Твоим губам я верю, Никогда не отпускай меня. У нас есть это доверительное прикосновение, Никогда не делай нам больно. Ведь если ты будешь держать меня в своих руках, Я заберу тебя с собой на землю. В твоих руках есть я, А у меня есть этот грязный бит. …Когда мы теряем связь, Слова сжигают дотла. Ты всегда сражаешься с любовью, Я всегда в беспорядке. Погоня – вот, что заставляет меня идти. Заткнись и поцелуй меня сейчас, Я чувствую тебя, так глубоко, Ты любишь этот грязный бит? …Нет, я не хочу, чтобы кто-то другой Смотрел на тебя так, как я. Не могу держать свои руки при себе, Дай мне грязные мелодии, Дорогой, доверься себе. Неважно, что ты слышал обо мне, Мы не можем держать руки при себе. Мы занимаемся любовью в мелодиях, Любовь в мелодиях. Мы занимаемся любовью в мелодиях, О, да… Любовь в мелодиях.
Boy Epic - Filthy
Внезапный поцелуй обжигает губы Джокера, и его дрожащее в веселье тело резко дергается, словно от удара тока. Брюс плотно зажмуривается – он не хочет видеть, что отразится в широко распахнувшихся глазах клоуна в следующий миг. Черт знает, сколько ему потребовалось сил, чтобы признать, наконец-то признать эту свою часть, принять ее вот такой: никчемной, безумной, совершенно неуправляемой, прожигающей его изнутри все эти годы. Брюс до последнего отрицал свою тягу к этому психопату, проклинал собственное бессилие, твердя вновь и вновь, что это абсурдно, неправильно, аморально. «Нет, это неправда, не может ей быть!» Это ведь Джокер. Это, мать его, Джокер! Но все убеждения, отрицания и попытки заглушить бушующий шторм в его сердце оказались бессмысленны. И сейчас, ощущая горький вкус алой помады, размазанной по губам убийцы, он окончательно убеждается в этом. И в полной мере осознает, как же сильно он хотел его все это время, такого опасного, ядовитого, испорченного донельзя. Жестокого, коварного и совершенно непредсказуемого. До дрожи в напряженных мышцах, до нестерпимого зуда под кожей. И Бэтмен обхватывает талию преступника обеими руками, так сильно сжимая в объятиях исхудавшее тело, что слышит тихий хруст чужих костей в резко воцарившейся в пещере тишине. Губы Джокера все еще не двигаются, растянутые в широкой улыбке, и клоуну требуется несколько долгих секунд, чтобы осознать происходящее. А после его неуемное веселье сходит на «нет». Мышцы лица медленно расслабляются, улыбка сползает с потрескавшихся губ. Брюс ждет удара, язвительного комментария, насмешки, истерики – чего угодно, лишь бы больше не слышать этого фальшивого смеха, заставляющего его сердце сходить с ритма от беспокойства за этого мужчину. А получает в ответ лишь судорожный вздох. Это заставляет Брюса открыть глаза, и он тут же напарывается на пронзительный зеленый взгляд, устремленный на него в упор. Клоун смотрит внимательно, без следа веселья в расширенных зрачках, так серьезно, как никогда, и Брюс едва сдерживает себя от того, чтобы не вздрогнуть. Эти изумрудные глаза кажутся ему неестественно яркими сейчас, и мужчина пытается вспомнить, были ли они такими всегда? Или это просто игра света? Его распаленное воображение? И эта убийственная аура, которую чувствуешь кожей… плотно окутывающая Джокера, не покидающая его ни на миг, сопровождающая его всегда и везде, сейчас ощущается особенно сильно. Клоун будто смотрит в его душу, ломая возведенные Брюсом стены, проникая в самую суть под черной маской. Забираясь глубоко внутрь Брюса, подобно смертельному вирусу. Кажется, что он уже знает все то, чего не знает о себе сам Бэтмен, и от этого герой чувствует себя уязвимым, открытым, абсолютно обнаженным перед убийцей. Тяжесть кевлара перестает давить на плечи, но Брюс не отводит глаз, возвращая клоуну уверенный взгляд в глаза, смиряясь с тем положением, в которое Джокер загнал его. И зеленые колючие радужки смягчаются. Теряют четко очерченную в них враждебность, позволяя Бэтмену вновь вдохнуть. Алые губы осторожно раскрываются, пробороздив по губам Брюса, и герой тут же отвечает, вновь сминая их своими в ненавязчивой ласке. Джокер издает короткий мычащий звук. То ли хмыкает, то ли усмехается, а может что-то еще, и чуть наклоняет голову, цепляя зубами нижнюю губу Брюса. Резцы ощутимо прикусывают мягкую плоть, и Бэтмен рефлекторно облизывает потревоженное место. Язык проходится по мнимому следу, задевая верхнюю губу Джокера, и оба вновь замирают. Словно пытаясь распробовать новые ощущения, проанализировать то, что не поддается анализу. Не поддается никакой логике и осмыслению. И Джокер сам прижимается к губам Брюса, раскрывая рот и позволяя чужому языку скользнуть в его теплоту. Первое ощущение отдается мощным импульсом в телах обоих. До того сомневающийся Джокер хрипло мычит – ему нравится это чувство заполненности, этот жар, проникающий в вены и разогревающий давно заледеневшую кровь. Ему мало, и он хватается за плечи Бэтмена, комкая в пальцах плотную ткань плаща за его спиной, притягивая героя ближе к себе, требовательно, уверенно, едва ли не приказывая. А Бэтмен ведется, опьяненный ощущением проникновения в этот болтливый язвительный рот, отгоняя подальше мысли о том, как ужасно то, что он делает, и тот, с кем он это делает. Но именно потому, что Джокер был одним сплошным «нельзя», сосредоточением зла и ненависти, самим Хаосом в облике человека, возбуждало и заставляло Брюса сходить с ума от нестерпимого желания ощутить его безумие на себе в полной мере. И вот уже его ладонь зарывается в спутанные изумрудные волосы преступника, зажимая их в кулаке, натягивая у корней, а губы терзают чужие, выкрашенные в алый, раскрывая их вновь и вновь, чтобы протиснуться языком между зубами, глубже в эту манящую теплоту, наталкиваясь на чужой язык в очередном противостоянии. И эта их «битва» нравится Брюсу больше, чем те, что оставляют шрамы на изможденных телах, забирая чужие жизни и ломая чужие судьбы. За считанные секунды осторожность обращается страстью, затягивающей обоих в свои сети, поцелуй становится алчным, плотоядным, несдержанным – почти грубым, потому что этого недостаточно. Нужно больше. Сильнее, ярче, глубже. Ближе, чем когда-либо. Настолько, чтобы обжечься друг об друга раз и навсегда, заразиться и разрушиться под гнетом этой болезни, рассыпаться в прах в чужих жадных руках. Брюс понимает, что если они пересекут эту черту, Джокер попросту уничтожит его, собственными руками разотрет в порошок его честь, гордость и мораль, превратит в ничто, разберет по кусочкам его рассудок и здравый смысл. И победит. Впервые победит его, Бэтмена, просто проведя с ним ночь. Ведь это докажет обоим, что Бэтмен не такой уж и герой, раз поддался, сломался и бросился в этот омут с головой. Джокер всегда говорил ему это, повторял снова и снова: «Мы похожи. Тебе это нравится, не так ли? Ты получаешь удовольствие от этой игры в героя, за которой прячешь свои садистские наклонности, удовлетворяя свои темные желания. Ты любишь причинять боль так же сильно, как я люблю ее чувствовать, и посему мы идеально подходим друг другу! Ты не сможешь жить без этого, и я тоже, Бэтс, я тоже! Мы оба – преступники, безумцы, две половинки одного целого! Два вида искаженного, больного разума, словно инь и ян, ты разве не видишь? Да, мы с тобой – противоположности, но мы одинаковы! Я знаю тебя, Бэтс. Я знаю тебя лучше, чем ты сам знаешь себя!» И тот факт, что сейчас Бэтмен целует его, безжалостного маньяка, психопата и массового убийцу, лишь подтверждает эти слова. Вместо того, чтобы арестовать клоуна, приговорить его к смертной казни или закрыть в одиночной камере на пожизненный срок, Брюс несдержанно целует его, оглаживая свободной рукой выгнутую спину и поясницу шутника, не помня себя от восторга. И это после того, как Джокер безжалостно оборвал тысячи жизней этой ночью, превратив центр Готэма в руины. Сейчас там царит смерть, пахнет кровью и гарью, а с неба падает вовсе не снег – на землю опускается пепел человеческих останков, подчеркивая весь ужас произошедшей трагедии. Этот запах смерти исходит и от самого Джокера, прямо сейчас, пропитав его насквозь, но Брюс не чувствует ни гнева, ни отвращения - упивается им, глубоко вдыхая в грудь, не в силах надышаться. Он уже проиграл, испачкав свои губы чужой помадой, уже запятнан Джокером, признан «виновным» в своей нездоровой страсти к клоуну. И поэтому ничего страшного в том, чтобы зайти дальше, уже нет. Все в порядке. Он не прочь проиграть. Пусть это будет его первое поражение в схватке с жестоким шутником, первое и последнее, потому что оно разрушит его до основания, окончательно и бесповоротно. Все равно, что смерть на поле боя. Да и не будет их больше – сражений. Бэтмен разоблачен. И Бэтмен мертв. Вики Вейл лично засвидетельствовала его смерть, объявив о ней всему Готэму. Так что уже все равно, что будет дальше. Он может больше не думать о том, что мужчина в его руках – опасный преступник, и что ему, защитнику справедливости, нельзя даже думать о связи с ним. Все закончилось, партия сыграна, и поэтому пусть он выиграет. Пусть наконец-то одержит верх над грозным героем Готэма, разрушив то, что от него осталось после вчерашнего дня. Брюс жаждет этого так сильно, как никогда. - Сломай меня. Он выдыхает это в раскрытые в тяжелом дыхании алые губы, которые едва заметно дергаются в короткой усмешке в ответ на эту просьбу. Лишь их самые уголки, немного нервно, а, может, возбужденно, ведь в зеленых глазах полыхает безудержное пламя, уставившееся на Брюса сквозь ресницы обещанием неминуемой гибели в его пляшущих языках. И Брюс не прочь сгореть в нем заживо. Он даже сам бросится в него. Сегодня он чувствует себя бесстрашным самоубийцей, уже точно решившим, от чего и как он сведет счеты с прежней жизнью. И это лишь подначивает его сделать последний, роковой шаг в бездну. Джокер не отвечает. Обычно болтливый, шумный, надоедливый, сегодня он заменяет слова действиями, вновь накрывая губы Брюса настойчивой лаской. Длинные пальцы в перчатках скребут по броне, нырнув под черный плащ, обводят стыки между пластинами кевлара, цепляются за их края. Брюс знает, что клоун прекрасно осведомлен о всех секретах его совершенного костюма, а потому не удивляется, когда плащ тяжелым чернильным водопадом соскальзывает с его плеч на пол и растекается по нему с тихим шуршанием. Он накрывает собой их ступни, пока ладони Джокера продолжают свое изучение, находя все новые уязвимые места «доспехов». Не хватает только одного – терпения, и не только Джокеру. Потому что пока клоун пытается на ощупь отстегнуть мешающие ему пластины, Брюс путается в пурпурной ткани его пальто, с каждой секундой все четче ощущая накатывающее на него раздражение. Первым срывается Джей. Схватившись за плечо Бэтмена, он от души бьет кулаком по «бэтсимволу» на его груди, прорычав привычно-ломанным голосом: - Чертов мышиный кокон! А после так же нервно скидывает с себя пальто, отправив его на пол к плащу Бэтмена, и вся осторожность в действиях обоих испаряется без следа. Повалить клоуна на пол не составило труда. Его спина коснулась смятой черной ткани, придерживаемая крепкой рукой Брюса, а голова запрокинулась, как только вымазанные чужой помадой губы сомкнулись на белой шее. Нависнув над Джокером черной тучей, будто закрыв его собой от остального мира, Бэтмен сжимает ладонью острое колено и отводит его в сторону. Он не успевает удивиться тому, как убийца послушно разводит ноги, позволяя Брюсу устроиться между ними, подкидывает бедра, чтобы прижаться к нему пахом, и тихо выдыхает от ощущения металла, в который упирается. Броня чертовски мешает, и Брюс проклинает собственный костюм, еще минуту назад такой удобный и надежный, срывая с руки перчатку. Джокер тоже избавляется от перчаток, стягивая их с кистей зубами за кончики пальцев, и это действие завораживает наблюдающего за ним Бэтмена. На пару секунд он выпадает из реальности, клоун замечает это, дергано улыбается, встречаясь с голубым взглядом, пожирающим его так откровенно, что мурашки по коже, и вновь тянет руки к броне. Пальцы хватаются за пластины на груди, дергают их на себя, ища застежки, и, наконец, срывают, освобождая мужчину над ним от их тяжести. Глухие звуки металла об пол приводят Брюса в себя, и он рвет пуговицы на изумрудном жилете Джокера, обнимающем его талию. Судорожный вздох клоуна теряется во рту Бэтмена, тонет в очередном рваном поцелуе, похожем на борьбу, пока руки продолжают лихорадочно дергать кевларовые пластины и яростно отшвыривать их в стороны, куда придется. Клоун мог бы воспользоваться ножом и просто срезать ненавистные застежки, как уже делал раньше во времена их затяжных игр со смертью, Брюс слышал звон лезвия, выпавшего из рукава его пальто, но Джокер будто отказывается брать его в руки. Игнорируя оружие, заманчиво сверкающее сталью в свете экранов компьютеров, он освобождает тело Бэтмена самостоятельно, пока соскользнувшая с его плеч рубашка не начинает мешаться, повиснув на локтях, и это кажется Брюсу проявлением доверия со стороны того, кто никогда не действовал честно. А как только шуту удается высвободить руки из рукавов, те тут же возвращаются к телу Брюса. Джокеру было нужно чувствовать. Необходимо. Как можно сильнее, как можно ярче. Чем шире площадь соприкосновения их тел - тем лучше. Брюс понимает это и опускается ниже, прижимается теснее к худощавому телу - грудь к груди, бедра к бедрам, слыша в ответ сорванный вздох облегчения. Клоун уже избавил его от большей части брони, и потому встретившийся в их бедрах жар прокатывается по напряженным телам первой волной удовольствия. Теперь они могут чувствовать возбуждение друг друга, мешают только брюки клоуна и тонкая защитная ткань, на которой прежде держалась броня Бэтмена. И большие пальцы Джея цепляются за края чужой одежды, задирая ее вверх. Ладони пробираются под эластичный материал, с нажимом проводят вверх по широкой спине, от поясницы до лопаток, ощупывая оставленные на загорелой коже шрамы, некоторые из которых нанес сам клоун. Грубая и одновременно жадная ласка. Приятная. Больше... Еще больше Джокера на его коже - Брюс хочет этого до сводящих живот спазм, до боли в натянутых жесткими струнами мышцах. Он помогает убийце снять с себя костюм, но вдруг останавливается, ощущая прикосновение чужих рук к своему шлему. Взгляды мужчин снова встречаются. В голубых глазах читается предупреждение, такое привычное, свойственное Бэтмену, когда он бросается в бой с очередным преступником на улицах Готэма, что Джокер не удерживает смешка. Да, это он – его Бэтс, с его дурным, упрямым характером. Он здесь. Живой. И принадлежит ему – целиком и полностью. - Чего ты боишься? Я знаю, кто ты. И уже давно. Брюс непонимающе смаргивает и лишь после вспоминает о недавних событиях. Верно. Его личность теперь известна всему Готэму. Больше ему нечего скрывать. Но… Джокер знал? Как? Когда? Видимо, его недоумение отразилось в его глазах, потому что Джокер тихо смеется, поглаживая кончиками пальцев открытую щеку героя. - Я расскажу. Но сначала ты трахнешь меня, идет? Контрольный в голову. Эти слова, словно пуля, выбивают из головы все ненужные сейчас мысли, Брюс даже слышит звенящий гул в черепной коробке, словно там и правда зияла сквозная дыра. Его тут же повело, мир перед глазами поплыл, оставляя четким только ядовито-зеленые радужки с бурлящей в них кислотой, и Брюс коротко кивнул, тем самым давая клоуну разрешение на снятие последней преграды, отделяющей его от личины Бэтмена. Вот и все. Джокер жадно обводит взглядом его лицо, скрытое маской. Зрачки дергаются из стороны в сторону, словно пытаясь схватить, запомнить этот образ на всю жизнь, и, возможно, так оно и есть – вряд ли Брюс наденет этот костюм еще раз, - а после убийца накрывает ладонями его виски и стягивает шлем с головы. Медленно, будто оттягивая момент истины. Брюс закрывает глаза, чувствуя прохладу, обдавшую лицо, и открывает их снова лишь тогда, когда шлем оказывается на полу, среди остальной одежды. Теперь внимательные зеленые глаза клоуна осматривают его настоящее лицо, каждый сантиметр кожи, не упуская из виду ни одной мимической морщинки, словно ничего важнее сейчас для него не существует. - Ну, здравствуй, дорогой. Алые губы растягиваются в беззлобной улыбке, белая ладонь зарывается в угольные волосы, пропуская их меж пальцев, пробуя на ощупь. Брюс чувствует себя неуютно, впервые представ перед клоуном вот так, но тот не позволяет ему засомневаться, приподнявшись на локте и прижавшись губами к сомкнутым в неловкости губам. - Давайте познакомимся поближе, мистер Уэйн? Зовите меня «Джей». Язык Джокера настойчиво раскрывает его рот, ломая сопротивление, а все еще скрытые брюками бедра подаются вверх, напоминая Брюсу о его возбуждении. Тело отзывается прежде, чем Бэтмен осознает свои действия, и шлет к чертовой матери все, что мешает ему сейчас, вдавливая клоуна обратно в пол и выдергивая из пряжки язычок ремня на его брюках. Слизывая помаду с губ своего извечного врага, Брюс стягивает вниз пурпурные тряпки вместе с нижним бельем, комкая их в кулаках, бросает за спину и, наконец, прижимается открытыми ладонями к ногам Джокера. Кожа встречается с кожей, слышится восхищенный вздох – Джокера или Брюса? Неважно. Руки жадно оглаживают разведенные в стороны бедра, сминают их в грубой ласке, не в силах оторваться. Поднимаясь все выше, они с нажимом бороздят тазовые кости, бока, грудь с болезненно выпирающими ребрами, и вновь скользят вниз, к ягодицам, пока Джокер низко мычит, прогибаясь навстречу прикосновениям. Его заметно потряхивает, когда Брюс вновь вжимает его в себя, продев руку под поясницей, отчего твердый от возбуждения член убийцы вжимается в пах ласкающего его мужчины. Джей сводит колени вместе, зажимая между ними Брюса, и тот видит в этом жесте немую просьбу не отстраняться. Но он и так не собирался этого делать, поэтому просто толкает клоуна бедрами, вырывая из выгнутого горла низкий нетерпеливый стон. Это совершенно новый, неизвестный Брюсу звук – он ни разу не слышал его в исполнении Джокера, и, почему-то, он кажется ему таким соблазнительным, возбуждающим. Он хочет услышать его снова, и посему повторяет толчок, имитируя порочный танец сплетенных воедино тел. Джокер хрипло чертыхается, впиваясь ногтями в лопатку Брюса. Его вторая рука все еще тонет в волосах героя, так что просто сжимается в кулак, натягивая пряди, как призыв к действию. Но самое волнительное случается тогда, когда пальцы Бэтмена находят путь в отзывчивое тело преступника: клоун изгибается дугой, гортанно зарычав, и смело насаживается на них, закрывая глаза от пронзившего его удовольствия. Он подталкивает голову Брюса к своей груди, и мужчина охотно прижимается к ней губами. Зубы миллиардера ударяются о выпирающую косточку ключицы, и это встряхивает раскачивающееся под ним тело в очередном импульсе. Вот оно. Боль. Сладкая боль, которая так нужна этому безумному клоуну. И как удачно – Брюсу нравится ее причинять. Поэтому следующее, что чувствует маньяк – укус. Сильный, жалящий укус на ключице, который переворачивает ощущения Джея с ног на голову. Теперь это чувствуется острее – пальцы глубоко в его теле, жар чужой кожи, ударяющееся в грудь сбитое дыхание. В голове убийцы что-то щелкает, что-то, отвечающее за осторожность, и он полностью отдается ощущениям, передавая инициативу в руки Бэтмена. До тех пор, пока пытки не затягиваются, белая кожа не покрывается кровавыми узорами, а пальцы не покидают раздразненного игрой тела, сменяясь влажной твердой головкой чужого члена. - Ох, Бэтси, - Джокер выдыхает, замирая под поистине безумным взглядом голубых глаз, вонзившимся в него немым вопросом. Вот он, настоящий Бэтмен – не Брюс Уэйн, и не герой, которого он из себя строил. Именно о нем и говорил клоун все это время. – Если тебе нужно приглашение, добро пожаловать! И оба безумца становятся единым целым, проваливаясь в пучину бездны только для них двоих, где любовь и ненависть сплетаются в диком танце тел, поглощенных страстью. Добровольно сжигая мосты за своими спинами, которые позволили бы им вернуться туда, где их больше не существует.