юнги, прикрыв слезящиеся от напряжения глаза, сжал пальцами переносицу, пытаясь справиться с головной болью. Перегруженный мозг давно перестал воспринимать информацию, но многие приказы не ждали и требовали к себе внимания короля.       — Ваше Величество, я приготовил для вас вечерние одежды, — тихо произнес главный евнух дворца и его личный помощник, поставив на стол чашку горячего чая.       — Мне правда так обязательно идти? — без особой надежды в голосе, спросил мужчина.       — Ваше Величество, вы ведь сами выбрали вечер пятницы для встреч с семьей, — вкрадчиво произносит слуга. — Сейчас как никогда важно показать, что ваши отношения с Пак Чимином крепки и надежны, чтобы у досужих сплетников не было лишних тем для разговоров. Все же приглашение наложников во дворец привлекло внимание многих.       — Да кому вообще интересно, сплю я с собственным мужем или нет? — раздраженно произносит Юнги, со звоном опуская уже пустую чашку на стол. Тема была болезненна для него.       — Но вы не просто супруги, вы символы идеальной в понимании народа семьи. Если в королевской семье разлад, то что говорить об обычных гражданах. К тому же, если вам не подчиняется младший супруг, то как же вы руководите целой страной?       — Раздражает, — только и бросил король, вставая с места и быстро переодеваясь в ханбок. Тоже мне, идеальная семья. — Все эти церемонии. Разве нельзя нарушить пару правил? — пожав плечами, он вышел из комнаты.       — Вы с младшим супругом и так нарушаете довольно много правил, господин, — чопорно ответил евнух, следуя за мужчиной по запутанным коридорам.       В покоях Чимина ярко горел свет, на столике в гостиной разместился богатый ужин на нескольких человек, а сам хозяин учтиво склонился перед своим супругом, как только тот переступил порог.       — Встаньте, мой король, — произнес Юнги церемониальную фразу, позволявшую омеге разогнуться. А после обратился к слугам, небрежно махнув рукой. — Оставьте нас, — и те тут же скрылись за дверьми.       Заняв положенное место за столом, король кивком пригласил супруга присоединиться, и тот, не смея ослушаться, сел рядом. Лицо его было непроницаемым, выражая одну лишь вежливость, и ни одна эмоция не проскальзывала ни в жесте, ни во взгляде.       — Как прошла твоя неделя? — спросил альфа, сразу же принимаясь за еду, — последний раз он нормально ел еще вчера вечером.       — Все было спокойно, Ваше Величество, мне не на что жаловаться, — ответил Чимин, ухаживая за супругом, подкладывая тому в тарелку выглядящие вкусными кусочки.       — И ты на меня не зол, не в обиде? — как ни в чем не бывало, интересуется альфа.       — А почему я должен быть обижен?       — Ну как же, я ведь пригласил во дворец наложников. Любому омеге это будет неприятно, — и не отметив никакой реакции, продолжил:— К тому же, мне показалось, твои действия очень прямо намекали на то, что происходящее тебе не по душе.       — Какие действия, Ваше Величество? — пусть внешне парень оставался спокоен, но в голосе все же прозвучали напряженные нотки.       — Слышал, ты определил Ли Джинена в самые холодные покои, хотя недостатка в более теплых, насколько я знаю, нет, — заметил Юнги, неспешно перебирая палочками еду у себя в пиале.       — Он оскорбил меня, и я посчитал это соответствующим наказанием для него, — чуть резче, чем хотелось бы, ответил Чимин, сжав челюсти. — Но если желаете, вы всегда можете приказать переместить его хоть в королевскую спальню — вам перечить никто не осмелится.       — У королевских покоев есть хозяин, и пока я ничего менять не планировал, — особо выделив интонацией слово «пока», нахмурившись, произнес Государь, — он долго терпел и ждал непонятно чего, и не был готов ждать еще столько же. Обычная пара просто развелась бы, но им это было недоступно, а жить оставшуюся жизнь монахом Юнги не вдохновляло. — Впрочем, оставим эту тему. Как себя чувствует мой сын?       — Если бы Ваше Величество посещал нас чаще, то знал бы, что наследник здоров, бодр и весел, — позволил себе шпильку омега, впрочем голос звучал так же ровно. — К сожалению, сегодня вы пришли слишком поздно и слуги уже уложили его спать.       — Надеюсь, он поймет, что я действительно не мог появиться из-за государственных дел, — тяжело вздохнул мужчина. — Спасибо за ужин, было вкусно. Если ты доел, то можешь идти в спальню, я скоро буду, только к сыну загляну и в душ.       Встав из-за стола, альфа потянулся всем телом и направился к боковым покоям, где располагалась спальня принца. Малыш уже видел десятый сон, словно гусеничка закутавшись в одеяло. От открывшегося вида у короля защемило в сердце — все же отец из него был аховый. Надо, надо проводить больше времени с семьей, но как оставить страну на попечение советников? Раскрадут же все без присмотра, ироды.       Постояв пару минут в компании нерадостных дум, он подоткнул сыну одеяло и нежно поцеловал того в лоб, после чего, поникший, направился в ванную, готовиться ко сну. Семья разваливалась на части, а как и чем помочь, он не знал, и это злило больше всего.       Горячая вода расслабила напряженные мышцы, забирая часть усталости. У Юнги даже настроение немного улучшилось. Хорошенько потерев махровым полотенцем распаренную кожу, он накинул на плечи теплый халат и, шлепая босыми ступнями, добрался до кровати. Его муж уже лежал, свернувшись калачиком на самом краю матраса и прикрыв глаза, но явно еще не спал. Забравшись под одеяло, альфа подвинулся поближе, нежно проведя по плечу супруга.       — Опять убегаешь от меня? — тихо спросил мужчина. Безмолвно, Чимин перевернулся на другой бок, и не встречаясь взглядом с королем, подвинулся, устраивая свою голову у того на груди.       — И опять молчишь, — тяжело вздыхает Юнги. — Я вот что подумал — может нам попробовать завести второго ребенка? — на пробу произносит он. — Твои позиции во дворце укрепятся, и Тэмину будет не так одиноко в обществе одних только нянек.       — Как пожелает Ваше Величество, — отвечает омега, ничем, ни взглядом, ни голосом не выказывая своё недовольство, но мышцы под рукой мужчины напрягаются, уличая того во вранье.       — Черт побери, Чимин, с каких пор наша с тобой близость стала для тебя испытанием? У меня такое ощущение, будто я насилую собственного мужа! — в расстройстве альфа вскакивает с кровати, с силой проводя руками по лицу: как же он устал. Тут даже если бы было какое желание, то пропало бы.       — Простите, что разочаровал вас, — склоняет голову Чимин. Прекрасный, с золотистой, немного окрашенной загаром кожей, пухлыми, будто созданными для поцелуев, губами, рассыпавшимися по подушке ярко контрастирующими прядями черных волос, он был искушением, воплощением соблазна. И лишь полное отсутствие эмоций во взгляде портило образ. Такой близкий и в то же время невыносимо далекий. Кто в этом виноват? Неужели он сломал его?       Взревев от отчаяния, Юнги с силой, с размаха, ударил по декоративной ширме, почти порвав дорогое шелковое полотно. Он не желал более брать тело, что больше напоминало бездыханное, омегу, что лишь изредка морщился от неприятных ощущений да губу закусывал. Он не насильник.       Накинув сверху на халат ханбок и обув туфли, король, как был, отправился в покои к более сговорчивому Ли Дженёну. Завтра он обязательно пожалеет о своем поспешном и эмоциональном решении, но мужчине надоело быть ласковым, понимающим и терпеливым. Король ждал достаточно, а новый наложник сразу показал заинтересованность в аудиенциях государя, так почему бы не воспользоваться таким заманчивым предложением?       Достигнув покоев наложников, Юнги громко постучал в дверь, не заботясь о том, спят ли уже обитатели комнат или нет.       — В-Ваше Величество? — испуганно хлопая глазами, встретил его на пороге омега. Дженён явно уже никого сегодня не ожидал: с лица была смыта косметика, волосы расплетены, а плечи укрывает лишь тонкая ткань пеньюара. Но и так наложник выглядел прекрасно — шелк почти не скрывал стройный стан, подчеркивая волнительные изгибы.       — Приютишь забредшего путника? — со злой смешинкой в тоне спросил Юнги.       — Конечно, Ваше Величество, тут вам всегда рады, — лицо парня так и лучилось самодовольством и предвкушением, когда он посторонился, кланяясь и пропуская короля внутрь.       Двери покоев закрылись и не открывались уже до самого утра.