***
Утром, когда мальчики вышли из башни к завтраку, они безоговорочно решили не будить Сириуса. Они слышали его стоны и крики во сне, когда он ворочался в постели. − Думаете, есть какая-то травма, о которой он нам не рассказывает? – спросил Ремус, взяв тост, когда они уселись за столом Гриффиндора. − Например? – уточнил Джеймс, поедая яичницу. − Ну не знаю, − тяжело вздохнул Ремус. – Но эта ночь явно была странной, тебе не кажется? − Думаю, он просто побаивается гроз, − пожал плечами Джеймс. − А ты не думаешь, что это может быть нечто большее? – настаивал Ремус, прикусив нижнюю губу. − Нет ничего необычного в боязни гроз, − встрял Питер, откусив кусочек сосиски. − Да, но вы не видели его лица, − произнес Ремус. – Словно он был и не здесь вовсе… − Думаю, он не в ладах со своей семьей, − предположил Питер, пытаясь вложить в свои слова более глубокий смысл. − Да это все знают, − отмахнулся Джеймс. – Какое это имеет отношение к делу? − Ну… древние семьи могут… скажем так, придерживаться средневековых взглядов на мир, не так ли? – произнес Питер. − Что ты хочешь этим сказать, Питер? – мягко спросил Ремус. − То, что когда они наказывают своих детей, то некоторые делают это очень… жестко, − объяснил Питер. − Ты думаешь, они его… бьют? – переспросил явно шокированный Джеймс, от неожиданности даже повысив голос. Питер в ответ неопределенно пожал плечами. − Да нет, они бы не… − пробормотал Ремус себе под нос. − То есть вы не замечали у него синяков, когда он возвращался в школу после каникул? – в голосе Питера можно было разобрать удивление. − Да не было никаких синяков! – настаивал Джеймс. – Будь у него фингал под глазом или что-то вроде этого, мы бы заметили. − Не на лице, − терпеливо объяснил Питер. – На груди или на спине. Потому он и не любит, когда его обнимают… потому, что это больно. − Может, он просто не любит обниматься, − упорствовал Джеймс, а Ремус молчал, обдумывая слова Питера. − Я однажды видел его в синяках, − смущенно признался Питер. – В прошлом году, когда мы вернулись после рождественских каникул и собирались спать. − Почему ты никому ничего не сказал? – обеспокоенно воскликнул Ремус. − Это не мое дело, − тихо объяснил Питер. – Если бы он хотел, чтобы мы знали, он бы сам рассказал. К тому сейчас он здесь, далеко от них, в безопасности. − Да, но на каникулы-то он отправится домой, − привел следующий аргумент Ремус. − Мы говорили, что на каникулы он может оставаться с любым из нас, но он этого никогда не делал, − возразил Питер, пытаясь защититься. – У него есть варианты. − Они ему не позволят, − вздохнул Ремус. – Мы должны что-то предпринять. Три мальчика замолчали на несколько минут. Ремус обдумывал варианты, Питер сосредоточился на бобах в тарелке. Джеймс же находился в полной прострации от того, что мимо него прошла столь важная часть жизни его лучшего друга, что он отправлял его домой на каникулы… к тем ужасным людям, которые издевались над ним, ломали его… − Мы должны сказать ему, что мы знаем, − наконец, нарушил тишину Питер. − Мы должны рассказать Дамблдору, − злился Ремус, лицо выдавало его ярость. – Мы должны быть уверены в том, что он больше не вернется туда. − Мы не можем этого сделать, − произнес Джеймс, ненавидя себя за эти слова. – Я хочу, чтобы он туда вернулся не больше вашего, но Сириус будет в бешенстве оттого, что мы его к чему-то принуждаем. Вы же его знаете. − Но это для его же блага! – заспорил Ремус, но Джеймс покачал головой. − Он никогда на это не пойдет, у нас даже доказательств никаких нет, − пояснил он, понимая, что говорит правду. – Какими бы ужасными они ни были, это его семья. − Но… − Ремус, неужели ты не понимаешь? – сорвался Джеймс. Он ничего не желал сильнее, чем пойти к Дамблдору, нет, к министру, и добиться ареста родителей Сириуса, но понимал: это ничего не даст. – Он любит их, да, несмотря на то, что они с ним делают, он по-прежнему любит их. И он будет на их стороне, если мы займем такую позицию. Он возненавидит нас и будет защищать их, хуже этого для него и придумать сложно. Мы должны лишь… мы должны убедить его оставаться с нами, чем дольше, тем лучше. Со временем он придет в себя и сам осознает, насколько они ужасны. − Джеймс, мне это не нравится, − тут же откликнулся Ремус. – Я чувствую, что мы можем сделать больше. − С чем? Три мальчика обернулись и увидели сонного Сириуса, смотревшего на них с подозрением. − С… с котом Розалин, − заикаясь, ответил Питер. – Он пропал прошлой ночью, может, в Лес пошел, но была гроза… короче, она очень переживает. − Ах, это… − протянул Сириус, усаживаясь рядом с Ремусом. – Уверен, все будет хорошо, кошки вообще создания живучие. − Вот и я сказал то же самое, − подхватил Джеймс, сглотнув ком в горле. – А Ремус уверен, что мы должны его поискать. − В Лесу? – недоверчиво переспросил Сириус. – Не пойми неправильно, приятель, я всегда не прочь слегка прогуляться по Лесу, но, мне казалось, обычно вы стараетесь избегать отработок. − Да, но… понимаешь, ведь это для неё важно, − нашелся Ремус. – К тому же я не говорил, что мы должны идти обязательно в Лес. Может, он где-то еще. В саду Хагрида, например, или на поле для игры в квиддич или где-нибудь в замке. − Ремус, территория обширна, мы его никогда не найдем, уверен, сам вернется, − рассмеялся Сириус, положив груду бобов на тост и откусив большой кусок. − Ремус, ты мое сочинение по Трансфигурации не проверишь? – сменил тему Питер. – Не уверен, что там все правильно, а мне по нему так нужна хорошая оценка. − Конечно, Питер, − с улыбкой ответил Ремус. В остальном завтрак прошел без происшествий, они поддразнивали друг друга, как обычно, и пытались хотя бы отодвинуть события прошлой ночи на задний план, раз уж забыть о них не получится. Джеймсу становилось не по себе от мысли, что он не знал о происходящем, он поклялся себе быть внимательнее, чтобы никогда не упустить ничего важного из жизни друзей. Ремуса мутило от молчаливого бездействия, но он понимал, что Джеймс был прав, и Сириус будет сопротивляться. Он хочет угодить своим родителям, потому не станет на них жаловаться никому, даже Дамблдору. Даже друзьям. Но Ремус дал себе слово: это лишь временно, и однажды он лично удостоверится в том, что Сириус ушел из отчего дома и направился в безопасное место. Питера волновало, не сболтнул ли он лишнего, выдав друзьям тайну Сириуса. Он понимал: то, что творится с его другом, неправильно и этому нужно положить конец. Но его не покидало ощущение, что только что он предал доверие Сириуса, признавшись друзьям. А Сириус поглядывал на трех своих лучших друзей и надеялся, что они не разгадали его секрет, надеялся, что достаточно хорошо скрыл его минувшей ночью. Он не хотел, чтобы они знали, как родители ненавидят его, как часто он обманывает их ожидания. Конечно, у них был Регулус, но Регулус ведь не первенец, и, сколь бы идеален он ни был, он не сможет восполнить весь позор, который принес семье Сириус. Но он не знал, как стать сыном, которого они жаждали, не мог понять, что он должен сделать, чтобы измениться ради них. «Может, однажды они поймут, что я не так уж и плох. Может, однажды они меня полюбят, как Регулуса. Мне лишь нужно стать лучше», − пообещал себе Сириус.Глава 2. Ночные откровения
16 апреля 2019 г. в 00:31
Дождь стучал по оконному стеклу рядом с кроватью Сириуса. Это было похоже на медленную пытку, мешавшую ему заснуть. Он видел, как небо разрезала молния, и был уверен, что за ней последует гром, на всякий случай даже натянул одеяло повыше. Гром эхом разорвал ночной воздух, и у Сириуса мурашки побежали по спине. Он выбрался из постели и залез в кровать Джеймса. Тут же раздался недовольный стон.
− Эй… − Сириус ткнул Джеймса ногой, пытаясь разбудить.
Ночное небо озарила еще одна молния, и тут же прогремел гром. Сириус зажмурился, но перед его внутренним взглядом тут же встало лицо отца, собиравшегося его ударить.
− Эй, Джеймс…
− Отвали, − пробормотал Джеймс, сонно пытаясь отмахнуться.
− Джеймс, почему у твоего имени множественная форма? – брякнул Сириус первое, что взбрело на ум.
− Чо? – вяло откликнулся Джеймс, не открывая глаз.
− Почему форма множественная, почему заканчивается на «с»? – продолжил Сириус, сжимая кулаки, еще один раскат грома ворвался в его мир.
«Глупый мальчишка, − говорил отец, качая головой. – Тебе повезло, что мы тебя попросту не запираем, жаль, что ты таким уродился».
− Ты о чем вообще? – спросил, наконец, Джеймс, недоуменно глядя на Сириуса.
− Твое имя заканчивается на «с», значит, у него форма множественного числа. Почему? – бормотал Сириус, смутно осознавая, какую он городит ерунду, но не отступая.
− Есть куча слов, заканчивающихся на «с» и при этом не являющихся множественной формой, − объяснил Джеймс, пытаясь спихнуть Сириуса со своей кровати.
− Назови хоть одно, − гнул свое Сириус.
− Я… ну…короче, я не могу припомнить вотпрямщас, − вышел из себя Джеймс, наконец, усевшись. – Сейчас два часа ночи.
− И сколько в тебе Джеймов ? Трое? Четверо? Пара десятков? – ухмыльнулся Сириус, получая огромное удовольствие от злости лучшего друга.
− Я не знаю, Сириус, − многозначительно ответил Джеймс.
− Мерлинова борода… − вздохнул Сириус, закатив глаза. – Сколько ж во мне Сириев ? Мне кажется, около трехсот двадцати семи , как думаешь?
− Господи, Сириус, иди уже спать, − прошипел Ремус, спавший по другую сторону от кровати Сириуса.
− Какое спать, когда я могу бесить вас обоих? – парировал Сириус, перескочив с кровати Джеймса на кровать Ремуса.
«Не заставляй меня браться за трость, мальчишка», − гремел Орион Блэк, направляясь на поиски своей древней трости.
− Ну, Питер же всегда дрыхнет как убитый, − объяснил Сириус.
− А остальные нет, − раздался голос Фирмина из горы одеял на другой кровати. – И мы объединимся, чтобы прибить тебя.
− Но кто будет вас веселить? – спросил Сириус.
− Кто-нибудь знает Инкарцеро? – поинтересовался Ланс, накрыв голову подушкой.
− Инкарцеро меня не остановит, Ланси, я по-прежнему смогу болтать, так? – издевался Сириус.
Гром вновь потряс комнату, и он слегка заскулил, закрыв лицо руками.
Первый удар тростью… второй… третий. Каждый раз Сириус испытывал острую боль, он знал, что останутся злые красные отметины, которые превратятся в темные синяки, резко контрастирующие с его бледной кожей.
Сириус скривился, ощущая эту боль в боку, ему казалось, что на ребрах вновь расцветают синяки.
− Сириус, ты в порядке? – вдруг участливо спросил Ремус, пораженный его выражением лица.
− В порядке, в порядке, − тут же стушевался он.
− Тогда в чем дело?
− Ничего, все нормально, я просто… Пойду спать, − ответил Сириус, сползая с кровати Ремуса и залезая к себе под одеяло.
Гроза постепенно стихала, и гром становился тише. Но Сириус по-прежнему чувствовал вкус крови на губах, как тогда, когда отец бил его. Потом ему всегда бывало за это стыдно, он всегда спрашивал себя, что с ним не так, почему он не может вести себя хорошо. Наконец, Сириус задремал, но это был мучительный сон, он ворочался, потому, что его мучали кошмары.