Перед двумя кобылами, открывшими дверь в квартиру Октавии, предстали диковинные силуэты предметов, обсрисованных проникавшим сквозь шторы лунным светом. Виолончелистка быстро нащупала что-то на стене, и комнату озарил ослепительный свет, явивший взгляду обстановку комнатушки. Уютная потертая кушетка занимала большую часть пространства, перед нею стоял скромного вида телевизор. На многочисленных полках покоились пластинки, которые явно полагалось прослушивать с помощью проигрывателя и подключенному к нему колонок. Стоящая в углу ухоженная виолончель очень выделялась на общем фоне.
Виолончелистка сразу зашла в квартиру, тогда как Винил мялась на пороге.
— Проходи, Винил. Будь как дома.
Войдя в комнату, Диджей элегантно обошла кушетку, стараясь не смахнуть что-нибудь хвостом с полок.
Робко пройдя глубже, Винил заметила нервный взгляд Октавии и неуверенную улыбку на её лице. Она явно ожидала мнения подруги о своем доме.
— Ну и ну, и как ты тут только ходишь-то? — спросила Винил, как она надеялась, веселым тоном.
Очевидно, веселье в её словах не было услышано, так как оптимистичная улыбка тут же исчезла с лица Октавии, когда неловкость за её условия жизни перевесила гордость за возможность помочь подруге.
Сердце Винил упало быстрее, чем улетучилась радость Октавии. Горечь за неуместную шутку встала рядом с боязнью того, что она смертельно оскорбила кого-то столь значимого для неё.
— Ты же преувеличиваешь, да? — грустно спросила Октавия.
Поборов желание хорошенько побиться головой об стену в качестве наказания, Винил направила все усилия на то, чтобы сохранить лицо:
— Ха, конечно же. Я намекала, что нам придется быть ближе, вот и все, — сказала она со свойственной её обыденностью.
Спустя секунду разум Винил осознал смысл сказанных слов.
«Да что же такое-то, а? Хоть скотчем рот заклеивай».
Октавия захихикала и робко прикрыла рот копытом, чтобы скрыть смех.
Винил почувствовала, как тяжелый груз ужаса перед тем, что она нанесла непоправимый вред, растаял без следа.
— Винил, ты такая искусительница, — удалось сказать Октавии сквозь тихий смех.
— Ну да, ражу наповал и разбиваю сердца, — беззаботно ответила она.
— Не сомневаюсь, — сухо прокомментировала виолончелистка. — Ну ладно, разбивательница сердец, боюсь, пока тебе придется перебиться кушеткой. Возможно, завтра мы поразмыслим надо покупкой футона или чего-нибудь в этом роде.
Винил энергично замахала копытом.
— Что ты, не надо ради меня тут ничего менять. Кушетка вообще норм тема.
Октавия изумленно покачала головой.
— Ну, тогда спокойной ночи, Винил. Ванная комната по коридору направо. Моя спальня — налево. Постарайся не перепутать.
— Спасибо, думаю, отличить их будет несложно.
Улыбнувшись в ответ, виолончелистка развернулась и пошла в спальню.
Диджей осторожно легла на незнакомую софу и начала ворочаться в поисках удобной позы. Наконец она положила голову на передние ноги и закрыла глаза, не сняв очки. Спустя пару мгновений легкое посапывание наполнило комнату.
Октавия проснулась некоторое неопределенное время спустя. В комнате все ещё было темно, но след лунного света заметно сместился. Ощущение слабости, охватившее тело, подсказало виолончелистке, что её сон длился как минимум пару часов. А вот то, что во рту у неё сухо, как в пустыне, она поняла и без подсказок.
С трудом выбравшись из самой удобной кровати на свете, кобыла поплелась в сторону примыкающей к гостиной кухне. Но умиротворенный вид спящей Винил отвлек от намеченной цели, заставив Октавию улыбнуться. Яркая грива Винил беспорядочно покрывала её лицо, выделяя солнцезащитные очки, которые кобыла не снимала даже на время сна.
«Интересно, она вообще их снимает? Если подумать, то я понятия не имею, какой у неё цвет глаз».
Октавия продолжила завороженно наблюдать, как грудь кобылы вздымалась в бесконечном ритме жизни. На краткий миг виолончелистка задумалась, каково это — провести копытом по невероятно уникальной гриве. Но мечтательная задумчивость была разрушена громким храпом. Октавию вдруг охватила паника, и она немедля покинула комнату, чтобы не создавать впечатление, будто навязчиво наблюдает за чужим сном. Таким образом она решительно вернулась к исходной цели — стакану с водой.
«Ну и мысли, наверное, это все от усталости».
Залив огонь жажды, Октавия вернулась к себе. Там она внезапно замерла: с задворков разума её оповестили о том, что она что-то забыла. Виолончелистка раздраженно покачала головой, не представляя , что же именно. И вдруг вспомнила.
«Селестия, я что, правда забыла дать Винил подушку и одеяло? Есть ли предел моему безрассудству?»
Она спешно взяла запасное одеяло из шкафа и пошла обратно к спящей единорожке.
Держа одеяло в зубах, Октавия медленно опустила его на задние ноги Винил. Затем, с бесконечной осторожностью, она натянула его на тело все ещё спящей единорожки. Удовлетворенная скрытным выполнением плана, Октавия без дальнейших промедлений вернулась в спальню.
Гораздо позднее, утром, когда солнце было уже высоко, а многие пони уже проснулись, Винил Скрэтч потянула свои ноги и села. Озадаченно окинув взглядом невесть откуда взявшееся одеяло, кобыла поднялась и благодарно посмотрела на кушетку.
«Спальный мешок даже рядом не лежал».
Затем Винил прислушалась, не выдаст ли какой-нибудь звук бодрствования подруги. Так ничего и не услышав, она улыбнулась и пошла на кухню.
Октавия проснулась от треска кипящего масла. Она спешно сбросила с себя одеяло и ринулась на кухню. Её встретили Винил, сидящая за столом, и стоящие перед ней стакан молока и тарелка омлета. Аметистовые глаза виолончелистки тут же сузились от вида неимоверного количества грязной посуды на столешнице и ломящейся от еды тарелки Винил. С языка Октавии чуть было не сорвалось резкое высказывание, но она вовремя заметила равную порцию завтрака, которую не-столь-беззаботная диджей разместила на втором месте за столом. Гнев улетучился без следа, и виолончелистка села напротив новой соседки.
— Доброе утро, Винил. Спасибо за завтрак, он выглядит аппетитно.
— Неф фрофлем, — с набитым ртом ответила единорожка. Затем, увидев каменное лицо Октавии, она прожевала и сказала: — Эмм, то есть, нет проблем. Ничего, что я без спроса?
— Конечно, нет. С твоей стороны было очень осмотрительно сделать завтрак на нас двоих.
Разговор утих, но ему на смену пришел звон столовых приборов.
Закончив жевать последний кусочек яично-сырной вкуснятины, Октавия кинула взгляд на подругу:
— Винил, надеюсь, ты не думаешь, что обязана постоянно делать для меня вещи на вроде этой?
— Ага, — ответила единорожка. Очки успешно скрыли её эмоции. — Но коль ты позволила мне остаться тут, то справедливо будет отплатить добром.
— Что же, спасибо, Винил.
Когда тарелки опустели, кобылы поднялись со своих мест и сложили всю грязную посуду в раковину. Винил открыла копытом кран, и кухонная утварь скрылась под тут же вспенившийся водой. Воспользовавшись телекинезом, единорожка без труда отмыла всю посуду, извлекая её из воды зеркально чистой. Октавия тщательно протирала и возвращала каждый прибор на свое место. Вдвоем кобылы быстро управились с работой и, вернув кухню к её первоначальному виду, переместились в гостиную.
— Можешь принять душ первой, если хочешь, конечно, — сказала Октавия, усаживаясь на кушетку. — В шкафу есть ещё мыло и полотенца.
— Лады, Тави. Спасибо, — ответила диджей и скрылась в коридоре.
Октавия дождалась звука льющейся воды и резво направилась к виолончели. Краткая проверка подтвердила, что та была настроена. С легкой улыбкой серая кобыла начала водить смычком по струнам, наполняя свой разум и дом божественной реверберацией музыки.
Винил прекратила энергично натирать себя мылом, когда услышала сквозь шипение воды тихие звуки. Она навострила уши, но смогла разобрать лишь то, что играли на струнном инструменте. Вспомнив о виолончели, стоявшей в углу, диджей вернулась к мытью с новым зарядом энергии.
Вымывшаяся единорожка вышла из окутанной паром ванной комнаты и нашла свою соседку полностью увлеченной музицированием. Едва дыша, Винил на цыпочках добралась до кушетки, стараясь не отвлечь виолончелистку. Кобылка с восхищением наблюдала за игрой, хоть и не была фанаткой классики. Но Октавия жила этим, это был её дар. И один лишь вид счастливой подруги не давал Винил отвести взгляд. Она могла только изумленно смотреть.
Когда Октавия наконец открыла глаза, её ждало осознание того, что её импровизированное соло собрало слушателей. Робко улыбнувшись, она отложила виолончель и села рядом с Винил.
— Прости, Винил. Я не хотела играть так долго. Прошу прощения, если отвлекла тебя.
Винил столь рьяно затрясла головой, что её грива на пару секунд превратилась в неоновое торнадо.
— Что ты! Это твой дом, в конце концов. Хочешь играть на виолончели — играй. Я вообще не против. К тому же все было вполне неплохо.
— Из уст пони вроде тебя это звучит как высшая похвала, не иначе, — ответила Октавия.
— Не иначе, моя милая леди. Я же именитый знаток всея музыки, — подтвердила Винил.
Две кобылы с секунду смотрели друг на друга, а затем обе зашлись истеричным смехом.
— Ха-ха, Винил, — проговорила, сотрясаемая хохотом, виолончелистка. — Да ты не определишь хорошую музыку, даже если она приложит тебя секцией струнных.
— Пф! Если мне нравится новая, мощная и уникальная музыка, а не унылое старье, это вовсе не значит, что я не могу отличить хорошую музыку от плохой.
Спор был стар как мир, подобен танцу, движения которого были знакомы каждой из них наизусть.
— Да ты даже играть на инструментах не умеешь, тебе ли судить о музыке? — возразила Октавия.
— Красотка, я творю музыку с помощью технологий, они — мой инструмент.
— Брось ты. Виолончель — инструмент, скрипка — инструмент, да та же гитара. Но никак не синтезатор, компьютер или тому подобная муть.
— Это терминологический спор, и ты это знаешь, — сказала Винил.
— Винил, да ты даже не знаешь, что означает «терминлогический спор», — указала виолончелистка.
— Что ты неправа, вот что, — с нахальной ухмылкой ответила единорожка.
— Это... это даже... даже не знаю, что и ответить на это! — воскликнула Октавия.
— Ништяк, значит, я автоматом победила, — триумфально улыбнулась Винил.
С чувством горечи от поражения в словесной битве, виолончелистка позорно покинула кушетку.
— Пойду приму душ, — сказала Октавия, стараясь не захихикать от вида милой победоносной ухмылки единорожки.
— Как тебе будет угодно, Ключик, — ответила Винил, уже щелкая каналами телевизора.
Когда Октавия закончила с водными процедурами, она снова села рядом с Винил. Оставшуюся часть полудня они скоротали за просмотром ток-шоу и ситкомов. Когда солнце начало садится, удлиняющиеся тени подсказали паре, что пора направляться в клуб «П0Н-3».
* * *
— Эй, Фреш, у тебя все в порядке? — спросила барпони Октавия, зайдя за стойку.
— Агась. Правда, вяло как-то, — ответил земнопони.
Кивнув в знак согласия, Октавия облокотилась на стойку. Взгляд её начал блуждать по толпе пони, заполняющей помещение. Мерцание света и грохот басов больше не беспокоил её, как было раньше. Она вспомнила, как на заре её работы в клубе непрерывный шум и вспышки расшатывали ей нервы, и она с нетерпением ждала конца каждой смены. Сейчас же повторяющиеся огни стробоскопа гипнотически играли, отражаясь в её сиреневых глазах.
«Забавно, я и подумать не могла, что закончу в месте, подобном этому. Даже когда я пришла сюда, я все равно думала, что буду презирать тут все. Но сейчас я чувствую, что мое место здесь. Винил и многие другие пони зависят от меня. Даже «музыка» не так плоха, если пообвыкнуть».
Взгляд Октавии прошелся по дальнему концу клуба и остановился на энергичной форме диджея Пон-3, чья грива колебалась в такт биту, который кобыла и задавала. Бесчисленное количество пони перемещалось рядом с её подиумом, словно неугомонные волны вокруг скалы.
«Да и коллектив тут приятный».
Октавия легонько встряхнула головой, чтобы откинуть внезапный порыв воспоминаний.
— Фреш, я сейчас вернусь. Гляну, сколько у нас ещё осталось ящиков Баколти.
— Понял, — рассеяно ответил тот.
Выйдя из-за барной стойки, Октавия пошла в направлении служебных помещений. Но спустя пару шагов оступилась, выведенная из равновесия внезапно обхватившем её жеребцом.
— Эй, милашка, нашла уже, с кем домой пойдешь? — невнятно произнес он.
— Боюсь, вас это не касается, — ответила Октавия, морщась от мощного запаха перегара.
— О, крошка, не надо так, — проворковал пьяница и наклонился, пытаясь поцеловать явно отстраняющуюся Октавию.
«Блин, да где же эта Кадия, когда она нужна?»
Виолончелистка попыталась оттолкнуть нежелательного ухажера.
— Прекрати... сопротивляться, — прорычал жеребец с мерзкими нотками в голосе. Когда подчинения не последовало, нападающий повалил уже напуганную Октавию на пол жестким ударом ноги и набросился на неё сверху. А вокруг тем временем продолжали равнодушно танцевать. Жеребец начал её лапать, а виолончелистка пыталась вырваться, но её крики о помощи тонули в грохочущей музыке и топоте копыт.
Винил держала копыто на пульсе счастья своей толпы, своих пони. Она улыбалась, видя радость, выражаемую танцами и движениями. Внезапно внимание единорожки привлекла сумятица в дальнем конце клуба. Она посмотрела туда как раз вовремя, чтобы заметить, как Октавия падает навзничь, а какой-то странный жеребец наваливается сверху. Диждей не могла быть уверена, расслышала ли она слабый крик о помощи или нет, но это и не имело значения. Резким движением копыта она остановила музыку, погрузив клуб в объятия тишины. Все нерешительно замерли, а Винил, спрыгнув с подиума, тяжелой поступью целенаправленно пошла в сторону подруги. С каждым шагом злость и ужас в обычно беспечной единорожке нарастали, как крещендо. Толпа расступалась пред излучающей решительность Винил.
Сердце стучало в груди Октавии, пока она отчаянно пыталась вырваться из копыт нападающего. Вдруг вес жеребца пропал. Испуганная кобыла вскочила на ноги, ожидая увидеть подоспевших на помощь Кадию или Фреша. Но вместо них виолончелистка увидела Винил. Её лицо — сама ярость, неприкрытые очками рубиново-красные глаза опасно сверкали. Рог её сиял синий магией, такой же, из которой была соткана петля, затянувшаяся у жеребца на шее. Тот безрезультатно пытался освободиться от душащей его бесплотной энергии.
— Как ты смеешь, — прорычала Винил. — Как ты смеешь накладывать на неё свои копыта?
Зрачки кобылы сузились от злости, а магическое кольцо затянулось ещё сильнее. Жеребец издавал глухие звуки в тщетных попытках вздохнуть.
— Винил... Винил, остановись! — крикнула Октавия. Винил перевела взгляд на своего менеджера, стоявшую, пусть и неуверенно, рядом.
— С тобой все в порядке? — сипло спросила диджей, переполненная эмоциями.
— Д-да, Винил, все отлично, правда, — ответила Октавия, хотя чувствовала себя явно совсем иначе.
— Хорошо. Кадия, вышвырни его отсюда, — сказала Винил невесть откуда взявшейся единорожке. Та без лишних слов перехватила дебошира в телекинетический захват и не слишком-то заботливо пошла с ним на выход.
— С тобой точно все хорошо, Тави? — уже заметно смягчившимся голосом спросила Винил. — Я так переживала за тебя.
Где-то поблизости хихикнул жеребенок.
— Ау, как мило, — наигранно сладким тоном воскликнул он.
Единорожка тут же повернулась к толпе, пытаясь найти анонимного крикуна.
— А чей-то вы все смотрите? — рыкнула она, отваживая любого взглядом рубиновых глаз. Все как-то сразу нашли занятия поинтереснее, а сама Винил снова посмотрела на Октавию.
— Если хочешь, можешь идти домой, отдохнуть, — начала прощупывать землю Винил.
— Говорю же, все хорошо! Я уже не маленькая. И я не позволю подобному заставить меня отказаться от работы.
Винил лишь молча на неё посмотрела, не сумев найти слов, чтобы выразить все нахлынувшие на неё чувства. А затем крепко обняла, после чего молча направилась направилась к пультам.
* * *
Октавия проснулась от шума воды в ванной комнате. Повернувшись и удобнее натянув на себя одеяло, она посмотрела на чистое голубое небо за окном.
«О Селестия, наконец-то выходной. Отчего в неделе так мало воскресений?»
Она снова закрыла глаза и вернулась в блаженный мир сновидений. И так она проспала, пока Винил её не растормошила. Стеная, Октавия продрала глаза и увидела свою соседку.
— Хэй, Тави, может, вечерком сходим в киношку под открытым небом, а?
— Киношку? Звучит заманчиво, — ответила виолончелистка, выбравшись из-под одеяла.
— Это хорошо, Ключик. У нас всего один выходной, так что можно и повеселиться.
— Никогда раньше не смотрела кино под открытым небом? Каково это вообще?
— У, потрясно! Берешь одеяло или что-нибудь еще, чтобы посидеть, еду, друга и наслаждаешься фильмом прямо под звездным небом! — восторженно пояснила Винил, встав на дыбы и закончив свое предложение бурной жестикуляцией.
— Винил, Винил, успокойся. Я поняла, это весело.
Выглянув в окно, виолончелистка увидела, как солнце уже скрылось за горизонтом, окрасив небо в оранжевый цвет, а облака в розовый.
— И когда там начало сеанса?
Винил тоже посмотрела в окно.
— Эм, думаю, что нам уже пора собираться.
Закатив глаза от характерной непредусмотрительности своей подруги, Октавия последовала за спешащей Винил в темноту наступающий вечера.
Быстрым шагом они вскоре добрались до кинотеатра. Купив билеты и выбрав приятное местечко, откуда хорошо просматривался гигантский экран, они комфортно устроились на траве. Вокруг было множество других пони, сидящих по одному, парами или целыми группами, но все они находились на достаточном удалении, чтобы не слышать разговоров друг друга.
Подруги наслаждались приятной тишиной, с удовольствием наблюдая за появлением новых звездочек на чернильном небосклоне. Когда начался фильм, Октавия могла смотреть только на игру света, падающего на гриву Винил. Он придавал ей яркое сияние, которое было столь же очаровательным, сколько эфемерным. Тепло наполнило виолончелистку, когда она вспомнила о мимолетном взгляде на рубиновые глаза Винил, преисполненные защитным инстинктом и гневом. Неглубоко дыша, Октавия прислонилась к плечу диджея, черная грива смешалась с белой шерсткой.
— Эм, Тави, в чем дело? — спросила Винил, в её голосе ощущалось притяжение, которое нельзя было перебороть.
— Винил, — сердце Октавии билось в такт словам, — красивее твоих глаз нет ничего... — она вдруг замолкла.
Неизвестная сила заставила Винил обхватить подругу ногой, прижимая виолончелистку ещё ближе. Удовлетворенный вздох вырвался из Октавии, и она положила голову на плече единорожки. Пряди её гривы легонько касались белой шерстки, вызывая искры статического электричества.
Собравшись с силами, виолончелистка приподнялась и поцеловала Винил в щеку. Тут же зардевшись, Октавия попыталась отдернуть голову, но не смогла. Нога Винил не давала ей пошевелиться, а сама диджей смотрела кобыле прямо в глаза цвета аметиста.
— Неплохо, Окти, — со жгучей теплотой прошептала Винил. — Но позволь мне продемонстрировать тебе кое-что получше.
— Что... — начала было Октавия, но была прервана, когда единорожка жестко прижала к ней свои губы. Глаза виолончелистки блаженно прикрылись, и она охотно позволила языку Винил проникнуть к ней в рот.
Кино закончилось, но оно уже не имело значения. Теперь мир состоял лишь из контакта между ними, этой теплоты и неугасающего света звезд над головами.
