Солдат Удачи

— Вы клянётесь говорить только правду, правду и ничего, кроме правды? — Клянусь, — она слегка потирает лоб, разглаживая средним пальцем несуществующую складку между бровей. Конечно же она будет пиздеть. — Ваше полное имя Брук Рамлоу? — судья, суровый мужчина с седыми волосами и острыми чертами лица, поправляет маленькие круглые очки на переносице и хмурится, отчего борозды морщин на лбу и меж бровей углубляются, добавляя ему едва ли не десяток лет. Правильно мама ей говорила, мол будешь хмуриться — рано состаришься. Хочется ржать, потому что ей сорок девять, а она выглядит, как шестнадцатилетний подросток, и плакать, потому что из-за этого ей не продают алкоголь и сигареты. Цирк с конями, блять. — Нет, — судья заинтересовано поднимает брови и делает легкий жест рукой, призывая пояснить. — Мои родители были эмигрантами из Колумбии, и имя у меня было соответсвующее — Андреа Васкес. После их смерти, меня удочерил и завербовал друг моего отца, Майкл Рамлоу, глава ГИДРы тех времён. О нём почти не осталось данных. Сказал выбрать имя, под которым я была бы не против жить. Я назвалась Брук из-за погибшего брата, — Рамлоу пиздит безбожно, с братом всё хорошо, он жив и здоров, но его существовании никому знать необязательно, — которого звали Брок. Судья замолкает, переваривая информацию, и слегка кивает головой, очевидно удовлетворённый столь полным ответом. Рамлоу прячет легкую ухмылку в кулак. — Я понял. Мне следует называть Вас мисс Васкес? Брук хочет рассмеяться в лицо седому судье — «Р. Флауэрс» гласит имя на бейджике — на такую нелепую и очевидно бессмысленную попытку втереться к ней в доверие. Ухмылка в кулаке становится шире. — Не думаю, — она слегка качает головой и, Господь тому свидетель, очень старается звучать спокойно и добродушно. Рамлоу улыбается приятно и даже мило и скашивает глаза на Зимнего, который в укреплённой клетке для подсудимых и заёбан до предела. Но Солдат был бы не Солдатом, если бы всё таки не задрал повыше смазливый подборок, показывая, насколько фальшь в её улыбке очевидна. Но вопрос в том, что фальшь очевидна только ему. Их переглядывания остаются незамеченными. — Как скажете, — Флауэрс переходит обратно на официальный тон, — Вы работали на ГИДРу? — Да, — пахнет жареным. — Как долго? — Тридцать четыре года. Если считать от восемнадцати лет, то тридцать один, но с перерывами, — почти барбекю. — Вы работали на эту корпорацию добровольно? — ба-бах! Рамлоу слегка сглатывает. Она знает, что если сейчас ответит «да», то её скоро посадят на место Зимнего, но рассказывать грустную историю про незнание о злобных промыслах ГИДРы, а потом о шантаже она не хочет. Она смотрит на криповую клетку и думает о том, что оттуда не так уже и сложно сбежать, а Зимний там сидит просто потому что. Продолжение фразы делится на три варианта: «Стив сказал», «хочет стать свободным человеком» и полное отсутствие продолжения. Рамлоу вздыхает. — Нет. Когда меня только привели, единственная серьёзная информация, которая была до меня допущена, была фактом существования Зимнего Солдата. А потом... — Брук делает драматическую паузу и слегка опускает лицо, надевая на себя шкуру жертвы, — я начала узнавать. И тогда я захотела расторгнуть контракт и уйти. В общем, мне не позволили. Шантаж, знаете, дело такое. — Что Вы можете сказать о Зимнем Солдате, — наконец, они перешли к самому интересному. Вот тут Рамлоу скрещивает пальцы под столом, потому что ей надо очень постараться, если она хочет, чтобы Зимнего выгородили. — Он... не оружие, — удивлены и судья, и присяжные, и публика, и сам Зимний Солдат. — Когда его долгое время не обнуляли, он становился другим, — драматические паузы, страдальческий тон и загадочность тринадцатилетки, рассказывающей о своём краше — ей в помощь, — живым, человеком. С привычками, с дерьмовым... простите, — она ловит неодобрительный взгляд от судьи, — с плохим чувством юмора и бешеной любовью к сладкому. Он человек, которому нужны опора, — Брук красноречиво смотрит на Стива, поспешно отведшего взгляд, — немного времени и хороший психолог. Добродушная улыбка, на сей раз, почти не фальшивая, украшает её лицо. — Как Вы считаете, он опасен для общества? — говорит судья задумчиво, почёсывая гладкий подбородок. Оправдательный приговор уже почти вынесен. — Нет, — Рамлоу опускает момент про коды активации, — Он стабилен, немного асоциален, но ничего такого, с чем бы не справились несколько месяцев и возвращающиеся воспоминания. Флауэрс не подвёл. Кивнул, объявил перерыв перед вынесением окончательного приговора, и стукнул молоточком. Рамлоу увели в камеру временного заключения, как свидетеля, но как бы и человека, с которым тоже не всё гладко. Через полчаса пришла Таша. Обняла её через прутья решётки и чмокнула в тыльную сторону ладони. — Ты зажгла, конечно, Брукс. Я такой охуенной актёрской игры я не видела со времён «Титаника». Рамлоу скалится, потому что она знает, что в прикидывании дурочкой с переулочка, беззащитной леди и влюблённой фанючкой ей нет равных. — Его оправдали... благодаря тебе, — Таша благодарна, это заметно невооружённым глазом, и у Рамлоу шкала хуёвсти этого дня стремительно ползёт вниз от десяти до восьмёрки. Брук откидывает голову назад и облегченно выдыхает. — Ура-а-а... — вяло блеет она, — я тебя люблю. И его люблю. И Роджерса люблю. Всех, нахер, люблю. Передай этим оболтусам. — Зачем? Завтра-послезавтра суд будет над тобой, тебя оправдают, вернёшься к нам и к СТРАЙКу — сама скажешь. Рамлоу смотрит на Ташу, как на дуру. — О, нет... Нет! Нет! Нет! Нет! Только не говори мне, что ты собираешься... — Романова делает абстрактный жест рукой, демонстрируя побег, — да, Боже, Брукс! Два дня, и ты на свободе! Почему? — Это сложно. Пиздец. — Да когда у тебя, блять, было просто?! Ты, хотя бы скажешь, куда? Рамлоу качает головой в знак отрицания. — Они меня не отпустят, — Брук оттягивает слегка отросшие волосы, — Людям нужен именно живой козёл отпущения, а то так бы можно было скинуть все на Пирса, но теперь во всех смертных грехах буду виновата я. Пожизненное, когда они нормально изучат моё дело, — лучший приговор, на который я смогу расчитывать. Таша вздыхает, просовывает руку с молочно-белой кожей сквозь решетку и тянет Брук к себе. Рамлоу всегда завораживал контраст цветов: рука Романовой бледная, словно из мрамора, а у Брук тёмная, покрытая, будто напылением, золотистым южным загаром. Таша целует её в макушку и бесшумно уходит. Следующим утром, пришедший с подносом еды для подозреваемого-свидетеля охранник лицезрел лишь четырёх профессионально вырубленных коллег, проплавленные прутья решёток камеры и никакого подозреваемого-свидетеля внутри. Мистер Роджерс и мистер Барнс испытывали на этот счёт смешанные эмоции и отказывались давать какие-либо комментарии, а мисс Романофф лишь пожимала плечами и лукаво улыбалась с толикой тоски в глазах.