3.
26 февраля 2019 г. в 21:33
Кошелева в полотенце заворачивается, убирая мокрые пряди назад и скрывая заметный страх. В середине встаёт, оглядываясь по сторонам, но никого не видит.
— Тихо. — тёплая ладонь зажимает ей рот, сдерживая предстоящий крик. От голоса мурашки проходят и слёзы огромными каплями стекают по щекам. Да, плакать глупо и неразумно, но страх берет своё...
Парень к стене её прижимает, гневно заглядывая в глаза. Его слёзы, кажется, совсем не смущают. Улыбкой дьявола светит, ближе к её лицу наклоняясь. Дыхание спирает от противного запаха чего-то сладкого. Он прядь её волос в пальцах зажимает, долго вдыхая аромат шоколада. Пальцами грубыми линии ключицы обводит и ниже спускается, останавливаясь у края полотенца. Он играет. В глазах пляшет огонь, которым можно сжечь вселенную. А она так не вовремя вспомнила про Луну и Даню, а ещё этого проклятого блондина.
В голове громко звенит мысль, что если её первый раз будет здесь - она повесится или спрыгнет с крыши. Парень смеётся не к месту и сдавливает тонкую шею, так и не коснувшись полотенца.
— Я предупреждал, зайка. Не играй с огнём. — хрипит голос низкий и дверь снова противно скрипит, впуская кого-то ещё.
— Гринберг, ты заебал уже. Если так хочется - иди Майер выеби, она с радостью. Отвали ты от девки, совсем уже конченный? — блондин взглядом надменным смотрит, дожидаясь разумных действий от брюнета. Тим уходит, на прощание фыркнув.
— Спасибо. — три раза запнувшись на одном и том же месте, благодарит. По стене скатывается, всхлипы дурацкие сдерживая, потому что она сильная. Сильные не плачут.
— С приездом. Обычно мы не так новеньких встречаем, но тоже сойдёт. — Максим улыбается напряженно, с намерением развеять ситуацию.
— Ненавижу вас. — хрипло звучит девичий голос, и она рыдать начинает. С каждой слёзой ломается и выворачивается наизнанку от боли нестерпимой.
— Блять, Кошелева. Только не ной. Дай мне нормально в душ сходить. Я поговорю с Тимом - он тебя больше не тронет. Харе тут сопли пускать.
— Все нормально. Я сама справлюсь. — спустя несколько минут под пристальным взглядом успокаивается, крупные капли с лица смахивает и на ноги поднимается. В глазах карих не все отражается, как у той же Майер. У неё в глазах тайны и неизвестные глубины.
— Справится она. — Свобода ухмыляется сам себе и последний взгляд бросает в сторону хрупкого силуэта, уходящего к самому крайнему месту.
В зеркале над раковиной он пытается увидеть себя прежнего. Того мальчишку, что любил гонять мяч во дворе и сбегал из дома от младшего брата. Мальчишку с всегда весёлой улыбкой и писклявым голосом. Когда он успел вырасти? Когда он превратился в такую бездушную сволочь?
Ровно семь лет назад. С тех пор многое изменилось. Он больше не верит в людей и крепко держится за брата, потому что такой же одинокой участи по интернатам - он ему не желает.
— Есть закурить? — шум воды стихает и в тишине гулко звучит спокойный голос. Пачка прямо ей в руки летит, а он в пятый раз умывается и в зеркало смотрит. Будто вместо лица душу помыть может, будто верит, что ещё раз вода коснётся лица и снова наивный мальчишка появится.
— Не ходи одна по ночам. У нас не только Гринберг отбитый, а лечь под кого-нибудь значить стать вещью.
— Это не твои заботы. — с полнейшим равнодушием отзывается, шумно выдыхая.
— Я просто предупредил.
— Почему звёзды, Свобода? — с лёгкой ухмылкой и яркими глазами, просто тему перевести хочет. Потому что в комнату идти совсем не хочется.
— Пока горит хоть одна звезда - я чувствую себя живым. — долго молчит и отвечает, когда она уже потеряла надежду на разговор.
— Значит - это необходимо, чтобы каждый вечер на небе загорелась хоть одна звезда?
— Это необходимо для меня, но если звёзд не будет - ничего не изменится. Я просто буду чувствовать себя мёртвым. — Анисимов в зеркало долго смотрит. Господи, она готова поклясться, что когда он посмотрел на неё - в голубых глазах находилась вся вселенная.
— Да, значит необходимо. Люди должны чувствовать себя живыми. — Кошелева глаза прячет, направляясь в раздевалку.
— Почему звезды, Кошелева? — одним вопросом заставляет чуть ли не на колени падать. В области сердца больно становится, что она готова кричать.
— Мама любила звёзды. — ненавидит всей душой её и никогда не простит, но и себя ненавидит, потому что до сих пор её любит.
Кристина жила вдвоём с мамой и псом Арчи. Даже без отца ей завидовали почти все одноклассники. У неё была феноменальная мама. Она приходила на классные часы и долго рассказывала про звезды, про свою профессию астронома. Или приходила на искусство со своими впечатляющими картинами. А потом она забирала дочь, и они шли по парку с мороженым. В выходные катались на велосипедах, а зимой на коньках. Кошелева всегда ходила с высоко поднятой головой и мило улыбалась, когда вслед кричали «У тебя классная мама». И она пыталась соответствовать, ходила на гимнастику и всегда училась на отлично. Но, видимо, так в жизни бывает.
В кошмарах по-прежнему снится идеально спокойное лицо матери и родной дом, где так стремительно летели детские года.
— Прости. Она умерла, да? — блондин в спину ей смотрит тоскливо, каждую капельку, падающую с тёмных волос, видит.
— Лучше бы так. — она голову низко склонив, уходит и быстро переодевшись, выходит на улицу.
Между ребрами противно ноет от воспоминаний, которые она так долго глушила. Лёгкие сдавливает, будто кислород закончился. Она на себе почувствовала, как это, когда приходят чьи-то будущие родители и ты надеешься, что они выберут тебя, а хуй тебе, блять. Поняла, какого делить все подарки на всех. Даже чертовы карандаши, которые, блять, ей подарили.
— Я тебе скажу кое-что. Это наш с Даней девиз. Мы здесь не зря. — Свобода сзади появляется с мягким голосом и уставшими глазами.
— Для баланса, сука. — выдавливает слова из себя и уходит. На себя злится.
Назима спит крепко, сжимая конец одеяла в руках. А Кристина шестую сигарету разом выкуривает. Запах шоколада меняется на табачный. От неё никогда не будет пахнуть какими-нибудь женскими духами. Нет, это не для неё. Кошелева в небо, через грязное стекло, смотрит. Живой себя почувствовать пытается, не получается. Она в самую глубину своих вещей залазит и находит там маленькую коробочку с аккуратно сложенной красной лентой. Если добивать себя, то полностью. Эту ленту ей дарила мама на первое сентября в первом классе.
— Крис, ты чего? Ложись спать. — Джанибекова поднимается с подушки, потирая глаза.
— Назь, как ты сюда загремела?
— За Серёжей пошла. А так, мать в роддоме отказалась. — сонно шепчет казашка, по шею кутаясь в одеяло.
— Спокойной ночи. — Кристина коробочку закрывает, назад в портфель закидывая. Джинсы с толстовкой снимает и в майке спать ложится. А время ровно три ночи доходит.
Солнце только собиралось выходить, освещая небо красным цветом, а Кристина уже встала. Привычка. В шесть утра мозг начинает орать, что пора вставать. Она умывается, пока все спят и надев шорты идёт бегать. На беговой дорожке удобный режим устанавливает и музыку включает.
Дверь противно скрипит, что сразу хочется убить вошедшего.
— Надо её смазать, а то жесткое палево. — Максим усмехается сам себе и рядом с беговой дорожкой на пол садится.
— Только не говори, что и сейчас ты один занимаешься. — Кристина скорость снижает, презрительно фыркая на парня.
— Я утром не занимаюсь. Твоя компания лучше, чем храп Трущева. Видел, как ты шагала. — блондин улыбается лучисто, выдавая своё хорошее настроение.
— Как там Даня? Читали про Плутон?
— Запомнила...Даня думал, что я приду с тобой. Маленький чёрт. Ты ему понравилась. Не читали, я сам рассказывал.
— Сам откуда знаешь? — она с дорожки сходит, садясь напротив него.
— С мамой читали. Космонавтом хотел стать.
— Не, тебе не светит. — Кошелева смеётся тихо и уходит в душ, возвращаясь в джинсах с портфелем.
— Завтрак через пятнадцать минут, вали давай. — Анисимов глаза закрывает, откидываясь на стену и напрягает слух в ожидании её ухода.
— Валить придётся тебе. Я на завтрак не пойду. — она глухо бросает рюкзак и уходит подальше от него, к противоположной стене.
— Решила голодать?
— Нет. Какие у вас отношения с Софой? — она подобно ему устраивается, представляя ромашковое поле и глубоко любимую собаку.
— Дружба. Она держится за меня, чтобы к ней никто не приставал.
— Взял и все разрушил. Я думала, что она твоя девушка.
— Не в моём вкусе.
— Давай, с кем ты там трахаешься? Майер? Или кто у вас ещё в роли шлюх? — Кристина руку вскидывает в воздух, перебирая всех знакомых здесь девушек, пока он смеётся громко.
— Для тебя это важная информация?
— Не очень, но если ты ебешь Майер...лучше ко мне не подходи.
— Давай, перебирай дальше. Это не Майер.