В одиночестве есть свой плюс - никто тебя не предаст.

Этот день наступает, как самый сильный дождь в неожиданный момент. Он бьёт по всему телу и заставляет прятаться, а эмоции, как всегда, смешиваются в круговорот. Только, она его ожидала. Трущев уже с утра зашёл с громким криком, хлопушкой и отличным настроением. — Серый, съебись. Дай поспать нормально. — блондин запустил в него чем-то ненужным, отвернувшись лицом к стене, где сладко спала Кошелева. — Я зайду через час, поднимайте жопы. Лучи солнца, как назло, пробились через шторы, ударяя в глаза. Под одеялом бы жарко, нестерпимо жарко, и Кристине пришлось открыть глаза, чтобы скинуть тяжёлый материал. Он спал. Мирно и спокойно, что хотелось закутать его в одеяло и оставить ещё часика на четыре. Брюнетка тихо встала, отходя к окну. Осень торжественно переборола лето, было холодно. Солнце не помогало. Холодный воздух забирался под кожу и заставлял дрожать. — Иди ко мне. — Анисимов заспанно тянет к ней руки, опираясь на стену и глупо улыбаясь. Холодный бетон царапает лопатки, но он не обращает на это внимания. — С днём рождения. — она забирается к нему на колени, крепко прижимаясь к оголенному торсу. Светлые пряди спутались, падая прямо на лицо, и Кристина тонкими пальцами их распутывала, отвечая на кратковременные, нежные поцелуи. Её ладонь полностью тонула в его руке, когда она пыталась переплести их пальцы. Максим смеялся громко, понимая, что для своих восемнадцати она слишком маленькая. Слишком маленькая, хрупкая, но жутко независимая и самостоятельная. В отличии от него, сегодня двадцать один, а в душе точно лет пять. — Долго вас ещё ждать? — Серёжа появляется в дверном проеме, когда Свобода решает продлить короткие поцелуи. — Серёга, блять. — в парня летит кроссовок, и он скрывается за дверью с диким смехом. Кошелева краснеет, вставая и надевая джинсы. Тёмное каре не поддаётся укладке, и она психует, обречённо опуская руки. Чёрная майка задирается, обнажая тонкую талию, и на неё тут же ложатся тёплые руки. — Ну Крис, не обижайся. Я скажу ему, окей? — Одевайся, завтрак через десять минут. — Поцелуй. — Маааакс. — брюнетка несильно бьёт его в бок, и он заходит приступом смеха, отходя от неё дальше. Максим впервые надевает белую рубашку, идеально на нем сидящую, и выглядит, честно говоря, превосходно. Но, без рубашки он нравится Кристине намного больше. Заспанный, расслабленный, весёлый - она хочет видеть его таким всегда. Таким, по-настоящему счастливым, кажется. В столовой шум привычный: дети, шумящие ложками и старшаки, смеющиеся на все помещение. Блондина все обнимают, желая всего самого наилучшего, а он улыбается по-кошачьи, сжимая её ладонь в своей. — Когда разгружать пойдём? — Трущев вопросительно смотрит на Анисимова, одновременно поглощая какой-то суп. — После первого урока свалим. — после недолгих раздумий отвечает Максим, и все спокойно относятся к этому разговору, что, кажется, ничего не понимает одна Кристина. Она откладывает это в голове, чтобы спросить потом и утыкается в свою тарелку с кашей. Они заходят с опозданием. Тим оглядывает всю столовую, противно улыбаясь. Оставшаяся награда от ребят будет заживать, наверно, очень долго. Особенно синяки, которые Гринберг усердно пытался спрятать. Драгни прячется за спинами, опуская трусливые глаза, и Кошелевой правда все равно на него. Она не обижается, не разочаровывается, ей просто все равно. Этот человек остался в том дне. Навсегда. Первым уроком стояла музыка, поэтому половина разошлись обратно по комнатам, поспать ещё часик. Кристина чётко смотрела вперёд, устроившись на плече Свободы. Учительнице, кажется, было все равно на происходящее. Она монотонно диктовала что-то про композиторов девятнадцатого века. — Куда вы пойдёте после урока? — шепотом спрашивает Кошелева, вдыхая любимые духи с тёплой шеи. — Заносить бухло на третий этаж. Приглашаю тебя на торжественную часть моего дня рождения, начало после ужина. — смешливо отзывается Максим, крутя в руках чёрную ручку. — Каков дресс-код? — Жду тебя в каком-нибудь платье, чтобы все упали. — Договорились. Уроки сегодня пролетают, на редкость, быстро. Когда после ужина Трущев с Максимом пропадают, сидящая рядом Нази только смеётся, обещая, что они устроят какой-то сюрприз. Джанибекова тащит брюнетку в их комнату, собираясь сделать из неё неповторимую принцессу, от которой у Анисимова снесет крышу. Чёрное, обтягивающие платье и мягкий, незаметный макияж делают своё дело. Кошелева рисует идеально ровные стрелки, поправляя какие-то детали по сто раз. — Крис, ты выглядишь просто супер. — Назима надевает пояс на красивое платье и крепко её обнимает, будто та только что замуж вышла. — Ты тоже. — Пошли. — она вытаскивает её из комнаты за руку и ведёт вниз, где собрались уже почти все. Громкая музыка заглушает все остальные звуки, а кто-то уже напился и зажигает вечеринку дикими танцами. Она не видит его в толпе, и, по сути, не видит вообще никого. Пока знакомый голос Серёжи не разносится откуда-то спереди. Они все приближаются к источнику звука, и она, наконец, замечает светлое каре. Все светодиоды тухнут и в темноте выносят торт, все поддерживают Трущева знакомой песенкой «С днём рождения», а Свобода задувает свечи. Музыка снова начинает играть, и все танцуют, когда он подходит к ней, радостно улыбаясь. Внимательно оглядывает, смеясь куда-то в сторону. Кристина в непонимании пытается найти в себе что-то смешное, пока не чувствует горячее дыхание возле уха. — Ты пиздец какая красивая. — она смеётся ему в лицо, а потом уводит с собой за руку. Кристина находит первое тихое место и достаёт из кармана необходимый, скорее для неё, подарок. — Дай руку. — она цепляет на его запястье красную нить, на которой висит бессмысленный брелочек. — Спасибо, Крис. — Обещай, что никогда его не снимешь. — Клянусь. Анисимов крепко прижимает её к себе. Он понимает, что сегодня последний свободный вечер вместе, а потом начнутся бесконечные, нерешаемые проблемы, которые он обязательно решит. Теперь у него есть два человека, которых он любит больше, чем себя и ради них он сделает все возможное. — Сейчас медляк будет, пошли? — блондинистое каре падает ей на лицо, заставляя улыбаться. Максим теряет её из виду спустя два совместных танца. Он отходит к Серёже, а по возвращению не находит её. В груди поселяется предчувствие чего-то не хорошего, какой-то предстоящей бури. В толпе взглядом отыскивает Гринберга с его шавками, и успокаивается. Повторные нападки этих уродов ей не грозят. Через час его уже знатно начинает передергивать. Никто не видел, никто не знает. Трущев лишь обречённо смотрит и советует посмотреть по комнатам, с предположением, что она где-то вырубилась уже. Блондин прямой походкой, что удивительно после такой дозы алкоголя, идёт в спортзал. Мерзлый воздух неприятно замораживает кожу, ветер забирается под тонкую рубашку, заставляя покрыться мурашками. Она сидит у окна с бутылкой чего-то крепкого в руках. И он бы мог любоваться ей вечность, даже как она бухает и то - эстетично. Короткие волосы путаются от порывов ветра, и она стучит зубами, не скрывая дрожь, но окно не закрывает. — Почему ты ушла? — рядом с ней появляется неожиданно, что она вздрагивает, беспомощно крутя глазами. Окно с громким хлопком закрывает и в упор смотри в её тёмные глаза. — Блять, Свобода, иди отдыхай. У тебя же праздник, а я здесь как-нибудь. — язык заплетается, и Анисимов оглядывается, находя ещё пару бутылок, с которых её и унесло, видимо. — Малая, ты нахрена так нажралась? — Захотела. Че они все вокруг тебя ошиваются? Жопами своими вокруг тебя вертят. — Ты ревнуешь что ли? Мне похуй на них, Кошелева, как же ты этого не поймёшь? — он в глазах пьяных пытается хоть долю здравого рассудка найти, но его там нет. Есть она, настоящая. Истеричная собственница. — Я видела, как ты смотрел на них. Ты же хочешь их, да? А меня до сих пор пальцем не тронул, что я делаю не так? — Кошелева, блять, никого я не хочу. А тебя не трогаю, потому что ты ещё дура малолетняя. Хватит нести всякую хуйню, пошли. — за руку тонкую её хватает и почти тащит обратно в здание. Они в комнату поднимаются, где Максим, наконец, спокойно закуривает. Кошелева подходит сзади, крепко прижимаясь к тёплой спине. Прощения просит тихо, что он скорее всего её даже не слышит. Но чувствует, несомненно, всей душой. Она внутри него, как неизлечимая болезнь, что расползается с каждым днём все больше и больше, которая затмевает всех. С первых секунд, когда она только вошла в эту чертову столовую, он понял, что эта другая, настоящая. — Пойдём туда или здесь зависнем? — поворачивается к ней, в миллионный раз оглядывая хрупкое тело, обтянутое чёрной тканью. И знала бы она, каких сил ему стоит держать себя в руках. Он её хочет, до помутнения в глазах, до сбитого дыхания, до гребанного сумасшествия. — Я переоденусь. — на кровать летят какие-то вещи, и она подходит к ним, быстро скидывая платье. В секундах задумывается над чем-то и плавно оборачивается к нему, поправляя нижнее бельё. Блондин упрямо смотрит в окно, где не на шутку бушует гром. Остались считанные минуты до дождя, а на небе творится полный беспредел. — Мась, посмотри на меня. — он поворачивается, натыкаясь на её хмурый взгляд. Она стоит почти вплотную к нему, не отрываясь от голубых глаз, а его выдержка начинает сдавать. — Крис, не надо. Одевайся и пошли. — Нет, поцелуй меня. — на цыпочки встаёт, чтобы дотянуться до его губ. Привкус его любимого коньяка бьёт в голову, и он убеждается, что вкус к алкоголю у неё явно есть. Она пальцами холодными под рубашку забирается, проводя по тросу прямые линии, и ниже спускаться начинает. — Кошелева, хватит. Одевайся. — он отталкивает её, отходя обратно к окну, крепко сжимает кулаки, чтобы не сорваться. Она же ещё ребёнок, чем он будет лучше Тима, после этого...Кристина надевает выбранные вещи, тихо убирая все лишнее в шкаф. — Пошли? — Максим улыбается ласково, смотря не неё. Бесформенная футболка, размера на четыре больше и короткие шорты, которые даже не видно. — Когда-нибудь я сойду с ума и в этом будешь виновата ты. — за руку её держит крепко, пробираясь через толпу пьяных тел. В самом начале зала Трущев с Нази сидят, и Джанибекова уже явно перебрла. Серёжа устало смотрит на девушку, пока она ему объясняет что-то не внятное. — Вы куда пропали? — Отдыхали. Сколько осталось? — Максим отпивает из стоящего на столе стакана и внимательно смотрит на друга, достающего из кармана телефон. — Не больше трёх часов. Кошелева удивлённо смотрит на парня и просит объяснений, когда они отходят в толпу. Отсутствие свежего воздуха в помещении явно пагубно влияет на её самочувствие. Ноги вдруг начинает подкашивать, а лёгкие сдавливает от нехватки кислорода. — Какие три часа? —сквозь тошноту спрашивает девушка и серьёзно смотрит на блондина, который по-прежнему ласково ей улыбается. — Через три часа я должен буду покинуть территорию интерната, иначе охрана меня выпнет. — его улыбка мгновенно попадает, он смотрит куда-то в сторону, сжимая её талию. — Мась, все же будет хорошо? — Обещаю. — обещать то, в чем не уверен сам, наверняка, станет его фишкой, но это обещание он постарается выполнить. Они проводят оставшиеся три часа вдвоём, вплотную друг к другу, глаза в глаза. Улыбаются, танцуют под какие-то дурацкие песни и немного сходят с ума. Трущев подходит сзади, когда на часах доходит восемь утра, с мрачным выражением лица и худшей на свете фразой: «Пора».