Заповедник

      В субботу Стайлз просыпается поздно утром. Он не привык столько спать, но уже почти девять, когда его будит вибрация от входящего сообщения, и он заставляет себя вылезти из постели. Он и не помнит, когда последний раз ему удавалось поспать, не просыпаясь от кошмара. Он должен чувствовать себя хорошо, но — и это просто несправедливо — он чувствует себя ещё более уставшим, чем когда спит всего несколько часов.              Он хватает телефон. Сообщение от Скотта.              Ты сможешь сегодня позаниматься? Я могу прийти в любое время.              Окей.              Это нормально.              Стайлз делает несколько глубоких вдохов и отвечает: «Как насчёт 11?»              ОК! :)              Стайлз отправляет адрес.              Горячий душ помогает проснуться, а затем, пока он одевается, то замечает переполненную корзину с одеждой и несёт её вниз в прачечную. Раньше он всё время стирал, но за последние восемь месяцев это стало ещё одной обязанностью, которую отцу пришлось взять на себя. И с этой новой работой, а ещё и убийством… что ж, Стайлз может справиться с кучей белья, верно?              Отец уже ушёл на работу. На холодильнике записка, а в телефоне сообщение, и там, и там обещание немедленно вернуться домой, если Стайлзу что-нибудь понадобится. Стайлз знает, что они переехали в Бикон-Хиллс, не только чтобы оставить плохие воспоминания позади. Но и для того, чтобы отец мог управлять шоу, а не быть частью чьей-то команды. Сейчас ему не нужно перед кем-то отчитываться, если понадобится внезапно уйти. На собеседовании он об этом, скорее всего, не упоминал.              Стайлз проверяет холодильник, а потом с надеждой копается в морозилке.              Если Скотт придёт заниматься, ему нужна, по крайней мере, мини-пицца или что-то вроде того, верно?              Он пишет отцу: «У нас есть что-нибудь вредное из еды? Мы со Скоттом будем заниматься».              Отец отвечает мгновенно: «Что тебе нужно?»              Это значит «нет».              Пальцы Стайлза слегка дрожат, когда он печатает следующее сообщение: «Я что-нибудь куплю».              Ответ приходит через несколько минут, и Стайлз удивляется, как долго отцу пришлось думать над тем, что он хочет сказать.              Деньги в банке под раковиной. Ближайший магазин на Пятой. На дороге осторожнее.       ***       Поездка в магазин не так ужасна. Кассир косится на Стайлза, когда тот входит, натянув капюшон, но это справедливо. Стайлз выглядит как вооружённый грабитель, ожидающий своего часа. Стайлз кидает в корзину Читос, мини-пиццу и конфеты и идёт к кассе. Когда он подходит, кассир ведёт себя приятно и дружелюбно, что, по мнению Стайлза, либо чрезмерная компенсация за подозрение в ограблении, либо чрезмерная компенсация за то, что шрамы Стайлза шокировали парня, или, может быть, люди в Бикон-Хиллс просто дружелюбнее. Должно быть, это из-за свежего воздуха и отсутствия пробок.              Стайлз расплачивается, а потом возвращается на стоянку. Сегодня ясный день, и он чувствует глупое желание откинуть капюшон и ощутить солнечный свет на лице. Может быть, после занятий со Скоттом он немного посидит на заднем дворе. Помаринуется на солнце.              — Не сходи с ума от власти, — бормочет он себе под нос, выезжая со стоянки, но не может остановить улыбку, растекающуюся по лицу.              Он просто сам сходил в магазин и купил нездоровую пищу так, словно в этом нет ничего особенного.              Может, когда-нибудь и не будет.       ***       Скотт приезжает чуть раньше одиннадцати, грохочущий рёв двигателя его мотоцикла слышно с конца улицы. Это хорошо. Это даёт Стайлзу шанс несколько раз вдохнуть и убедить себя, что он знает, кто за дверью, прежде чем Скотт постучится.              — Привет, Стайлз, — говорит Скотт. — Я купил Доритос.              — Круто, — отвечает Стайлз и пытается вспомнить, как это делается. Повседневное дружеское общение. Он отступает в сторону и впускает Скотта. — Ну, это мой дом и всё такое.              — Круто, — говорит Скотт.              Стайлз щурится на коробки на полу гостиной.              — Мы ещё не закончили распаковывать.              Скотт одобрительно указывает на телевизор.              — Но Xbox уже стоит?              — Его я распаковал первым, — отвечает Стайлз. — После еды.              — Приоритеты, чувак! — лучится Скотт.              Вообще-то, первой была его подушка. Не то чтобы её упаковывали. Она оставалась с ним на переднем сиденье отцовской машины по дороге из Лос-Анджелеса до Бикон-Хиллз. Он прижимал её головой к окну, чтобы дремать, пока отец вёл машину. После долгого пребывания в больнице Стайлзу нужна его подушка, иначе он просыпается в панике.              Но после подушки — Xbox и еда.              — Итак, чем хочешь заняться? — спрашивает Стайлз, поднимаясь по лестнице.              — У меня беда с химией и историей, — говорит Скотт, тащась за ним. — О! Подожди! Мама сказала, что я должен быть вежливым и представиться твоим родителям.              — Тут только я и мой отец, — отвечает Стайлз. На стене в коридоре есть крючок, на который, как думает Стайлз, предыдущие владельцы дома, возможно, вешали фотографию. Только крючок и чуть более тёмный участок обоев, где рама защищала их от солнца. — Отец на работе.              — Моя мама тоже работает, — произносит Скотт.              Стайлз смотрит на него, открывая дверь спальни.              — У нас тоже только я и моя мама, — говорит Скотт и делает такое лицо, как будто это не важно. — Мой отец ушёл.              — Да, — произносит Стайлз. Моя мама умерла. Странно, что попытка произнести эти слова до сих пор душит, даже спустя столько лет. Будет проще, если они останутся несказанными и он позволит Скотту строить догадки.              Скотт оглядывает комнату Стайлза. По крайней мере, здесь чисто. Чисто, вероятно, впервые с тех пор, как он начал распаковывать вещи. На данный момент есть определённая система. Всё аккуратно убрано. Стайлз успешно превратил хаос в порядок, но он знает, что это ненадолго, до тех пор пока ему не понадобится снова открыть шкаф.              Скотт бросает рюкзак на пол.              — Итак, чем хочешь заняться в первую очередь?              — Мне без разницы. — Стайлз пожимает плечами. — Эм, ты ешь мини-пиццу?       ***       Они вообще не занимаются.              Вместо этого они едят мини-пиццу и играют в Xbox. Стайлз даже не осознаёт, сколько времени прошло, пока не слышит ключ в замке и знакомые шаги отца в коридоре за секунду до того, как он появляется в дверях.              — Как учёба? — спрашивает он с улыбкой.              Скотт выглядит виноватым.              — Возможно, мы отвлеклись, — признаётся Стайлз.              Отец качает головой.              — Не обращайте на меня внимания. Я просто заскочил за зарядкой для телефона, а потом мне нужно вернуться в офис. — Он поднимает брови. — Но если что-то понадобится…       — Если мне что-нибудь понадобится, я позвоню, — заканчивает Стайлз. — Я знаю, пап.              — Всё что угодно, — напоминает отец. — Скотт, уже довольно поздно. Тебе не нужно быть дома?              — О, — говорит Скотт и откладывает джойстик в сторону. — Наверное?              — Чувак, он просто спросил, — отвечает Стайлз. — Скотт может остаться ненадолго, правда, пап?              — Если только его родители не против.              — Мама никогда рано не заканчивает, — заверяет Скотт. — И сегодня выходные, так что комендантский час не раньше десяти.              — Круто, — говорит Стайлз.              Отец смотрит на него с улыбкой, а затем смотрит на Скотта, как будто тот — Второе пришествие. Неужели Стайлз настолько жалкий и одинокий? Да, он бы предпочёл, чтобы никто не отвечал.              Отец достаёт из кармана бумажник и вынимает две двадцатки.              — Закажите что-нибудь.              Стайлз хватает деньги.              — Спасибо, пап!              — Повеселитесь.              — Вау, — говорит Скотт, когда они снова одни. — Твой отец клёвый.              — Он сверхкомпенсирует, — отвечает Стайлз. — Он бы дал в два раза больше, если бы посчитал, что это поможет мне завести друга.              Дерьмо.              Ему не следовало произносить это, верно?              Вот только Скотт, кажется, не возражает. Он только слегка улыбается, и его щёки розовеют.              — У меня тоже нет друзей, чувак.              — Серьёзно? — Стайлз ни на секунду в это не верит.              — Некоторые парни в команде нормальные, — говорит Скотт через некоторое время. — Но большинство из них ведут себя как полные придурки, потому что я не могу играть из-за моей астмы.              — Тогда почему ты остаёшься в команде?              — Мне нравится играть, — объясняет Скотт, морща нос. — Хотя у меня это не очень хорошо получается. — Он светлеет. — Эй! Ты тоже должен попробовать!              — Не-а. — Стайлз пытается улыбнуться: он скорее промахнётся, чем ударит. Он неопределённо показывает на себя. — Всё это? Чувак, я всё ещё целый благодаря титановым спицам; ты можешь подумать, что они делают меня суперсильным, но оказалось, что я чертовски хрупкий. Мне нельзя заниматься контактными видами спорта.              — Отстой, — говорит Скотт, скривив рот.              Стайлз пожимает плечами.              — Так… — Скотт снова морщит нос. — Ты попал в аварию или что-то вроде того? — Затем он вспыхивает. — В смысле, ты не обязан мне ничего говорить.              Стайлз думает о Питере Хейле и том жгучем любопытстве, которое он испытывал, желая узнать, что произошло. То, что Скотт спрашивает, не делает его засранцем. Это делает его человеком.              — На меня напали, — говорит он наконец. — Мой отец участвовал в довольно крупном расследовании, которое сделало меня мишенью. Я имею в виду, это даже не личное, понимаешь? Они порезали меня и сбросили с балкона.              Это больше, чем он рассказывал кому-нибудь, кроме следователей и терапевтов, и он ждёт вспышки паники, которая не приходит.              — Чувак, — произносит Скотт, подняв брови. — Это отстой.              — Да, — соглашается Стайлз и почему-то улыбается. — Это и правда так.       ***       Скотт знает лучшее место в городе, где можно заказать китайскую еду, и, когда видит нерешительность Стайлза после звонка в дверь, забирает заказ. Они едят на полу в гостиной, разбрасывая открытые контейнеры вокруг и набивая животы пельменями и яичными рулетами.              Когда телефон Скотта звенит оповещением о сообщении, он стонет и вертится, как выброшенный на берег кит, пытаясь вытащить его из кармана.              — Это от Джексона. Какого чёрта мне пишет Джексон? Я ему даже не нравлюсь. — Затем он фыркает. — Уверен, ему никто не нравится.              Стайлз, улыбаясь, пожимает плечами.              Скотт хмурится, когда читает сообщение. Его рот открывается.              — Срань господня.              — Что? — спрашивает Стайлз.              — Эллисон, — говорит Скотт, поднимая глаза и встречаясь взглядом. — Её мать подстрелили. Она мертва.              Стайлз не знает Эллисон, но помнит, что она та девушка, в которую Скотт беззаветно влюблён. Он даже не знает, как она выглядит, но, кажется, Скотт упоминал глаза как тёмный шоколад, волосы как шёлк — но как кудрявый шёлк? — и ямочки как маленькие сердечки. Это было странное запутанное описание. Скотту никогда не быть поэтом.              — Ох, — говорит он, его сердце колотится. — О.              Скотт прикусывает нижнюю губу, его глаза блестят от внезапных слёз.              — Это просто ужасно.              Стайлз не знает Эллисон Арджент. Её разбитое сердце от него отделяют как минимум два шага, и то это очень условная связь. Стайлз может подружиться с парнем, который влюблён в Эллисон Арджент. Но Стайлз помнит, каково это — потерять маму. Он помнит, как его сердце разбилось и так и не исцелилось. Он каждый день ощущает её потерю. И скучает по ней, как по свету в темноте.              — Зачем кому-то стрелять в миссис Арджент? — спрашивает Скотт и внезапно кажется очень юным.              — Не знаю, — тупо отвечает Стайлз.              Скотт один из тех глупых счастливых людей, о которых он думал прошлой ночью, так? Тех, кто чертовски шокирован, когда что-то идёт не так. И Стайлз должен смотреть на этих людей свысока за то, что они наивные дураки, потому что он умнее. Только теперь это не приносит ему никакого удовлетворения.              Наверное, никогда не принесёт, если честно.              Какое-то время было приятно относиться к ним с презрением.              Теперь это не так.              — Бедная Эллисон, — говорит Скотт и вытирает глаза рукавом. — Как думаешь, с ней всё будет в порядке?              — Конечно, — отвечает Стайлз. — Да.              Это ложь, но сказать её сейчас не кажется чем-то неправильным.       ***       Скотт уходит как раз вовремя, чтобы успеть до комендантского часа, и Стайлз идёт спать. Он лежит без сна и думает, стоит ли звонить отцу, попросить его вернуться и открыть сейф, чтобы принять снотворное. В конце концов он решает его не беспокоить. Отец работает над убийством, и это важнее, чем бессонница Стайлза. Он в любом случае не сможет спать долго. Иногда таблетки вырубают его, но обычно через несколько часов он снова просыпается, вялый и дезориентированный.              Примерно через час он плюёт на попытки уснуть и снова спускается вниз. В гостиной всё ещё лёгкий беспорядок, поэтому он собирает пустые контейнеры с едой и относит их на кухню. Делает себе кофе, надеясь, что это его усыпит. Из-за СДВГ кофеин для него скорее успокоительное, чем стимулятор. Он возвращается с кофе в гостиную и сворачивается на диване.              Он думает об Эллисон и её маме.              Думает о своей маме.              Думает о голом клочке стены в коридоре наверху, где когда-то висела фотография.              Он вскакивает с дивана и подходит к распакованным коробкам в углу. Срывает с них упаковочную ленту. Он узнаёт фотографию по рамке. Простая белая рамка, которую, как он думает, мама купила в Target. Он медленно вытаскивает фотографию, стекло блестит на свету.              Это не студийная фотография. Маме они никогда не нравились. Она считала, что они странные, с их искусственным фоном, идеально подобранной одеждой и неловкими позами. Ещё она думала, что они до глупого дорогие. Этот снимок, вспоминает Стайлз, сделал на пикнике департамента отца парень, который работал на месте преступлений. Парень, Стив, таскал свою камеру везде. Когда он не работал, то снимал семьи своих коллег на свадьбах, бар-мицвах и кинсеаньерах*. Он так долго фотографировал места преступлений, думает Стайлз, что ему нужно было фотографировать что-то другое, чтобы это уравновесить.              Он протирает стекло большим пальцем.              Мама и папа сидят на коврике для пикника и смеются, как будто Стив застал их за шуткой. Возможно, так и было. А шести- или семилетний Стайлз сидит между ними с широкой улыбкой на лице. И в кетчупе.              Отец выглядит молодым и счастливым. А мама такая красивая. И у Стайлза нет шрамов.              Его пронзает боль желания, достаточно сильная, чтобы на глазах появились слёзы.              — Я скучаю по вам, — говорит он людям на фотографии.              Он относит фотографию наверх и осторожно вешает её в коридоре.