Любовь короля

      Это было для него непривычно — находиться в зале для приемов в строгом костюме, вместо традиционного ханбока, но повод предполагал более формальный формат мероприятия, да и сегодня омега был не просто главой гарема и мужем своего венценосного супруга, но представителем королевской власти, наделенным правом принимать самые важные государственные решения. Подойдя к трону, Чимин опустился в неудобное кресло, задумчиво огладив резные подлокотники. К нему почти тут же подошли пара визажистов, что были тут же с саквояжами на готове, и принялись поправлять макияж — пусть омега и накрасился перед выходом из больницы, но все же он не был профессионалом и его навыков не хватало для достойного выхода в эфир.       Журналисты терпеливо дождались, пока последние кисти будут убраны и только после включили камеры с софитами — даже суперсенсация не стоила недовольства монарха из-за банального неуважения. По крайней мере, для серьезных изданий.       Вопросы посыпались ворохом со всех сторон и в подобной какафонии было сложно вычленить хоть что-то, поэтому Чимину пришлось вмешаться, начав спрашивать присутствующих по одному. Первый же репортер заставил омегу сцепить зубы, стараясь придать лицу максимально расслабленный вид.       — Ваше Величество, правда ли, что за измену короне Ли Дженён и его ребенок были приговорены к смертной казни?       — У вас не совсем точная информация, — нахмурившись, начал король. — Ли Дженён действительно будет казнен сегодня в пять часов вечера. Что же касается его ребенка, то, как бы прискорбно это ни было, но младенец скончался по естественным причинам еще вчера ночью.       — Вы отрицаете свою причастность к смерти малыша? — вклинился другой журналист.       — Ребенок Ли Дженёна умер в следствие острой сердечной недостаточности, развившейся на фоне врожденной патологии. Врачи оказались бессильны, — поджав губы, ответил Чимин. — У вас есть возможность обратиться к судмедэксперту, который занимается этим делом, и он подтвердит мои слова.       — Что насчет Ли Дженёна? По какой причине его приговорили к наивысшей мере наказания? — задал вопрос паренек с камерой, глаза которого горели чуть ли не фанатичным огнем. — Не замешан ли здесь мотив мести? Все же он состоял в отношениях с вашим мужем, а сейчас полностью зависим от вашего решения.       — Я не могу разгласить все нюансы дела, так как они тесно связаны со внутренними делами дворца и личной жизнью короля, но уверяю вас, Ли Дженён совершил достаточно преступлений для такого приговора. Среди них измена короне, соучастие в покушении на короля и соучастие в убийстве наложника Чхве. Долгие годы король Мин вел мирную политику, основанную на гуманистических принципах, широко используемых в Европе, поэтому казни были упразднены для многих видов преступлений. Но сейчас мы понимаем, что некоторым стоило бы напомнить, что предательство короля все еще может стоить жизни, — в голосе омеги звучала сталь, а взгляд, полный льда, казалось, мог заморозить до смерти любого неугодного. Даже будучи миниатюрным, сейчас Чимин внушал если не страх, то опасения, заставляя присутствующих вспоминать, нет ли за ними каких грехов, нарушающих закон и покой государя. — Тем более, — произнес он, позволяя легкой ухмылке коснуться его губ, — мне нечего делить с наложником Ли, ведь, в отличие от него, я — законный супруг короля Мин Юнги. Еще вопросы?       Из зала омега выбрался лишь час спустя. Стоило двери закрыться за его спиной, как ноги подкосились и он осел на пол, абсолютно разбитый — роль хладнокровного правителя тяжело давалась мягкому по натуре парню. А ведь день еще не закончился и впереди его ожидало более страшное испытание.       Когда Чимин все же добрался до покоев, расторопные слуги уже накрыли там обед, но с души воротило, поэтому еда отправилась обратно на кухню. Зайдя в спальню, омега упал на кровать, не раздеваясь, и, не двигаясь, пустым взглядом смотрел в потолок почти час. Он бы пролежал и дольше в этом приступе апатии, но в дверь постучали, напоминая, что его уже ждут.       Механически встав, будто кукла, которую дергают за ниточки, король отряхнул костюм, поправил прическу и все же вышел из покоев, направляясь на чужую казнь словно на свою собственную.       Ли Дженён уже ждал его. В кольце охраны, тот сидел в центре двора наложников. Весь в белом, с распущенными длинными волосами, шелковистыми прядями спадающими на плечи, Дженён напоминал героя исторической дорамы. На мгновение Чимину в голову пришла мысль, что это будет даже красиво — весь сад был в цвету, легкий ветерок разносил сорванные лепестки, а солнце медленно начинало клониться к закату, окрашивая все в золотистые тона.       Король опустился на заранее принесенную подушку, оказываясь лицом к лицу с наложником — теперь их разделял лишь небольшой низкий столик с одной пиалой и заварником на нем.       — Наложник Ли, — начал Чимин, сам удивляясь тому, что голос не дрожит, — в такой чудесный день я решил угостить вас чаем, — произнес он, беря чайник одной рукой, а другой придерживая крышечку, наливая дорогой Ассам в чашу.       — Благодарю, Ваше Величество, — тихо произнес Ли, принимая напиток и поднося к носу, чтобы почувствовать аромат. — С миндалем? — со значением спросил он.       — Да, с миндалем, — так же ответил король.       — Значит, все закончится быстро, — грустная улыбка показалась на бледном, осунувшемся лице. — Простите меня за все, если сможете. Я не хотел, чтобы все так закончилось, — и вдохнув поглубже в последний раз, бывший наложник залпом выпил предложенный яд, с силой вцепившись в тонкие стенки пиалы. Почти в то же мгновение все его тело содрогнулось от боли. Рывком приподнявшись на коленях, Чимин резко наклонился к его уху и прошептал несколько слов. В глазах умирающего вспыхнула надежда напополам с недоверием. — Спасибо, — из последних сил прохрипел Дженён. — Если… — но что еще он хотел сказать, навсегда останется тайной — глаза омеги закатились, а тело безвольно упало бы, не придержи его король. Аккуратно положив на землю теперь уже труп некогда красивого парня, Чимин встал и, немного покачиваясь, направился обратно к себе.       Зайдя за ворота собственного дворца, омега скинул с себя пиджак и сорвал рубашку, лишив ту нескольких пуговиц. Буквально ворвавшись в ванную, он принялся яростно натирать мочалкой и мылом свои руки, пытаясь смыть с них произошедшее. Его трясло от беззвучных, сухих рыданий, легкие и горло горели и хотелось орать от ужаса. Осознание обрушилось на Чимина с мощью цунами — он убил человека.       Успокаивается он далеко не сразу, а лишь часа через два. Собрав остатки сил и мужества, омега залезает в душ полностью, смывая с лица макияж, а с волос лак. Переодевшись в удобный флисовый спортивный костюм, он возвращается в больницу, к мужу.       Юнги ждет его: стоило дверям палаты открыться, как он выключает телевизор, который до этого смотрел, и отгибает край одеяла, призывающе хлопая по матрасу. И Чимин пользуется предложением супруга, забираясь тому под бок и пряча лицо где-то в районе ключицы. Минут через десять, так и не дождавшись какой-либо информации, король не выдерживает и задает вопрос:       — Так что же все-таки произошло с ребенком?       — Официальная версия тебя не устраивает? — тяжело вздохнул Чимин, ничего иного, впрочем, не ожидавший.       — Официальная притянута за уши, но и в то, что ты приказал бы убить младенца, я поверить не могу, — пояснил альфа, вглядываясь в калейдоскоп на родном лице. — И ты можешь сейчас сказать правду, Чонгук уже облазил всю палату с детекторами и ничего, никаких жучков не нашел, — правильно понял выразительный взгляд омеги мужчина.       — Один ребенок действительно умер, — прикрыв глаза, сказал Чимин. — Просто не тот, о котором все думают. — И поспешил прояснить: — Семь дней назад в этой больнице у одной пары родился сын, у которого обнаружился порок сердца. Малышу сделали операцию, но врачам уже было ясно, что шансы на выздоровление минимальны. Тогда появился я, решивший поменять детей местами. Об этом знаем только я, лечащий врач малыша и глав.врач больницы. Ну и ты теперь.       — А как же шрам от операции у малыша? Его отсутствие ведь будет заметно? — нахмурился Юнги, пытаясь сопоставить данные.       — Пришлось его сделать, — принявшись теребить в руках ткань казенного пододеяльника, ответил омега, нервно кусая губы. — Да, это ненужная и достаточно серьезная нагрузка для организма такого малыша, но зато он будет жить. И никто не попытается использовать его в политических интригах, — голос парня почти сошел на нет.       — Тебе не стоит оправдываться, — мягко улыбнувшись, король взял маленькие ладошки мужа в свои руки, поглаживая те большими пальцами. — Ты спас этому ребенку жизнь, спас от горя семью, пусть они никогда и не узнают о твоем вмешательстве. Ты поступил милосердно.       — Милосердно? — горькая ухмылка коснулась губ омеги, в глазах которого застыли злые слезы. — Я убил отца этого малыша, о каком милосердии может идти речь? Я ведь специально решил сам передать Дженёну яд, чтобы проверить, действительно ли способен на подобное. У меня даже руки не дрожали!       — Но ты дрожишь сейчас, — возразил Юнги. — Сам факт того, что ты думаешь о подобном, уже говорит о твоем сочувствии. Не знаю, как поступил бы я на твоем месте. — Поцеловав Чимина в макушку и зарывшись в пряди волос носом, он тихо спросил: — Тэхену правду рассказывать не собираешься?       — Нет, — тихо шмыгнув носом, ответил парень. — Тэхен болтун, а сейчас — тем более. Пусть лучше считает меня монстром и поделится этим с остальными придворными — немного черного пиара мне не повредит. Рисковать твоей и Тэмина жизнями я не буду даже ради самой крепкой дружбы.       — Что ж, как знаешь, — протянул король, покрепче обнимая мужа. — Пошли спать? — предложил он. — Утро вечера мудренее.       — Ничего не имею против, — согласился Чимин, поудобнее устраиваясь в руках мужа с надеждой, что, как и раньше, те отгонят от него все кошмары.