Любовь короля

      Снежинки кружились в причудливом танце, медленно опускаясь на землю, укрывая пока еще тонким одеялом заиндевевший грунт. Дыхание вырывалось облачками пара изо рта. Холод пробрался в тело Чимина, и казалось, что даже его кости промерзли до основания. Слуги уже не раз звали его внутрь, но он не соглашался вернуться.       На плечи, поверх легкого свитера, был накинут шерстяной плед, да только толку от него было мало, учитывая, что сидел младший король на ледяной мраморной скамейке. Может застудится, и ему повезет, решив проблему раз и желательно навсегда? Хотелось хмыкнуть в ответ на подобную мысль, но с губ сорвался лишь легкий вздох. Сколько ему осталось? Две, три недели свободы? Если повезет, может, конечно, и больше, но вряд ли: такие тайны во дворце долго не хранятся.       Холод улицы ничуть ему не мешал, даже скорее помогал, освежая, ведь последние пару дней дурнота и тошнота преследовали его всюду, не давая житья. Он ненавидел собственное состояние всеми фибрами своей измученной души, но сделать ничего не мог. Если просто достать тест на беременность так, чтобы никто во дворце об этом не узнал, уже подвиг, то аборт — миссия невыполнима.       — Ваше Величество, пройдемте внутрь, вы ведь уже совсем замерзли, — совершил еще одну попытку, десятую, пожалуй, за последние два часа слуга, что с тревогой вглядывался в бледное, почти безжизненно серое лицо господина.       — Все в порядке. Я хочу посидеть еще чуть-чуть, — еле слышно произнес Чимин, с трудом двигая посиневшими губами. Что значит холод физический, если заледенели душа и сердце? Он не хотел того, что росло в нем, и ненавидел себя за это. Почему он такой неправильный? Бракованный? Разве не должен он радоваться, как любой другой омега?       Глубоко погруженный в собственные мысли и переживания, он не чувствовал, насколько на самом деле ему уже было плохо физически. Хватило всего пары сильных порывов ветра, чтобы последние силы покинули его: рука, подпирающая голову, подкосилась, и он упал на стол, теряя сознание.       — Ваше Величество! Ваше Величество! — подбежал испуганный слуга и принялся тормошить короля, пытаясь дозваться до него. — Срочно позовите врача! — крикнул он во всю мощь легких.       Покой зимнего полудня был нарушен. Замельтешившие тут и там тени, что скрывались в глубине дворцовых ниш, подняли с земли в воздух снежинки, а когда те вновь упали — безжалостно их растоптали. Спустя мгновения беседка была пуста, и только что оставленные ботинками следы запорошило новой порцией мелкой ледяной крошки, падающей с неба.

***

      -…и несмотря на все это, ты не снимаешь его с должности, — продолжал сношать мозг королю младший брат.       Данный монолог звучал уже не в первый, не второй и даже не в третий раз, и стряхивая с мехового воротника пальто прилипший за пару минут на улице снег, Юнги еле сдерживал желание зарычать от раздражения. Каждый раз, как они возвращались из парламента, Чонгук с упорством, достойным иного применения, требовал от него увольнения одного из министров. Некоторая неопытность никак не давала принцу понять, что он не просто так тянул время, разыскивая дополнительные доказательства вины Ли Сумана к уже собранным, а медленно, но верно перекрывал тому пути отхода. Старому лису нельзя было давать и малейшего шанса выбраться из западни.       -…неужели ты действительно так боишься семьи Ли, что… — не унимался Чонгук, которому казалось все равно, что его не слушают.       — Как только придет время — его сразу же, без промедления, посадят. Угомонись, — перебил Юнги. Устало вздохнув, он отдал пальто подскочившему слуге и сел в кресло у камина.       — Брат, но…       Не успел король как следует растечься в кресле, впитывая тепло и покой дома, под аккомпанемент из возражений неугомонного младшего, как в комнату ворвался один из евнухов.       — Ваше Величество! — воскликнул он, падая ниц.       — Что такое? — нахмурился и привстал со своего места Мин. Обычно к нему не смели врываться подобным образом.       — Ваше Величество, беда, — не поднимая головы, произнес евнух, дрожа от страха. — Его Величество господин Пак упал в обморок и до сих пор не пришел в себя.       — Что произошло? — со сталью в голосе спросил Юнги, тут же вскакивая и на ходу накидывая возвращенное расторопным слугой пальто.       — Его Величество несколько часов сидел на улице и отказывался возвращаться, — чуть заикаясь ответил бета, принесший весть. Семеня следом за спешащим королем, он нервно заламывал руки, представляя, что с ними со всеми сделают, если с супругом Государя случилось что-то непоправимое.       Направляясь быстрым шагом к комнатам мужа, Юнги жалел, что не имеет права бежать — не пристало по статусу, черти бы побрали весь этот этикет. Ворвавшись в покои и сбросив на пороге уличную одежду, он направился в спальню, где в кровати, в окружении слуг и двух дворцовых врачей, лежал Чимин. Не смотря на то, что омегу уже укрыли двумя одеялами, он все равно был бледен, словно полотно, а его губы все еще были синими.       — Как он? — потребовал отчета король, усаживаясь на кровать со свободного края, чтобы не помешать никому из персонала.       — Ваше Величество, — подобострастно поклонился главный врач дворца, — ваш супруг получил переохлаждение, к счастью не слишком серьезное. Сейчас мы стараемся его отогреть. В ближайшие пару минут он должен прийти в себя.       Будто услышав слова доктора, Чимин вздохнул чуть глубже и пошевелился. Ресницы дрогнули, и омега открыл глаза. Несколько раз моргнув, он недоуменно обвел взглядом окружающих.       — Что… что произошло? — слабо, прервавшись на сухой кашель, спросил Чимин.       — Знаешь, я бы тоже хотел узнать, какого черта ты столько сидел на улице, что по итогу свалился в обморок, — сузив глаза, произнес Юнги.       Тяжело вздохнув, омега прикрыл на мгновение глаза, будто вспоминая произошедшее. Говорить ему не хотелось, но взгляд мужа предупреждал, что просто так он от него не отделается.       — Пусть все выйдут, — приказал Чимин слугам. Те, впрочем, не спешили выполнять его указание, обратив выжидающие взоры на короля.       — Чего вы стоите? Выходите, вам же сказали, — махнул рукой Юнги. — И ты тоже, Чонгук, возвращайся к себе, — сказал он брату. А ведь даже и не заметил, как тот увязался следом.       Принц, понятливо кивнув, вышел, не сказав ни слова. Действительно, тут и без него разберутся.       — Я тебя внимательно слушаю, — дождавшись, когда за братом закроются двери, требовательно произнес мужчина. Пусть он и волновался за мужа, но также был и зол на Чимина за то, что тот сам себя довел до подобного состояния.       — Юнги, я… — альфа приподнял бровь в удивлении, ведь редко когда муж обращался к нему по имени, да еще и так неформально. Смутившись, омега отвернулся, уставившись на удобный для разглядывания фикус. Врать было бесполезно, но и признаваться не хотелось, да и сложно было. — Я беременный, — еле слышно, будто выдохнул, произнес он.       — Ты беременный? — переспросил Юнги, не уверенный, что услышал правильно. Дождавшись слабого кивка, он как был, в неудобном официальном костюме, забрался под одеяла и обнял омегу, крепко прижимая себе. Учитывая отчеты Ким Сокджина об их сеансах, все становилось понятно. Найдя руку мужа, он сжал маленькие холодные пальчики в своей ладони и тихо прошептал на ушко: — Эй, малыш, ты же правда не собираешься переживать из-за этого? Мы со всем справимся. Я люблю тебя, люблю нашего сына, и этого малыша полюблю.       — А я? Я смогу его полюбить? — голос омеги звучал хрипло и надтреснуто.       — Конечно, ты его полюбишь, — поцеловав того в макушку, произнес король. Переместив одну из рук выше, он положил ладонь на пока еще плоский живот омеги: — Я уверен, что стоит тебе взять этого кроху на руки, как он тут же поселится в твоем сердце. Разве же ты не любишь Тэмина?       С трудом развернувшись в чужих объятиях, Чимин поднял голову, вглядываясь в глаза напротив. Во взгляде омеги было столько затаенной боли и горечи, что у Юнги сжалось сердце.       — Не уверен, Ваше Величество, что я действительно его люблю, — произнес Чимин, пока его глаза наполнялись слезами. — Он стал тем, кто отобрал мою свободу. И этот ребенок тоже отберет ее, уже начал. Так кто же может полюбить своего пленителя, пусть и невольного?       — Не наговаривай на себя, — мягко улыбнулся мужчина и аккуратным движением стер скатывающуюся по щеке слезинку. — Разве стал бы ты ночами сидеть, переживая, у постели Тэмина каждый раз как он простынет? А как ты волнуешься, когда служанки не приводят его с прогулок вовремя?       — Этого недостаточно, — поджал губы омега и опустил голову, чтобы более не встречаться взглядом с мужем. Ему было стыдно за эту часть самого себя.       — Согласен, твоему сыну нужно больше внимания и времени, проведенного с папой. Но и я не лучший отец, если так подумать. Так что хватит забивать свою светлую голову дурными мыслями, — вздохнул Юнги. — Сейчас попробуй успокоиться и поспать. И знай, ограничивать я тебя не собираюсь. Можешь как и раньше ходить на танцы, но постарайся быть благоразумным и не перенапрягаться: твое здоровье — самое главное для меня.       — Спасибо, — громко шмыгнув носом, пробормотал Чимин. Изможденный, он прижался лбом к крепкой груди своего мужа и быстро заснул, согретый теплом родных рук. Юнги же еще несколько часов лежал без сна, думая над тем, как защитить любимого омегу от окружающих и, главное, от него самого.