В одиночестве есть свой плюс - никто тебя не предаст.

— Макс, вы ужин проебали. — Серёжа на кровать свою падает, откидываясь на стену. — Отлично. — Максим с кровати поднимается, потирая глаза. Болело все тело, до самых пальцев ног. — Подыхать собрался? — Блять, Серёга. Когда соберусь - обязательно тебе сообщу. — блондин в него подушкой кидает, только потом понимает, что все слишком шумно и резко, а сзади спит Кошелева. — Уже пора? — точнее уже не спит. — Ложись. Уже никуда не спешим. — Свобода пачку достаёт из кармана, подходя ближе к окну. Прохладный воздух и первые звезды, а на часах одиннадцать ночи. — Нет. Я пойду к себе. Завтра увидимся. — она встаёт, смущенно поправляя волосы. Даже шаг не успевает сделать, Максим перехватывает её, в крепкие объятья заключая. — Сейчас Нази позовем и тусанем. — Серёжа телефон достаёт, быстро что-то набирает и улыбается экрану. — Я сгоняю до туалета и тоже подтянусь. — Анисимов уходит, тихо закрывая дверь, потому что отбой уже был и мелких уложили спать. По коридору тёмному вперёд идёт, после сна немного шатаясь. Мозг все ещё ускоренно пытается проснуться, а тело привыкнуть к движению. Чей-то силуэт у окна совсем не пугает, там всегда кто-то зависает. Свобода рядом к окну встаёт, повторно закуривая и открывая форточку. Этому помещению нужен свежий воздух. В темноте пытается различить кто стоит рядом, но парень в чёрный капюшон прячется. — Вали спать, чувак. Не пугай детей. — Максим окурок выкидывает и разворачивается, собираясь уходить. Дыхание слишком резко перехватывает, когда по коже тёплая струйка крови начинает стекать. Ноги не держат совсем, и блондин сгибаясь у стены оседает, крепко сжимая рану под ребрами. Расплывчато видит знакомую ухмылку, он за столько лет наизусть её выучил. Анисимов сам себе обещает, что отомстит, если не сдохнет. Во рту металлический привкус крови появляется, а на полу воняет ржавчиной. В глазах все двоится и мелькает пятнами, но давно заученный номер он набирает. — Серёга, помощь нужна. — все, что сказать может. Дышать становится слишком тяжело. Воздуха критически не хватает, а в глазах окончательно темнеет. Хреново, когда ты, кроме своего сердцебиения, ничего не слышишь. — Мась, ты меня слышишь? — у Трущев голос дрожит прямо возле уха блондина, он ответить очень хочет, но не может. В горле все пересохло, комом встало. — Свобода, сука. — уже истерически кричит Серёжа. — Жив. — единственно, что удаётся выдавить из себя. Анисимов чувствует прекрасно как Пиэлсишник перекинув его через плечо, тащит на улицу, где холодный ветер обжигает лицо. Глухо доносятся голоса, которые что-то тревожно друг другу говорят. Где-то басом кричит Лукашев, а где-то тихо плачет Кошелева и Назима её успокаивает. Блондин набравшись сил, глаза открывает. Среди лиц знакомых и пятен расплывчатых мелькает та самая ухмылка, в которой отражается счастливая победа. Дверцы машины громко хлопают и по телу проходит волна нетерпимой боли. Он пальцы холодные на своей голове чувствует и слёзы солёные, что капают с лица слишком сейчас красивого. — Все хорошо будет, я тебе обещаю. — хрипло и очень тихо шепчет, перехватывая руку тонкую. Знала бы она, каких сил ему это стоило. Последнее, что чувствует - влажный поцелуй и тёмное каре перед глазами, а потом тяжёлое забвенье. Трущев за семь минут до больницы доезжает, нарушая все существующие правила. Штрафов придёт слишком много, но сейчас это не очень важно. Никита в здание забегает, откуда через минуту выбегают санитары с носилками. В светлом коридоре напряжение висит, что если хоть звук кто-то издаст, все с ума сойдут. Нервы тугими струнами натянуты. Она прощаться с ним не готова была, уйти хотела, в какое-то завтра верила. У неё под ногами образовывается лужица маленькая из слёз, которые все года так бережно хранились. — Не плачь ты, все нормально будет. — Серёжа не выдерживает, к себе её прижимает слишком крепко, пока Лукашев отписывается Илоне, которая с Назимой осталась. В операционной противно вибрируют аппараты, и тихо слышатся голоса врачей. Представить сложно, что на столе сейчас лежит ещё несколько часов назад самый счастливый парень. — У кого первая положительная? — медсестра круглыми глазами на тройку смотрит, придерживая дверь. — У меня. — Трущев с готовностью выходит вперёд, снимая куртку и накидывая её на плечи Кошелевой. Его уводят в эту комнату ада, где снова тихо вибрируют аппараты. Кристина при каждом шорохе вскакивает с места и разочарованно садится назад, когда из реанимации так никто и не выходит. Минуты тянутся годами, а часы - вечностью. — Как там? — резко встаёт Никита, когда врач выходит, аккуратно снимая маску. — Состояние хорошее. Он у вас боец. Лёгкое не задето, но сильная кровопотеря. Я думаю, дня через два отпустим. — мужчина сжато улыбается, смотря на красные глаза Кошелевой. — К нему можно? — Вы ему кто? — Невеста, а я брат. — тихо отвечает Лукашев, смотря на ступор Кристины. Её сейчас абсолютно не беспокоит, что они нагло врут. — Подождите минут десять, вас к нему позовут. Вашего друга тоже оставят на ночь. — врач скрывается в больничном, ослепляющем свете, как будто в рай уходит. — Спасибо, я бы не догадалась. — с успокоением выдыхает Кошелева. Глаза, наконец, высохли и стали привычно яркими. Два дня, его выпишут в его же день рождение. Рожденный в рубашке. Они на скамейке у стены сидят. Никита коротко отвечает на все сообщения. Только Джанибековой все подробно расписывает. Кристина смотрит прямо перед собой. В белой стене есть маленькие трещинки. Она вздрагивает, когда медсестра подходит слишком близко, чтобы позвать их. В палате тёмно и глаза неприятно режет от резких перемен света. Рядом с кроватью Анисимова стоит капельница и пищащий прибор. Она подойти к нему не может, просто смотреть не может, как он неподвижно лежит. — С ним все нормально. Это же Свобода, уже завтра бодрячком будет. Он ещё под наркозом. — хрипло говорит Серёжа, устало смотря в потолок. Кошелева пару шагов в его сторону делает и с благодарностью смотрит на Никиту, который поставил стул рядом с кроватью. — Пошли погуляем. — серьёзно зовёт Трущев и не слушая восклицаний о его слабом состоянии, выводит Лукашева из палаты, оставляя их одних. Она за руку его робко берет, разглядывая датчики на руке. Дыхание его ровное слышит и спокойнее становится. — Макс, у тебя хорошие друзья. Ты обязательно скажи им спасибо, когда проснешься. Знаешь, у меня есть для тебя подарок. — Кристина нить красную из кармана джинс достаёт, на запястье завязывает крепким узелком. — Не снимай её никогда. Договорились? — Да. — почти неслышно отвечает блондин, часто моргая. Руку её слабо сдавливает, улыбаясь. — Ты спи, завтра поговорим. —  он глаза закрывает, полностью слушаясь её, в глубокий сон проваливается сразу. Не слышит уже как она о любви шепчет. Не чувствует как она чутко засыпает у его груди. Свобода только ранним утром просыпается. Глупо улыбается, замечая рядом спящую Кристину, по волосам её гладит невесомо. На соседней кровати спит Серёжа, а в конце палаты, на стуле Никита. Так хорошо становится от осознания, что рядом есть свои люди, что тебя в любой ситуации не бросят. Они с Трущевым теперь братья кровные. И это, наверно, хорошо. — О, Свобода, я тебя сам убью когда-нибудь. Всю жопу отсидел. — хрипит Лукашев, поднимаясь со стула и разминая затекшие конечности. — Спасибо, Никитос. В долгу. — Нам ехать надо, Макс. Днём перекличка будет, нас троих так прихлобучат. — Джей одновременно расталкивает Серёжу и кидает вопросительные взгляды на Кошелеву. — Пять минут, пацаны. — блондин умоляющим взглядом смотрит на вздыхающего Серёжу, и тот жестами показывает, что ровно пять минут.