Заповедник

      На четвёртый день жизни в Бикон-Хиллз Стайлз просыпается, когда отец стучит в дверь его спальни.              — Стайлз! Вылезай из постели. Тебе пора в школу!              Так вот где сегодня их отношения отца и сына. Его отец снова достиг стадии «Я нахрен не шучу». Ещё несколько дней, и он вернётся к стадии «Я не буду давить на тебя». Последняя нравится Стайлзу гораздо больше, чем «Я даже смотреть на тебя не могу», которая фактически определила большую часть последних восьми месяцев.              Всё тело болит, когда он вылезает из постели, но Стайлз к этому привык. Всегда нужно какое-то время, чтобы начать двигаться снова после того, как накануне его прихватило. Он не утруждает себя душем. Просто вытаскивает свежую одежду из одной из распакованных коробок и надевает. Эта красная толстовка последняя. Он натягивает капюшон, хотя всё ещё находится в доме, и думает, что нет, нет, он не может сегодня пойти в школу.              Он направляется вниз.              Когда он последний раз был на кухне? Вчера? За день до этого? Отец добился больших успехов в распаковывании коробок. Стайлзу требуется три попытки выяснить, где сейчас обитают стаканы.              Он наливает себе апельсиновый сок, пока отец высыпает хлопья.              — Я думал отвезти тебя в школу, — говорит отец. — Сходить с тобой в администрацию и всё объяснить.              Он неопределённо машет.              — Я и сам могу доехать. — Теперь у него есть «джип». На самом деле он его ещё не проверял, но машина была частью попытки отца подкупить его, чтобы переехать сюда, в Бикон-Хиллз.              — Ты не поведёшь эту штуку, пока я не проверю её должным образом, — говорит ему отец.              Это просто предлог, и они оба это знают. Если отец буквально не проводит его в школу, он ни за что и никуда не пойдёт.              — Пап, — говорит Стайлз, его голос дрожит.              — Нет. — Лицо Джона Стилински застывает. — Ты должен это сделать, Стайлз. И чем дольше ты будешь ждать, тем труднее будет.              Стайлз смотрит на хлопья, лишь бы отец не видел слёз.              — Но это будет отстой.              Отец протягивает руку и обхватывает ладонь Стайлза, отчего ложка стучит по столу.              — Да ладно тебе, парень. Забыл, какой ты крутой?              Нет, думает Стайлз, но ты забыл, какой я урод?       ***       Женщина в школьном офисе улыбается слишком ярко, когда видит Стайлза, и слишком запоздало. Стайлз горбится на пластиковом стуле и проводит языком по внутренней стороне нижней губы. Там полоска шрама, которая кажется толстой, как верёвка. Стайлз знакомится с директором, заместителем директора и психологом. Все они заверяют его и отца в школьной политике борьбы с издевательствами, а также в учёте того времени, которое Стайлз пропустил в предыдущей школе, и том, что главное в Старшей школе Бикон-Хиллз — общность, инклюзивность и ещё сотни других вещей, которые не будут стоить ни черта, когда Стайлз окажется в реальном классе. Или, что ещё хуже, в раздевалке.              Отец обнимает его и обещает, что он может звонить, если что-нибудь будет нужно.              И Стайлз хочет сказать, что да, ему нужно не быть здесь, но вместо этого он кивает и наблюдает за отцом, каким-то незнакомым в этой коричневой вместо тёмно-синей униформе, пока тот направляется к выходу.              Первый урок Стайлза — химия.              Он входит в класс и отдаёт учителю пропуск за опоздание.              — Мистер… — говорит учитель и хмурится, глядя на имя. — Мистер Стилински. Добро пожаловать в город Бикон-Хиллз. Это учебный кабинет, а не наркопритон. Снимите капюшон.              Кровь Стайлза превращается в лёд.              — Срань господня, — говорит один из учеников в тишине, которая следует за этим. — Что случилось с его лицом?       ***       Случилось то, что детектив Джон Стилински вёл дело. Какой-то картель или типа того. Стайлз не знал подробностей, как бы ни приставал к отцу. Но эти парни были страшными, ясно? Достаточно страшными, чтобы все, кто работал над делом, и их семьи получили список советов по безопасности. Проверьте свой автомобиль, прежде чем завести его. Меняйте свой распорядок дня. Меняйте путь домой. Убедитесь, что за вами никто не следит. Не открывайте дверь, если не знаете, кто это.              Не открывайте дверь, если не знаете, кто это.              Не…              Когда в дверь позвонили, отца не было дома, но Стайлз ожидал доставку посылки.              Когда всё закончилось, они вытащили его на балкон квартиры на третьем этаже, где он жил, и опрокинули через край.       ***       Стайлз бегом покидает школу, от слёз расплывается в глазах, и паника угрожает задушить его, удавить. У него нет машины, и он даже не знает, как добраться до дома или до участка шерифа. Он оказывается на поле позади школы, и ему просто нужно уйти, а там деревья. Лес, в котором можно затеряться, и это то, что ему сейчас нужно. Ему нужно побыть одному.              Он спотыкается о деревья, натягивая капюшон на лицо.       ***       Окей.              Идиот.              Стайлз уверен, что потерялся. Прошло всего несколько часов, так что отец ещё не потерял его, если только не позвонили из школы, но на телефоне нет пропущенных звонков, а сигнал всё ещё ловит, так что он не совсем потерялся, верно? В телефоне есть GPS. Стайлз бы предпочёл самостоятельно найти выход из леса, чем заставлять отца организовывать поиски. На сегодня уже достаточно катастрофы, не стоит добавлять к ней поиски и спасение.              Он не вернётся в школу.              Он садится на покрытое мхом бревно и дрожит от холода. Возится с телефоном, ловя отражение лица в серебряном чехле, когда вертит его в руках. С тех пор как это случилось, он не смотрел на своё лицо. Просто быстрый взгляд время от времени. Его каждый раз шокирует, как оно ужасно. Не то чтобы он когда-нибудь был грёбаной супермоделью — ха! — но теперь выглядит так, словно он — история происхождения суперзлодея или типа того.              И каждый раз, когда он видит шрамы, то чувствует это снова и снова. Каждый порез. Расходящиеся кожу и мышцы. Лезвие, вонзающееся в щёку. Силу, стоящую за этим.              Его сердце начинает биться быстрее, и он роняет телефон на землю, прежде чем поддаётся искушению посмотреть.              Он наклоняется, делает глубокий вдох и пытается не забывать задерживать дыхание.              Здесь очень тихо. Мирно.              Он не хочет возвращаться. Он хочет остаться здесь и просто… просто остановиться. Просто прекратить. Просто закрыть глаза и никогда больше их не открывать.              Стайлз последние восемь месяцев ходил на терапию. Он знает, что такое пассивное суицидальное мышление. Просто ему никогда не хватало смелости спросить своих терапевтов, почему они считают это такой плохой идеей. Что такого, если он просто остановится? Если всё просто закончится? А потом он думает о вине, которая медленно давила на отца последние восемь месяцев, и знает, что никогда не сможет оставить своего отца. Не так.              Он делает ещё один глубокий вдох и задерживает дыхание.              Чувствует, как паника отступает.              Окей.              Ладно, наверное, нужно позвонить отцу.              Он тянется к телефону, но его нет. Его здесь нет. Он падает на четвереньки и копается в ворохе листьев. Он уронил его, не бросал, но его, блядь, тут нет.              Нет. Он не будет из-за этого паниковать. Ему просто нужно успокоиться и посмотреть ещё раз, потому что…              За спиной хрустит ветка, острая и сухая, как ломающаяся кость. Стайлз поворачивается, приземляясь задницей на сырую землю.              Волк делает шаг вперёд.       ***       — Нет, — обращается Стайлз ко Вселенной. — Нет, я ведь только что, блядь, решил, что не собираюсь убивать себя, не делай этого!              Волк рычит на него, тонкие губы приподнимаются, показывая массивные клыки.              Блядь.       ***       От волков не убегают. Или это от медведей? Стайлз хотел бы вспомнить. А ещё он хотел бы не сидеть на заднице, чтобы залезть на дерево или что-то вроде того. Но он уверен, что любое внезапное движение приведёт к его немедленной мучительной смерти.              Он медленно поджимает ноги к груди и обхватывает их руками. Зарывается лицом в колени и закрывает глаза.              Может быть, если он просидит так несколько минут, волк заскучает и уйдёт?              Горячее дыхание касается его дрожащих рук.              Дерьмо.              Волк прямо здесь.       ***       — Это послание твоему отцу, пацан, — сказал один из парней, когда Стайлз умолял их остановиться.              Это не то послание, которое они собирались отправить, догадывается он. Он не должен был пережить падение на землю. Но это всё равно послание. Стайлз видит это каждый раз, когда отец смотрит на него.              Столько грёбаной вины.              Это невыносимо для них обоих. Иногда по ночам, когда отец приходит в его комнату, садится на кровать и гладит его по волосам, как маленького ребёнка, Стайлз притворяется спящим. Он прислушивается к дыханию отца, и требуются все силы, лишь бы не заплакать.              Иногда он с криком просыпается от ночных кошмаров, и отцу приходится удерживать его, и голос отца срывается каждый раз, когда тот снова и снова обещает, что теперь он в безопасности. Он в безопасности. Всё кончено.              Но на самом деле это никогда не закончится, верно? Не когда Стайлзу всё ещё приходится принимать душ, завесив полотенцем зеркало в ванной.              Не когда каждый день кто-то оглядывается на него, или резко вдыхает, или прямо посреди химии говорит: «Срань господня. Что случилось с его лицом?»       ***       Когда волк крепко сжимает челюсти вокруг запястья Стайлза, расцепляя руки, Стайлз уверен, что это своего рода прелюдия к нападению. За исключением того, что волк мягко дёргает и тихо рычит, когда Стайлз не двигается.              — Что? — спрашивает Стайлз дрожащим от слёз голосом. — Хочешь, чтобы я встал?              Волк снова дёргает его за запястье.              Стайлз неловко поднимается на ноги.              Волк не ослабляет хватку. Просто снова дёргает, и Стайлз спотыкается.       ***       — Ты же не собираешься меня съесть, правда? — спрашивает Стайлз некоторое время спустя.              Волк пыхтит и, наконец, отпускает запястье. Волчьи слюни. Стайлз вытирает их о толстовку.              — Куда мы идём? — спрашивает Стайлз, оглядывая лес. Местность вокруг выглядит точно так же, как и предыдущую милю, но Стайлз — городской парень. Не настолько городской парень, чтобы считать происходящее здесь так или иначе нормальным, но эй, он примет это. Волк не собирается разорвать ему глотку, и для Стайлза этого достаточно.              Волк пробегает несколько футов, затем останавливается и поворачивается, чтобы взглянуть на Стайлза. Он склоняет голову набок.              — Да, да, — говорит Стайлз, и улыбка сама собой растекается по лицу. — Я иду.       ***       Наконец они подходят к забору из металлической сетки и идут вдоль него, пока не достигают ворот. На воротах выцветшая вывеска с надписью «ВОЛЧИЙ ЗАПОВЕДНИК СЕМЬИ ХЕЙЛ».              — Ты привёл меня в волчий заповедник? — спрашивает волка Стайлз. — Серьёзно, чувак? — Волк рычит на него, потом поднимает голову и воет.              От этого звука по спине Стайлза пробегает дрожь. Так громко. Он чувствует, как вой отдаётся эхом, хотя звуку здесь просто не от чего отражаться. Только деревья. Но это невероятно и более чем пугающе.              Несколько мгновений спустя с другой стороны забора к ним бежит женщина. Она темноволосая, лет двадцати с небольшим, на ней рубашка цвета хаки с тем же логотипом, что и на вывеске.              — Ты опять выбрался? — требовательно спрашивает она, открывая ворота, и Стайлз понимает, что она разговаривает с волком. — Мама будет в бешенстве!              Волк пыхтит.              Девушка вспыхивает, когда замечает Стайлза, словно внезапно вспоминает, что разговаривать с волком — это странно. Как будто Стайлз в том положении, чтобы судить. Её взгляд скользит по его лицу, но в нём не появляется внезапная жалость или отвращение.              — Привет, — говорит она, открывая калитку. — Я Лора. Лора Хейл.              — Стайлз Стилински, — произносит он. — Я заблудился в лесу, и, кажется, ваш волк меня спас?              Лора толкает волка коленом, когда тот проходит мимо.              — Да, он это умеет.              Волк рычит и щёлкает челюстью рядом с ней.              — Нарушитель спокойствия, — представляет его Лора, а затем улыбается Стайлзу. — Хочешь зайти в дом? Позвонить?              Стайлз нервно теребит шнуровку на толстовке.              — Да. Пожалуйста. — Волк идёт с ними до самого дома.       ***       Отец не рад, что Стайлз сбежал из школы.              — Я же говорил, если понадоблюсь — звони.              Ещё он не доволен ценой замены потерянного телефона, но обещает, что в выходные они пойдут и купят новый. Стайлз не жалуется. Всё равно ему некому звонить.              Тем не менее он счастлив встретить Талию Хейл, маму Лоры, особенно когда она говорит, что они ищут волонтёров для помощи в заповеднике. Стайлз неожиданно для самого себя почти сразу же вызывается волонтёром, но он не против. Волки классные, правда? И он хотел бы снова увидеть своего волка. Лора сказала ему, что в следующий раз, когда он придёт, то сможет встретиться с остальными членами семьи. Некоторые из них сейчас на работе в городе, некоторые в школе, а её дядя Питер и её брат Дерек где-то недалеко. Стайлз считает, это означает, что они делают все необходимые в волчьем заповеднике дела каждый день.              Стайлз не очень хорошо сходится с новыми людьми, но Лора и Талия кажутся милыми, и было бы круто приходить сюда и узнавать больше о волках и всяком другом. Так что да, он считает, что справится со встречей с остальными Хейлами.              Он обещает вернуться на экскурсию по этому месту на следующий день.              Они с отцом возвращаются в город. Стайлз ждёт в машине, пока отец забирает пиццу на ранний ужин, и натягивает капюшон. Кажется, что так слишком жарко и тесно после часов, проведённых в лесу, когда ветер щекочет шею.              Может быть, он не будет ходить в капюшоне всё время. Типа, только вокруг дома и всё такое.              — Значит, тебя спас волк? — спрашивает отец позже, когда они доедают пиццу.              Стайлз запихивает в рот кусочек пепперони.              — Это странно, правда? Мне кажется, они одомашнены или что-то вроде того? Ты можешь приручить волка?              — Чёрт его знает, — отвечает отец, улыбаясь, и Стайлз понимает, что это их первый за несколько месяцев разговор не о его травмах, или выздоровлении, или будущем.              — Мы уже распаковали DVD? — спрашивает он.              — Нет, но думаю, я знаю, в какой они коробке, — говорит отец.              — Круто. Мы должны что-нибудь посмотреть сегодня вечером.              Улыбка отца становится шире, и Стайлз думает, что он, возможно, смаргивает слёзы.              — Звучит здорово, ребёнок.       ***       На следующее утро, когда Стайлз открывает входную дверь, он видит на крыльце свой телефон. Корпус слегка поцарапан там, где клыки сжимали его слишком сильно, и экран покрыт слюной, но он работает.              Стайлз смеётся, потому что это просто безумие.              Оказывается, ему в жизни не помешает немного безумия.