***
Наконец-то поднявшуюся до прекрасных минус девяноста пяти температуру на станции встретили восторженными стонами. Пытка бездельем заканчивалась. На огромной температурной карте, которую метеорологи соорудили из подручных материалов и повесили в кают-компании, кривая поползла вверх, радуя каждой десятой долей градуса. На девяноста четырех жители Бирюзы уже готовы были штурмовать главный выход, однако начальник станции запер его личной подписью и безжалостно приказал ждать, пока на термометрах не появится успокаивающее лично Конрада Нвачуку число девяносто. Если бы полюсникам разрешили использовать ядерную бомбу для срочного подогрева Хиюмы на недостающие градусы, они бы без сомнения это сделали. Андор мельтешил повсюду, умудряясь оказаться одновременно в нескольких местах, и везде страстно трубил о грядущем воссоединении с ненаглядной буровой. Расаки проверял запас зондов, Магаши объединился с Каджином, твердо намереваясь продолжить работу с единственным найденным в округе станции выходом породы на поверхность. По мнению Магаши, это была одна из гор, на которых покоился ледяной панцирь. Каджин тоже имел свои соображения и туманно обещал совершить великое открытие, которое поднимет исследования вечной мерзлоты на небывалую доселе высоту. Дженго успел поссориться с Нгангой, доказывая тому, что актинометрия должна уступить дорогу ионометрии. Бела содрогался, представляя, сколько ему придется выполнять работы, когда истосковавшиеся ученые запустят свои форпосты на полную катушку. Даже Марайя взбодрился и при всех поклялся разделаться с проклятой грибницей, чтобы доказать примат интеллекта над прочими звеньями пищевой цепочки. Вьеран готовил подобающую случаю светограмму. – Только не пиши, что мы приступаем к работе «с неслыханным энтузиазмом», – наставлял Лимба. – «Не щадя своих сил и с огромным трудовым подъемом», – согласился Кьяга. – И что у нас «мужественные подбородки», – вспомнил Лимба. – А то я такого однажды тут натерпелся, эйш... Вон, гидрологи тогда только устанавливали новый бур с этими их фрезами, тут весной корреспонденты торчали, и накатали такое, эйш, что стыдно было смотреть друг на друга. – Йоу, зря беспокоитесь, братья, – отзывчиво сказал Вьеран. – Все осколки вашей репутации я уже аккуратно собрал в мешок. Первым на дело выпустили «ходока» – УЗОшку-пустышку, набитую чем попало. Чираута предлагал камбузные отходы, но подобное святотатство было с возмущением всеми отвергнуто. УЗОшка, прицепленная на тросик, шлепнулась на заснеженный лед, створы закрылись, и сбежавшиеся в док полюсники уставились на маленький экран с глубоким трепетом. — О, дайте, дайте мне бинокль! – застонал Андор. – Три морса за бинокль! Прошло две минуты при полном отсутствии морса. – Ну, поднимаю, – сказал Тонга и жамкнул кнопку лебедки. Трос натужно заскрипел, преодолевая сковавший его холод, и с совсем уже мучительным скрежетом начал втягиваться в нутро станции, утаскивая за собой УЗОшку. – Отключить бустеры, – скомандовал Тонга. – Отключаю, – рапортовал Бела. Присутствующие лихорадочно натянули капюшоны и привычными движениями обмотались в шарфы-изоляторы. Створы медленно разошлись, в док хлынул неимоверный мороз. И все-таки Беле показалось, что он намного теплее, чем тот, в котором они потеряли столько всего. УЗОшку втащили в док, и к ней рыбой метнулся Марайя. – Куда, мозги мартышки? – взревел Конрад. – Гнется! – ликующе завопил гляциобиолог. – Хей, йоу, смотрите, гнется! Айоба! Легко поднял рукав УЗОшки и замахал мягкой перчаткой, словно приветствуя участников олимпийского марафона. – Вездеход! – заголосил Андор. – Выдайте вездеход науке! Наука желает ехать на свой форпост немедленно! – Какая это наука, дырки во льду бурить? – немедленно встал на дыбы Дженго. – Смех и гиеньи какашки! Уступите дорогу! Оскорбленные гидрологи немедленно собрались в группу, чтобы объяснить, кто кому должен на Хиюме. – Всем молчать, господа полюсники! – вновь повысил голос Конрад. – Не то еду сменим на сухпаек! Столь чудовищная угроза заставила всех опасливо заткнуться. – Первыми идут те, кто разбирается во льдах! – распорядился Конрад. – Я? – вскукарекнул Марайя. – Смело, — похвалил Конрад. — Выйдите вперед, Лавуш, покажитесь господам ученым, чтобы знали, с кем советоваться. Вот она наша гордость: с отличием окончил университет, любит читать, препарировать микробов и перебивать старших по научному званию. Словом, далеко пойдет. Господа ученые злобно захихикали, гляциобиолог стыдливо отступил. Счастливчики, имеющие соответствующую специальность, деловито застегивали все застежки и проверяли УЗОшки на наличие дырок. Бела ревниво попробовал было изгнать Тонгу, ссылаясь на потертость в коленных сгибах его костюма, но электромеханик хладнокровно достал изолирующую ленту и тут же при всех провел быструю реконструкцию. – А всех, желающих тут же приступить к работе, я попрошу подать объяснительные записки, – жизнеутверждающе сказал Конрад. Андор выхватил планшет и принялся яростно в нем чиркать. Сбившиеся в одно с ним стадо гидрологи тыкали в планшет и шумно подсказывали. Расаки хлопнул себя по карманам, всплеснул руками, выдернул из-за пазухи сувенирный блокнот с не менее сувенирной ручкой, точно так же демонстративно его распахнул и начал метать туда буквы. Остальные желающие, не подготовившиеся к мероприятию, шумной толпой дернули на выход – искать первый подходящий терминал, на котором можно отметиться. Такой дружный топот ног Бела последний раз слышал на семинаре по методологии открытой сварки, когда слушатели, сшибая друг друга, неслись в гардероб. – Во, бвана! – Расаки подскочил к начальнику станции, вырвал листок и с торжествующим лицом протянул. Андор, оставшийся в дураках, заматерился. – Так, что тут, ага, – Конрад сделал вид, что близоруко всматривается в листок. – Поразительный вы народ, вот как юристам выдайте кошмарное убийство, так вам обязательно дай разрешение принести себя в жертву науке. – Конечно, – сияя, согласился Расаки. – Зонды ждут, йоу! – Внесите коррективы, бвана, – Конрад вернул листок. – Количество зондов не указано. Андор с торжествующим воем вырвался вперед, стряхивая на поверженного конкурента мусор с задних лап. Через час вернулась экспедиция, успевшая обкатить все форпосты. Довольные, местами обмороженные и исполненные оптимизма путешественники сообщили, что лед стабилен, а там, где он нестабилен, они накидали вешек с радиометками. Выстроившиеся в очередь согласно одобренным докладным полюсники тарабанили по настилу в доке копытами и алчно посматривали на шесть легких вездеходов, которые Бела с Тонгой аккуратно выкатили из теплых боксов. Между различными научными направлениями уже состоялось три войны и родилось несколько коалиций, и в итоге полюсники даже сами составили план перемещений, чтобы по максимуму учесть интересы всех присутствующих. Три тяжелых вездехода разделили по графику. – Давайте-давайте, – напутствовал доктор Кечавай. – Согласно моей жизненной философии кто-нибудь из вас обязан принести на граблях какое-нибудь повреждение организма. Не говоря уже о том, что почти каждый – носитель еще не вырезанного аппендикса. Так что в перспективе я вижу вас на своем операционном столе. – Провалившихся под лед лечить не будем, – заржал Магаши. – Сами дураки! – А как узнать, держит ли лед или еще нет? – с детской простотой осведомился присутствующий в исторический момент Вьеран. Светограммщик из главного купола не вылезал, объясняя это ненавистью к холоду во всех его проявлениях. После первой же прогулки еще на Рубине он подхватил неистовой мощи насморк и утешал сердце доку Кечаваю еще две полных недели. – Понимаешь, друг, тут все просто, – серьезно сказал Магаши. – Если ты только по пояс в безвестности, значит, лед еще держит, а если по уши, то с полной определенностью – уже нет. Проверив и перепроверив вездеходы, механики дали добро. Ученые стартовали со скоростью людей, забывших выключить дома электрогриль. В мгновение ока в доке остались только механики, док, Вьеран и начальник станции. – Отлично, – вздохнул Конрад. – Хотелось бы иметь более точные погодные прогнозы, да спросить не с кого. Метеорологи предусмотрительно сбежали вместе с Расаки. – А форпосты перетаскивать будем, э? – уточнил Тонга. Конрад вздохнул опять. – Перетащишь их, эйш, – тоже вздохнул Бела. – Я им столько оборудования настраивал, что они теперь там поселятся, но ни один форпост с места сдвинуть не дадут. – Плохо это для нас кончится, – опять напророчил док. – А знаете почему? На него дружно уставились четыре пары любопытствующих глаз. – Потому что кто-то их должен кормить, – сказал док. Механики дружно содрогнулись. Вьеран остался невозмутим, как носитель дипломатического иммунитета. Начальник станции тоже излучал уверенность в том, что он к этому процессу никакого отношения иметь не будет. И, словно демоны ему нашептали, на входе в док сразу же нарисовался яут. – Почто обеденный час пропускать? – громогласно осведомился он. – Эпидемия? Бунт? Механики содрогнулись второй раз. Даже Конрад немножко занервничал. Док тут же сделал вид, что берет анализ у Вьерана, для чего насильно открыл тому пасть. Светограммщик негодующе замычал. – Скрывать фу, – угрожающе сказал Чираута. – Уехали все, – взял на себя огонь Конрад. – Бвана Чираута, я же делал объявление, что будет пробный выход, температура поднялась. От этого объяснения несло такими оправданиями, что Бела улыбнулся. Чираута задумался, приставив коготь к подбородку. Чуть раздвинутые клыки шевелились. Док, судя по всему, приступил к глубокому изучению коренных зубов Вьерана. – Надолго? – наконец спросил яут. Конрад развел руками. Бела почувствовал, что пора вмешаться. – На несколько часов, друг, – смело сказал он. – Приедут на форпосты, увидят, что все померзло. Запустят разморозку, попрыгают от нетерпения, потом поймут, что в автономке все это будет разворачиваться часа четыре. Самые нервные сбегут сразу. Так что не бойся, друг, дежурство над колыбелью не прервется. Шеф-повар пошевелил клыками. С самовольно установленным полюсниками графиком посещений ему пришлось смириться. Дорожка, протоптанная в камбуз, не зарастала. Док наведывался туда с градусником и пробирками для анализов, радиометристы установили несколько счетчиков, Магаши принес доисторический камешек интересной формы – «Для развития мелкой моторики!» – а Андор лишился одной из своих ленточек, которую неожиданно проснувшийся младенец вырвал у него вместе с клоком волос. – Решено, – возвестил Чираута, так что в доке отдалось легкое эхо. – Выдавать мне транспортное средство, я обеспечивать доставку! Йо-оу! Плечи дока дрогнули, словно от сдерживаемого смеха. Бела метнул в него взгляд, который, в металлическом эквиваленте, мог бы сильно попортить доку здоровье. Увы, к метаниям вещей столь нематериальных, как чьи-то там взгляды, у Кечавая был иммунитет. – Нда, – сказал Конрад. – Учитывая то, как весело мы отцепились, проблема транспортировки людей и прочего встает нам поперек горла. Эйш. Бела на секунду вообразил, как теперь выглядит главный купол со стороны, с втянувшимися хоботками переходных коридоров. Очень походило на печальную амебу с оторванными ножками. – Ну двести метров же, э, – пожал плечами Тонга. – Натянем леера, вешки поставим. Пусть ходят! – А вездеходы отберем, – оживился Бела. – Нечего тратить батареи, верно, бвана Нвачуку? Кто хочет делать науку, будет ее делать даже пешком. – Айоба, – потер руки Тонга. – Я за! – Транспорт! – взревел Чираута. – Нету у нас транспорта, мафута! – гаркнул Бела в ответ. – Все раздали! – Хонр-рад! – опять заревел Чираута. Доктор Кечавай закрыл пасть светограммщика, нажав тому на макушку и на челюсть, и сложил руки на груди, сурово нахмурив брови. Вьеран потряс головой, рассыпая косицы, и нахмурился. Получилось, что яут стоит один напротив пятерых людей, выстроившихся едва ли не плечом к плечу. – Бвана Чираута, прошу вернуться на камбуз, – вежливо и с прохладцей сказал начальник станции. – И реорганизовать несостоявшийся обед в упакованный и готовый к употреблению полдник. На пятерых человек обеденные порции оставить. Мы подойдем через пятнадцать минут. Чираута раззявил пасть, пошевелил клыками, сощурился и сморщился так, что стал похож на ожившую зернодробилку – а потом круто развернулся и прошествовал к выходу. Ненормально широкие плечи раскачивались, точно яут топал по морской палубе. Дверь закрылась с привычным тихим звуком, и Бела подумал, что Чираута непременно бы хлопнул ею со всей дури, если бы мог. – После обеда готовьте лееры, – все тем же тоном сказал Конрад. – До завтра нужно подготовить разметку территории. Тонга внезапно вытянулся и отдал честь. Бела протормозил пару секунд, а потом тоже соорудил нечто среднее между салютом и прикладыванием ладони к глазам. Конрад обвел всех спокойным, чуточку отрешенным взглядом, и краем глаза Бела увидел, что Вьеран даже втянул голову в плечи. – И не забудьте пообедать, – завершил Конрад и первым пошел к выходу, оставив прочих вздыхать с облегчением и переглядываться. Редкие мгновения, когда Конрад проявлял те черты характера, благодаря которым управлял станцией вот уже шестую зимовку, слегка пугали. Бела предпочел бы не встречаться с ними вовсе. И чтобы начальник станции сублимировался только в написании отчетов и выбивании фондов. – Так-то, – сказал док, отряхивая руки. – Страшен бвана Нвачуку, когда необходимо. Марш мыть руки, господа полюсники. Если мы на обед не явимся, нас самих зажарят, как пири-пири.***
Станция вернулась в режим исследовательского полигона и медленно срасталась с отчлененными форпостами. Вместо коридоров перехода образовались трассы, многократно обнесенные дублирующими леерами и частично огороженные монолитно-твердыми блоками снега. Выпиливанием последних развлекались на станции все, кому нечего было делать. Таких незанятых оказалось немного, поэтому снежные брустверы росли медленно. Конрад наконец-то отменил режим уплотнения, и полюсники начали расползаться по своим законным местам. Особенно радовался Эрно, на свою беду вписавшийся в одно жилье с Ирдже. Всем желающим он в красках рассказывал, что ночами в непосредственной близости от койки фотометриста ему снились свирепые ураганы и гул октобусов, а бывало, когда храп достигал апогея, он подпрыгивал на матрасе, как акробат на батуте. Чираута воплотил угрозу в жизнь и, завладев одним из вездеходов на постоянной основе, взялся развозить горячие блюда по форпостам, где ученые в лихорадочной спешке наверстывали зря потраченные недели. Андор со своей бригадой полностью переселился на Форпост-шесть, образовав там, по словам дока, нелепое подобие коммуны, кишащее антисанитарией. Поскольку в одиночку выходить со станции запрещалось по-прежнему, то Чирауту приходилось кому-нибудь да сопровождать. В основном эти тяготы легли на плечи доктора и механиков. Вьеран выезжал всего один раз, после чего устроил забастовку и повторный насморк. Из-за болезни Чираута не пустил его в камбуз, и обидевшийся светограммщик несколько дней изводил станцию трансляцией сморкания и шмыганья по громкой связи. Движение между станцией и форпостами приобретало классический транспортный характер, один раз даже чуть не случилось первое в мире хиюмское ДТП, когда на груженый фуражом вездеход шеф-повара выскочил верткий «Хамелеон» под управлением Кирабо. Устраивать разборки посреди морозной пустыни стороны не стали, но при встрече в главном куполе – ору было... В деловой суматохе Бела с трудом выкроил время для поисков экзоскелета только неделю спустя. Тонга всякий раз при виде друга-механика затягивал песню о том, что на Хиюме с ее ужасным климатом, налетающими ниоткуда чудовищными ветрами, обрушивающими тонны снега, нередки случаи уничтожения государственных ценностей путем открытого хранения. Не делая таким образом никаких прямых указаний, но очень многозначительно намекая. В конце концов с благословения начальника станции маршрут до потерянного добра был составлен и начальником же утвержден. Обнаружив в транспортном листе внезапное и вопиющее изъятие легкого вездехода номер шесть на четыре часа каких-то «экспедиционных работ» полюсники тут же подняли крик о нечестном распределении ресурсов. – Зонды висят, э! – возмущался Расаки. – Гелиофизика страдает, друг! – вторил Нганга. – Магнитные поля возмущены и я с ними! – поддерживал Эрно. Где-то на заднем плане стенал Марайя, удивительным образом планировавший именно в это время и на этом вездеходе вырваться в безбрежную ледяную пустоту Хиюмы, чтобы в который раз изучить там вопрос наличия микробов. – Все по закону, братья! – Бела распихивал по карманам бутерброды: Чираута настропалился делать походно-пищевые пайки подходящего размера. – Вопрос согласован с начальством, нзури-нзури! – Так может я присоединюсь? – страстно поинтересовался Марайя, хватаясь за лежащий на столе последний бутерброд. – Банан вам в задницу! – Бела выхватил у него пищеприпас. – Тебя в ведомости нет, друг. – А кто там есть? – Нганга упер руки в бока. Дверь кают-компании как по заказу дрогнула и впустила знакомую фигуру. – Почто шум и гам? – осведомился Чираута, с ног до головы замотанный в синтетические меха и телогрей. – Почто ты, Белья, тормоз, как неисправный механизм? Жопа приклеить к креслу? – Во, – торжествующе аргументировал Бела и запихнул вылезшие на лицо косицы обратно в капюшон. – В экспедицию мы с бваной Чираутой направимся вдвоем, как специалисты по вытаскиванию жоп из кресла и техники изо льда. – С каких пор? – с подозрением спросил Нганга. – С давних, – отрезал Бела. – Главное, проваливаться недалеко от станция, – ощерился Чираута и похлопал себя по груди. – Не любитель бегать большой кросс. – Спектроуловителя на вас нет, – уныло сказал Нганга. Бела попытался было отстоять своё право проваливаться в любую трещину вне зависимости от ее отдаленности, но Чираута проявил глухоту к нуждам молодого организма и оповестил всех, что как только он вернется, на камбузе будет большой праздник. – Находить запас консерванта, – сказал он. – Надо резать. – Бвана Чираута, а кто в это время за великим наследником присматривать будет? – сладким голосом спросил Нганга. – Великий наследник спать, – сказал Чираута. – Твоя попытка обхитрить великий воин смехотворна. Голова кусать. После чего все возмущавшиеся тут же испарились. Маршрут до места потери прошли без проблем. Бела вел вездеход медленно, вглядываясь сквозь постоянно запотевающий пластик в белый, ужасающе плоский ландшафт. Снимать полумаску категорически запрещалось правилами безопасности, а смотреть сквозь нее было сущим мучением. Из-за огромной разницы температур между живым человеком и ледяным безмолвием даже продвинутые материалы, из которых клепались щитки для скафандров, подергивались пленочкой влаги. В свое время перепробовали и модели с подогревом, и с автопротиркой, и с хитрой системой вентиляции, выводимой чуть ли не в задницу. Все это было неудобно, ненадежно – и в конце концов оскорбляло гордость полюсника, превращая его не в хозяина природы, а в жалкого гостя. Поэтому маски дружно закрепляли в полуопущенном состоянии, взамен получая обмороженные физиономии и болящие глаза. Док ругался и прописывал капли, требуя больше не приходить к нему со столь пошлыми проблемами. Остановившись в расчетной точке, Бела для проверки коснулся пояса с термоэлементами, перещелкнул третий туда-сюда, убедился, что все работает, и почувствовал, как качнулась устойчивая машина, когда с нее слез яут. Хоть и сбросивший брюхо, он все равно весил килограмм за сто пятьдесят. Бела осторожно вдохнул и тоже слез. Выключать двигатель не стал – опасно это было, в любой момент что-нибудь внутри смерзнется, и каюк дорогому во всех смыслах транспорту. Трещину замело, снег успел неоднократно схватиться, и расстилающееся перед ними белое полотно выглядело идеально цельным. Нарушало эту выхолощенную идеальность только маячившее впереди безобразие: словно небесный повар нарезал винегрет и швырнул его щедрой горстью на лед. Винегрет замерз, покрылся белой коркой, но форму сохранил. Кубики, шарики, сферы, острые кусочки – все это холодно поблескивало вдалеке. Чираута присел на корточки и ткнул когтем в снег. От его фигуры, как и от Белы, ложилась мрачная тень. Над головами еле заметно просвечивало сине-зеленое нечто. Бледное подобие полюсного сияния, которое, по словам ребят с Рубина, выглядело потрясающе. Здесь, на полюсе холода, совмещенном с географическим, природа Иринги красот не допускала. Одно успокаивало: ненависть к сиянию светограммщиков, которые относились к нему, как аграрий к синь-траве – красиво, но вредно неимоверно. Полюсное сияние совокупно с проблемами озонового слоя создавало для светограмм многочисленные помехи. Вследствие чего Бела вместе со светограмщиками отныне терпеть его не мог и рассказывать про него совершенно никому не хотел. Тем более в такой ситуации преступно было бы жалеть, что не увидел полыхающие фонтаны потусторонних цветов, и думать надо было в правильном направлении: хорошо бы вообще никакого сияния не было. – Бе-елья. На морозе голос Чирауты тоже превратился в шипение. Бела вернулся из глубин упоенной критики полюсного сияния к реальности. – Ага, – буркнул он в шарф. – Хреново. – Я не виш-шдеть сквос-сь лед. Холодно. – С-сейчас. Мороз отбивал охоту говорить подолгу. Особенно после двух выдающихся столкновений со свирепым нравом Хиюмы. Теперь хотелось беречь каждый вздох и каждый звук. Мало ли... Что именно «мало ли» Бела предпочел не додумывать. Стащив с вездехода металлоискатель, весивший, казалось, целую тонну, он опустил широкий диск на снег – и тот отдался безжизненным скрипом, – а потом с натугой вдавил большую резиновую кнопку. Почему-то считалось, что на Хиюму легкие эргономичные приборы поставлять нельзя. Вместе с полюсниками приезжали огромные бандуры, в которых прочности отдавалось даже больше, чем действительной полезности. Вот и здесь – вместо полноценной объемной светомодели металлоискатель включил экранчик и начал быстро рисовать схематичное изображение окружающего ландшафта с пробоем на три метра вглубь. Бела с таким же усилием повернул регулятор глубины: в трещину он тогда провалился от силы на метр-полтора, если посчитать громоздкость костюма. Охват площади на экране сразу стал больше, масштаб уменьшился. Бела попробовал толкнуть агрегатину вперед, но металлоискатель точно приклеился. Тогда Бела потянул назад – и инструмент неохотно сдвинулся с места. Пятясь, обливаясь потом в нагретой УЗОшке и одновременно страшно замерзая лицом, Бела двинулся вокруг вездехода, всматриваясь в экран. Долго ходить не пришлось. Радар засек посторонние металлические вкрапления. Чираута, неотступно следовавший рядом, поднял палец. Бела кивнул. Яут приставил ладонь к морде, вглядываясь в пустыню. Потом слегка толкнул Белу локтем, явно оттесняя от металлоискателя. Бела с удовольствием уступил. Широкие ладони в смешных толстых перчатках – и опять наружу торчали когти – сомкнулись на рукоятях, Чираута чуть наклонился, и металлоискатель заскользил вперед, оставляя на недовольно взвизгивающем снегу полосу. Бела уселся на вездеход, физически чувствуя, как УЗОшка вступает в бой с морозом, не позволяя холоду вцепиться механику Шербану в задницу, перевел скорость на самую малую и аккуратно двинул следом за Чираутой. Костюм, конечно, можно было не забирать. Что только не бросали на Хиюме, особенно в первые пару лет освоения. Громада ледяного материка поглощала любую оставшуюся без присмотра технику в мгновение ока. Наверное, если в будущем по велению климатических изменений Хиюма растает, то на новом континенте образуется свалка истории. Но сейчас попытаться все же стоило. Поскольку за расход оборудования для транспортировки Конраду пришлось бы отчитываться, а в последнее время, когда на нейтральную Хиюму предъявлялось все больше претензий и предложений поделить и распилить, любая деталь могла оказаться фатальной. Да и перед Тонгой стыдно было. Пару раз, явившись в гости, Бела уже пытался «раскаяться» в душевой, но оба вышли неудачными: механики были так измотаны, что вялая помывка спин друг другу никаких ответных реакций в уставших организмах не вызвала. – Шмотреть, – позвал Чираута. Бела встрепенулся, тормознул и приподнялся на подножках. Само собой, ничего не увидел, кроме снега и широкой спины шеф-повара. Незакрытые дредлоки лежали на спине смерзшимися палками. – Шильно с-самело? – Не шлишком. Бела постарался не улыбнуться шепелявому обмену репликами – губу было жалко. Он послал вездеход вперед, обогнул Чирауту и начал сдавать задом, пристраиваясь к месту захоронения костюма замечательной врубовой пилой, венчавшей корму вездехода. – Штоять, – скомандовал Чираута. – Еще правее двихашшься. Поманеврировав полминуты, Бела занял нужную позицию. От обычного перед ответственной работой волнения грудь опять сдавило, мучительно застучало в висках и захотелось сорвать шарф, чтобы наконец-то глотнуть воздуха. Чираута отошел в сторону и повелительно махнул рукой. Бела перещелкнул тумблер на самодельном пульте. Пила загудела, разогреваясь. Бела считал секунды: десять, двадцать, сорок, шестьдесят... Потом толкнул следующий рычажок, и пила пошла вниз. Коснулась снега и льда, взвыла и начала вгрызаться в смерзшиеся слои. Чираута взялся выхаживать круги, с обидной легкостью таская за собой металлоискатель. Бела уселся на широком сиденье поудобнее, опять опустил маску, тут же запотевшую, и сквозь нее попытался рассмотреть, как работает пила. Не успел он заскучать, как яут зашипел и махнул рукой, указывая на металлоискатель. Бела остановил работу пилы и вслушался в ценные указания по передвижению себя вместе с вездеходом в следующую точку приложения сил. Выпиленный параллелепипед, в котором скрывался костюм, лежал перед вездеходом, как огромный могильный камень. Бела не выдержал, слез с машины и обошел глыбу со всех сторон. Смотрелась она не очень-то подъемной. – Попробуем, эйш, – с сомнением сказал он. – Ну... И снова не стал договаривать, оберегая дыхание. Объяснять Чирауте принцип действия термокрюков не пришлось. Совместными усилиями они вогнали якоря глубоко в монолит, чуть приплавили лед вокруг места крепления и опять устроились ждать. Чираута расселся на вездеходе боком, заняв все сиденье, и выразительно похлопал себя по коленям, предлагая Беле устраиваться. В вымороженной местности было не до сантиментов, и предложением Бела воспользовался незамедлительно. Чираута обхватил его обеими руками, водрузил тяжелую башку на макушку механику и негромко заворчал. Может, медитировал, а может, таким хитрым образом согревался. Момент был очень подходящий, чтобы подкатить с вопросом о природе костюма, в котором яут поборолся с целой станцией, или уточнить, как все-таки заводятся дети в великих воинах, но ледяной пересушенный воздух, впивавшийся в ноздри и гортань при каждом вдохе, делал эти идеи малопривлекательными. Вместо этого Бела принялся мысленно перебирать график технического обслуживания. С Большой земли опять подкинули пачку документации, которую следовало в темпе изучить, чтобы поддерживать изолированные посты в рабочем состоянии. Бела покосился в сторону станции. Надежный купол, обметенный инеем, поблескивал сигнальными маячками. Форпосты издалека тоже сияли призрачными огоньками. Диковинный город посреди почти вечной ночи. Таймер термокрюков тихонько пиликнул. Чираута передернулся и разжал руки. Бела почуял, что сейчас ему дадут коленом под зад и поторопился спрыгнуть сам. Чираута развернулся и взялся за руль. Бела открыл было рот, как вездеход взревел, исторг сноп пара и пополз вперед. Тросы рывком натянулись, захрустели, и Бела услышал, как лопаются тонкие сверхпрочные жилки, из которых сплетен канат, способный буксировать станцию. – Штой! Чираута его не услышал, Бела метнулся вперед и яростно замахал руками, пыхтя в шарф. Чираута сбавил обороты и наклонил голову к плечу. – Медленнее! – приказал Бела. – Порвеш-шь! Хренов монолит, похоже, успел склеиться со снегом. Чираута повторил попытку, и Бела, присев на корточки, убедился в правильности предположения. Вернувшись к водителю, он вновь махнул рукой и показал, что двигатель надо заглушить. – Шмержшя! – Што? – Примерж! Яут пару секунд сидел неподвижно, затем развернулся и слез с вездехода. Подошел к монолиту, присел, постучал по нему и раздраженно зарычал. Клубы пара от его дыхания напоминали клубы от вездехода. – Глупая штанция! – Тебя не звали, мафута, – обиделся Бела. В итоге с костюмом провозились все два часа. Пошла в ход пила, канистра горючки, которую обязательно прикручивали к каждому вездеходу – Конрад считал, что даже там, где все на батарейках, теньяра лишней не будет – и много мысленных матюгов. Впрочем, Чираута ругаться вслух не стеснялся, явно не боясь отморозить свои яутские бронхи. В итоге подточенная, обгрызенная и частично оплавленная глыба все-таки сдвинулась с места. Бела, совершенно вымотанный, занял позицию за рулем, а шеф-повар топал за глыбой, словно воображал, что в нужный момент сможет ее подтолкнуть. Опять пошла кровь носом, но тут же замерзла на горящем от холода лице. Бела болезненно моргал: маску из-за малой скорости он опускать не стал, но даже легчайшее движение воздуха вызывало боль в воспаленных от сухости глазах. К моменту, когда процессия добралась до Бирюзы, Бела успел в четыреста тридцатый раз пообещать себе, что больше в жизни на зимовку не поедет. Только умеренные широты. Желательно у Марутанского моря, где влажность девяносто пять процентов. Или в Каполу! Там туманы и сезон дождей четыреста дней в году. Из четырехсот тридцати. Обалдеть. Титаническое пузо станции надвинулось на них, отгородив от прозрачного и невозможно морозного неба. Плотно закрытые створы опять успели обледенеть, а ветер снес все следы от неутомимо прибывающих-отбывающих вездеходов. Только вешки торчали, упорно не склоняя свои титановые головы. Бела притормозил, вездеход прополз еще несколько метров, и наконец глыба встала. Наверняка тут же начала примораживаться, но в доке имелись лебедки, которым по зубам был и небольшой октобус, что уж говорить о каком-то костюме. Чираута вылез в поле зрения и оперся на руль так, что оказался с Белой нос к носу. – Ты ше ломать ноги, да? – Шо? – Трещ-щина. Ломать костюм? – Угу. Бела уже отправил запрос на открытие створов и нетерпеливо косился вверх. – С-странно, – сказал яут. – Не шломанное. – Шо? – опять повторил Бела, в большей степени занятый тем, что меж створов наконец-то появилась щелка, сквозь которую ощутимо струился прекрасный теплый воздух. Градусов под минус тридцать. – Ноги коштюма, – сказал яут. – Не виж-ждеть шломанное. Бела машинально пожал плечами. В карманах кирпичами лежали бутерброды, с которыми через двадцать минут надо было выезжать на Форпост-шесть, где томились гидрологи. – Нсури-нсури. Тонга обрадуетс-ся. Створы распахнулись. Тонга, подоспевший на заранее отправленное сообщение, приветливо помахал рукой. Черные косицы мигом побелели, когда разница температур запустила привычный ураган пара и изморози. Из затянувшего шлюз облака со скрипом начал спускаться трос лебедки, следом второй, третий и четвертый. Параллелепипед, водруженный посреди дока, выглядел, как редкий артефакт, запечатанный в многовековую гробницу. Впрочем, жить гробнице оставалось недолго: безо всякого трепета электромеханик направил на нее поток с термобустера. До этого он на радостях пытался с параллелепипедом обниматься до полного примерзания, но Чираута вовремя его оттащил. Бела, пользуясь моментом, торопливо грыз бутерброд. Пообедать он планировал на Форпосте-шесть, но от работы на свежем воздухе желудок взбунтовался и потребовал калорий прямо сию секунду. – У-у, родимый мой, потоптанный всякими станциями, – приговаривал Тонга, изящно стоя в луже. – Я тебя отремонтирую харака-харака, будешь как новенький, э! – Не забудь разобрать на запчасти, – советовал Бела. – Я сам разберусь! – А себя на запчасти не надо, друг! – Да иди ты! А... А это что? Слой льда стремительно истончался, и сквозь безжизненную синеву начали проступать контуры. Бела хотел бы сказать – знакомые, но они таковыми не являлись. – Я говорить – ноги видеть сломаны не, – заметил Чираута. Бела проглотил остатки застрявшего во рту бутерброда и машинально запихал недоеденный огрызок в карман. – Вы что мне привезли, эйш? – потрясенно спросил Тонга. – Откуда это вообще, эйш? Из-подо льда обнажался непримиримо сияющий сталью корпус. Шестиугольные пластины, собранные в прочную сотовую вязь, обтекали нечто, до одури напоминающее свернувшуюся калачиком фигуру. Все пропорции были перекошены, гротескно изменены, точно некий эмбрион мутировал и умер, не в силах противостоять страшной деформации. Лед таял все быстрее, и наконец сияющая болванка опустилась в разлившееся по дну дока неглубокое море. – Ничего не понимаю, эйш, – сказал Бела. – Мы ж копали там, где костюм застрял. Чираута? – Там, там, – кивнул яут и тоже ступил в лужу. – Но накопать не то. – Я вижу, что не то! – повысил голос Бела. – Чираута, ты не видел, что это не наш костюм? – Видеть только контур разности со льдом, – оскалился яут. – Я не сканер, тупая жопа! – Что это вообще, эйш? – отмер Тонга. – Кто-то потерять, – высказал ценную мысль шеф-повар. – Не мы. – Откуда такая уверенность? Штука выглядела настолько странно, что первая пришедшая мысль – она не местного происхождения. В смысле, не люди ее делали. Слишком все... пугающе. И слишком чистая и гладкая броня после того, как пробыла во льду хрен знает сколько времени. – Я знать все наши модели, – высокомерно сказал яут. – Мы не производить, фу. – Наверное, какая-нибудь другая цивилизация, э, – с сомнением протянул Тонга. – Летели-летели и уронили... – Ага, через окошечко вывалилось, – ядовито сказал Бела. – Надо Конраду... Последние капли влаги испарились с пластинок, и что-то внутри находки громко щелкнуло. Чираута отпрыгнул в сторону, прихватив с собой Тонгу. Электромеханик задушено охнул и чуть не потерял равновесие, когда яут встал на ноги за пределами лужи. Бела быстро попятился. Стыки шестиугольников мгновенно налились четким оранжевым светом. Бела затаил дыхание. В разом опустевшей голове мелькнуло длинное и недоброе слово «самоликвидация», после чего шестиугольники снова погасли. – Гиеньи какашки, – прошептал Тонга. – Подозрительно, фу, - согласился яут. В доке царила тишина, сотканная из привычных, невоспринимаемых звуков: гул термобустера, движение механизмов, упрятанных за толстыми стенами, равномерное пиликанье ресивера спутниковой передачи. Именно пиликанье привлекло внимание – Бела покосился на монитор и увидел, что всегда ровная линия сигнала буквально разорвана всплесками помех. Впрочем линия уже ползла дальше, безмятежно вычерчивая бесконечный пиксельный вектор, устремленный в светлое будущее. – Конраду надо показать, – хрипло сказал Бела. – Выкопали на свою голову, эйш. Срочно приглашенный в док начальник станции трижды обошел неведомую хрень, явно что-то вычисляя в уме. Механики следили за ним голодными глазами, Чираута отсутствующе ковырялся в наручном терминале. На памяти Белы шеф-повар открывал его полтора раза, и чем заканчивалось пристальное изучение красных закорючек на крохотном экранчике – понять не удалось ни в одном случае. – Ясно, что ничего не ясно, – вынес резюме Конрад. – Вы, случаем, экзоскелет не обклеили фольгой, чтобы посмеяться над старым больным человеком, э? Чираута презрительно фыркнул, заглушив поубавленные обороты термобустера, механики негодующе загалдели, что уж им бы такая идея в голову бы не пришла. – Конечно, – сказал Конрад. – Не далее, чем вчера кто-то наклеил на спектроуловитель пленку с фальшивыми данными. Впавших в безумие риометриста и прочих пришлось останавливать насильственными методами. – Это не мы! – хором возмутились механики. – Останавливали не вы, а вот кто клеил... Конрад поднял руку, сдерживая готовое вот-вот хлынуть цунами протеста. Чираута захлопнул терминал и опять влез в лужу. Подобрался ближе, бесстрашно провел когтем по шестиугольникам и фыркнул опять. – Знать производителя не, – изрек он. – К тому же не видеть внутри оболочка пустот. Следовательно, это не костюм. Глупый вид искусств? – Давайте-ка вот что, – Конрад потер гладко выбритый подбородок. – Изо льда это взято, во льду и будет покоиться. Используем шестой морозильник, он сейчас пустой. Панируйте его обратно в лед. – Изучить бы, э, – сладострастно вздохнул Тонга. – Не хочу я, чтобы в процессе изучения у нас тут генераторы накрылись или еще что-то подобное, – терпеливо сказал начальник станции. – Заберем на Рубин после зимовки, там хоть не грозит померзнуть в случае чего. – Опять секрет великий хранить? – осведомился яут. – Именно. Поняв, что без него заниматься великими открытиями не будут, Бела достал из кармана огрызок, радостно сожрал и взялся седлать вездеход заново. Предстояло морозить жопу, поскольку тяжелые вездеходы с кабинами разобрали давно и с концами. – Куда ехать? – прицепился яут. – Да, и почему мне не помогать, э, друг? – поддакнул Тонга. – Вот друг другу и помогайте, – Бела застегнул УЗОшку и обмотался шарфом. – А меня Андор с компанией ждут не дождутся. Хей, йоу. Тонга тут же сделал постное лицо и послал до крайности официальный воздушный поцелуй. Иметь дело с буровым оборудованием гидрологов ему страшно не хотелось. Пользуясь любой оказией, он передоговаривался с Белой, лишь бы не тащиться на Форпост-шесть и не выслушивать там истории о том, как гидрогелевый раствор плохо проходит сквозь лед, потому что буровую надо улучшить, починить, изменить и так далее. – Проверять, что они там жрать, – потребовал Чираута. – Скрываться от меня преступно, нарушать режим питания смертельно наказуемо. Если ты видеть, что они жрать сухпаек, докладывать мне, и я принимать меры. – Нзури-нзури, мафута, – весело пообещал Бела. Тонга уже облепил подозрительную находку черной пленкой, сунул шланг насоса в лужу и начал деловито поливать кокон водой. Створы пошли вниз, впуская лучшего помощника при закатывании чего угодно в слои льда – восьмидесятиградусный мороз. Двери стремительно разъехались, и сквозь мембрану прорвался взъерошенный Каджин. – Джамбо! Я не опоздал?! Бела-акха! Запас теплого воздуха кончился, и мерзлотовед разразился кашлем. Едва не уронив длинные оранжевые тубусы, он перхал до тех пор, пока к нему не двинулся Чираута. Видимо, разглядев, как надвигается на него громада яута, Каджин выпрямился и с отчетливо видимым усилием воли сглотнул. – Прос-стите, – прохрипел он. – Переволновался... – Езжайте и все проконтролируйте, – велел Конрад, натягивая шарф по самые глаза.***
Немного попетляв в обход свежеобразовавшихся заносов, возникших по причине потепления, Бела добрался до форпоста, где над входом было нацарапано «В храм нау...и без бахил не вх...ть!» – часть букв уже смыло жестким ветром, несущим мелкий, сухой и царапучий снег. Пришлось поискать место для парковки, чтобы по возвращении не обнаружить вездеход надежно похороненным под парой тонн бело-голубого безобразия. Каджин держался за пояс механика, уткнувшись толстым слоем шарфа Беле в загривок, и вопросов не задавал. Хоть и потеплело, но ветер резал острой бритвой. – Эй, йоу, – вызвал Бела по коротковолновой. – Открывайте, пиг-хмеи, тигры пришли. С форпоста не ответили. Чувствуя, как замерзает нос, Бела матернулся и пригрозил, что сейчас уедет. Каджин сочувствующе сопел. На той стороне все еще не отзывались. Чуть не плюнув в шарф с досады, Бела спешился и полез в багажник вездехода – в кейсе с минимальным походным инструментом валялась связка ключ-карточек. Замызганная, вечно оказывавшаяся на самом дне и извалянная в смазке. В перчатках вся эта возня получалась дико неудобной, и на всякий случай Бела матюгнулся в переговорник еще раз. – Кто это там вопит? – неожиданно откликнулись из аппарата. – Посторонний, не занимайте частоту хиюмской станции! – Сам ты пошторонний, эйш! – зашипел Бела. – Открывай ш-шиво! – Айна, Бела, ты ли это? – ненатурально удивился собеседник. – Что же ты стесняешься у порога, въезжай в гости, друг! Вездеход бери с собой, мы разобрали ангар. – Хоть што-то полес-сное, – пробурчал Бела, плюхаясь обратно, и переключил двигатель на «малый вперед». Обледеневшие ворота форпоста скрипнули и чудовищно медленно поползли в стороны, разнося снежные перемёты. Гидрологи были заняты чрезвычайно важным делом: рубили смерзшиеся в большие комки лимпасы. От ударов куски разлетались по всей выгороженной части сухого дока, и тогда Руга их поднимал, обдувал и бережно укладывал на чистую ветошь, создавая, как приговаривал Андор, «весьма жалкую иллюзию санитарии и гигиены». – Рабочие руки! – обрадовался Кирабо, откидывая косицы со лба. – Йоу, чомми, идем к нам! – Я приехал за наукой, – категорически отказался Каджин, перехватывая тубусы поудобнее. – Где штрек с минеральным маслом? Мне нужно туда. – Я работаю руками как интеллигент, – тоже отмазался Бела. – Давайте, показывайте, где сегодня у нас запор, я быстренько разберусь и сбегу от вас. – Не любят нас, – патетически сказал Андор. – Из зависти, наверное. Понимают, что только наша группа получит общемировое признание. Гидрологи тут же слаженно загалдели, мол, безусловно, вся Иринга содрогнется и зааплодирует. Бела скептически подумал, что, пожалуй, Иринга содрогнется только если любители бурения докопаются до какой-нибудь точки, после которой Хиюма кракнет и развалится напополам, следом торжественно свалившись в океан. Вот тогда Эферитские пустыни превратятся в цветущие сады, а прогрессивное население Иринги освоит вершины Арктских гор. Во избежание утопания в блеске научных открытий группы Андора. – Кирабо, хватай этого любителя промороженной почвы, – скомандовал Андор. – Веди к штреку и смотри, чтобы он не спер у нас ценные результаты. – Кому интересны эти пробы, – взметнул брови Каджин. – Говорю я вам, высосете пробирку дистиллята и на том ваша наука закончится. – Руга, на тебе бвана Шербан, – проигнорировал его Андор. – И попрошу вернуться побыстрее, чтобы сосредоточиться на лимпасах. Я устал жрать брикеты. В форпосте царил дубак, и сначала Беле казалось, что Руга передергивается от холода, но потом он понял, что это нечто иное. Периодически, через два шага на третий, Руга едва заметно морщился и начинал косолапить. – Эй, друг, ты ногу, что ли, поломал? – А? – Руга обернулся, взмахнув косицами. Криво повязанный грязно-голубой платок-геле сполз ему на бровь. – Ну вон хромаешь весь, дергаешься, – Бела повертел ключом, словно описывая движение неисправного механизма. – А, да не, ноги целы. Жопа! – Где? – Бела нервно попытался всмотреться во все стороны разом. – Да не жопа, а жопа, – засмеялся Руга. – Тьфу, эйш. Короче, жопа ноет, вот и ковыляю. – А-а, – сочувствующе протянул Бела. Подумалось, что Чираута был прав, и нарушенный режим питания приводит к запорам. – Кстати, этого типа сегодня не будет? – словно подслушал Руга. Они повернули и оказались перед маленькой дверью. За ней надсадно бухтела установка, знакомая Беле уже до изжоги. – Кого, Чирауты? Не, вроде, не собирался. – Это хорошо, – Руга вновь передернулся, запихивая чип в дверь. – А то приезжал два дня назад, вот с тех пор жопа и болит! Дверь успела открыться, и последнее слово Руга почти прокричал. Установка действительно требовала внимания. Так громыхать и стонать ей было не положено. Но внезапный пассаж гидролога заставил Белу отвлечься. – В смысле болит, э?! – Так он за чама-чама теперь лезет, мзунгу! Говорит, теперь вся его жизненная сила устремилась в великие свершения! Бела сдавлено хихикнул – настолько жалобный тон гидролога оттенял сказанное. Потом до него дошло. – В смысле чама-чама? Прям натурально, э?! – Натурально, друг! Установка отчаянно всхлипнула. Бела не выдержал и дернул аварийный рубильник на стене. Грохот начал стихать. Картина Чирауты, зажимающего в углу неопределенную фигуру в УЗОшке, застила сознание. Бела опасливо повел плечом. – А типа что, он все-таки того? Ну там, насчет пола? – Первым об этом узнал Марайя, допрыгавшийся со своим научным трудом, как антилопа перед гепардом, – закатил глаза Руга. – И тут же поделился открытием. Бела уставился в пол, покрытый разводами минерального геля. – Значит, брюхо этому мафуте теперь не мешает, – пробурчал он. – Не мешает, – с эксгибиционистским удовольствием согласился гидролог, доставая наладонник. Бела достал набор инструментов. Любопытство разъедало душу. – И как ты решился вообще? – не выдержал он. – А мне стало завидно, – усмехнулся Руга. – Такой научный эксперимент – и без меня! Бела задумчиво крякнул. Все-таки не зря говорили, что в полюсники идут не совсем нормальные люди. – В общем, я тут слегка поваляюсь, – сказал Руга. – Если что, не выдавай, друг, скажи, что я тебе помогал. С меня должок. Бела ухмыльнулся и пнул кейс. Тот начал раскладываться в ассистента. Пока Бела ковырялся в недрах установки, Руга добросовестно возлежал животом на теплопроточнике и внимательно читал что-то с наладонника. Перебирая замасленные внутренности и цокая языком от огорчения всякий раз, когда видел очередные признаки износа, Бела не переставал крутить в голове сказанное гидрологом, представляя с разных ракурсов так и эдак. Непонятно, зачем вообще Руга так радостно все вывалил, но Бела списал это на особенности психики зимовщиков. Иногда так хотелось поделиться мыслями, что доводилось ловить себя на готовности вещать о чем угодно, от поноса до эротических снов с перушиками в главной роли. В конце концов фантазия совсем распоясалась, и почти против воли в голове начала рисоваться картина, где Руга разложен прямо на том столе, где сейчас рубят лимпасы. Почти как Бела, когда сидел в камбузе, а потом еще и лежал, позволив яуту извращаться с полосатыми леденцами. Теперь место леденцов заняла пятнистая зеленоватая туша, полностью накрывшая собой гидролога. Дредлоки перепутались с косицами, под давлением широких бедер ноги воображаемого Руги разъехались и силились скреститься на широкой пояснице. Представив, как Чираута начинает двигаться, Бела почувствовал, что ему срочно нужно охладить мозг. Стянул шарф и вдумчиво подышал. Руга снаружи охнул. – Чего? – навострил уши Бела. Ему не очень нравилась изоляция на форпосте. В ней любое отклонение казалось опасным, даже чье-то чихание. Тут не только с едой и гигиеной было плохо, а вообще со всеми благами. Лишь полные психи могли настолько посвятить себя исследованиям, чтобы добровольно запереться тут на без малого две недели. – Сел неудачно, – ответил невидимый Руга. – Айна... – Сходил бы ты к Кечаваю. – Стыдно, – протянул Руга. Хотя по голосу стыдно ему было явно не особо. – Наживешь себе геморрой, – пригрозил Бела, возвращаясь к работе. – Пф! Если я кончил, меня все устраивает. Бела сглотнул и замешкался с ответом. – Тебя там не придавило, друг? – тут же поинтересовался гидролог. По полу топнули. Бела покосился в сторону и увидел грязно-белые подошвы «дутиков». Сами «дутики» были ярко-красные. Как приговаривал Конрад – чтобы в случае застревания чьей-нибудь глупой головы в снегу, хотя бы ноги было видно издалека. Не удастся вытащить – оставим в назидание потомкам. – Нормально все, нзури-нзури. А ну-ка передерни тот рычаг, посмотрим, что получится. Руга потопал к рубильнику, а Бела со смутным стыдом понял, что даже в слове «передернуть» ему теперь мерещится какой-то эротический смысл.