День независимости

      Слушая выступление Болеслава Маслека, Владо Стойчев ощутил настоящую эйфорию. Молодого революционера накрыла волна неописуемого восторга, от которого по всему его телу пробежала дрожь. Провозглашение независимости вызвало у двадцатишестилетнего Владо божественный трепет в груди. Стойчеву даже показалось, будто у него по щеке потекли слёзы радости. Настолько сильно его тогда переполняли патриотические чувства. Революционер на какое-то время даже позабыл о том, что уважаемый всеми Болеслав Маслек принадлежал к буржуазному лагерю, а радикальное крыло СДПС выступало за другую модель построения новообразованного государства.       Со временем эйфория начала проходить. Она словно выветрилась после того, как кто-то открыл форточку в душной палате. Постепенно приходя в себя и гуляя по мощёным улочкам, Владо пустился в размышления. Он всей душой мечтал застать тот день, когда свободолюбивый слованский народ сбросит оковы одряхлевший империи Габсбургов. Мечта Стойчева сбылась, но совсем не так, как он того хотел. «Это даже и революцией не назовёшь. Так, буржуазный переворот. Гнёт капиталистов остался на прежнем месте», — подумал Владо, мечтавший о победе именно социалистической революции. Но рабочие не восстали против буржуазии. Они наоборот встали с ней в один ряд.       С каждой улицей по пути к набережной радость всё быстрее и быстрее покидала Стойчева. Владо видел счастливых горожан, совсем далёких от трудов Карла Маркса. Они пили шампанское, танцевали или целовались, вряд ли думая об успехах социалистической революции. Стоило молодому революционеру посмотреть на них, как он тут же успевал почувствовать себя лишним на чужом празднике жизни. Стойчев оказался изгоем, на чьём прямоугольном лице застыло выражение глубокого разочарования.       «Война уже подходит к концу. Австро-Венгрия капитулировала неделю назад, Германия осталась одна. Теперь буржуазия сможет укрепиться и создать иллюзию счастливой жизни. Революционная ситуация, как в России, не сложилась, — подвёл итоги Владо. — Война империалистическая так и не стала для нас войной гражданской».       — Эй, ты чего такой грустный? Праздник же! — крикнул ему прохожий.       — Сам не знаю, — ответил Стойчев и с угрюмым видом пошёл дальше, минуя яркие кофейни и белые дома, построенные в стиле венского модерна.       Своим грустным видом Владо заметно выделялся в толпе прохожих, из-за чего к нему невольно возникали вопросы.       — У него, наверное, на фронте кого-то убили, — предположила одна девушка.       — Не обращай внимание. Ему явно надо побыть одному, — сказал её кавалер в шляпе-котелке.       Он оказался прав: Стойчеву не хотелось говорить со случайными прохожими. Владо больше думал о разговорах с единомышленниками. И потому революционер желал встречи со своим другом Белой Малаши. Их взгляды во многом совпадали, однако Малаши мыслил более приземлённо. Но зато он видел общую картину событий намного лучше погружённого в грёзы о мировой революции Стойчева.       Они условились встретиться на набережной, напротив отеля «Дворец Грешека». Владо не понимал, почему его друга постоянно туда тянуло. Почти любая их встреча начиналась именно там. Стойчев давно заметил, что Малаши нравилось разглядывать красивое здание отеля. Такую странную тягу Белы к роскоши Владо никак не мог объяснить. Она выглядела в его глазах до безумия странно, будто убеждённый сторонник социалистической революции Малаши был на самом деле был шпионом из буржуазного лагеря. «Как всеобщее равенство может сочетаться с роскошью? Никак же», — заметил парадокс в убеждениях друга Стойчев.       Владо вышел на мощёную мостовую, дождался, пока проедет трамвай, и затем перешёл дорогу. Далеко позади он увидел длинную башню мрачного собора святого Болеслава, шпиль которого устремился к небесам. Когда мимо прошёл длинный строй солдат с винтовками, Стойчев уже грустил у поручня, глядя в воду. Ему удалось найти тихое местечко, где им с Малаши не помешали бы ликующие горожане. «Его ещё нет, опаздывает. Как-никак, его отправили в типографию с ответственным поручением», — вспомнил Владо, ожидая друга.       Пока мечтатель слушал обращение Маслека, деятельный и пронырливый прагматик отправился в типографию. С октября крыло революционных социалистов издавало газету «Искра революции», расходившуюся небольшими тиражами. Сегодня Бела должен был принести в типографию новый выпуск, который планировалось выпустить в день независимости. У Малаши отлично получалась сбивать цену за тиражи, и поэтому его постоянно посылали на торговые сделки. Словно жадный до денег буржуа, Бела умел торговаться. «Пока у нас капитализм, нужно уметь играть по его правилам», — говорил он другу. Вдобавок, Малаши умел подбирать нужные слова, чтобы владельцы типографий, пересилив свои страхи, всё-таки напечатали тираж газеты с призывами к революции.       Утром Малаши сказал Стойчеву, что встретится с ним, как только закончит дела в типографии.       Пока деятельный товарищ спешил на встречу, Владо рассматривал восточную часть Вишневыграда, что раскинулась на противоположном берегу, куда вёл роскошный Францов мост. Вдали Стойчев видел разные дома, по большей части их архитектурный ансамбль полностью отражал австрийские веяния. Сам он жил в милом пряничном домике недалеко от здания телеграфа.       — Мятные листы, Имре. Мятные листы. Смешно, но вот он, символ нашей независимости, — за спиной Владо услышал, как разговаривали два солдата. Помимо повязок со слованским флагом на их форме сильно выделялся листок мяты под погоном.       — А разве это плохо? — ответил другу Имре.       — Не знаю. Вон у ирландцев символ — это лист клевера. Трилистник. И ничего же?       — У ирландцев? Откуда знаешь?       — Так писали же в газетах про «Пасхальное восстание». Ждали, что Ирландия разожжёт пламя, и вся Британия сгорит в огне ирландской пасхи.       Тогда Стойчеву рассказ про далёкую Ирландию казался малозначимым. Но не прошло и двух лет, как он вместе с целым отрядом добровольцев имени Желе Вучека отправился туда. Слованские революционеры хотели не только помочь гордому ирландскому народу в борьбе с принёсшим ему столько бед британским империализмом, но и получить боевой опыт.       — Ну ты и вспомнил, — усмехнулся первый солдат.       — Я и не то ещё вспомню. Я тогда дома был и читал газеты. Меня год назад призвали.       — Вышла у нас какая-то «Мятная революция».       — А ведь звучит, — сказал ему прохожий.       «То ещё название. «Мятная революция». Смешно. Это совсем не то, чего я хотел», — разочарованно подумал Владо. Как бы его ни раздражало такое забавное название, захват власти и объявление независимости Словании стали именовать именно «Мятной революцией», с которой южнее соседствовала произошедшая через два дня «Революция астр» в Венгрии. Цветочные названия тогда ещё не были в моде.       — День добрый, — поздоровался Малаши. — Рассказывай, как всё прошло.       Скромный счетовод Стойчев одевался небогато и больше витал в облаках, чем следил за своим внешним видом. Потрёпанное пальто серого цвета, видавшая виды рубашка и кепи придавали Владо сходство с рабочими, пусть он ни дня не простоял за станком.       При виде бывшего полицейского инспектора Малаши всем хотелось сказать: «Совсем другое дело!» Невысокий Бела предпочитал одеваться с иголочки, опять-таки показывая страсть к роскоши. Ему нравилось элегантные чёрные костюмы, галстуки и далеко недешёвые туфли. Сегодня он выглядел обыденно — чёрное пальто, под ним костюм с «бабочкой», а на голове шляпа. Да и чисто внешне Бела производил впечатление далеко не бедного человека. Лицом он напоминал то ли трансильванского графа, то ли актёра немого кино, то ли вампира-аристократа, жившего в замке посреди густого леса. На его фоне Стойчев выглядел как простой труженик, хотя без Белы в нём видели древнеримского полководца.       — А что рассказывать? Ты и так всё видишь, — с грустью в голосе ответил другу Владо.       Малаши обернулся. Позади проехал очередной трамвай.       — Вижу, — сказал Бела.       — Маслек зачитал декларацию, все возрадовались и пошли праздновать, — продолжил Стойчев.       — Я, в принципе, того и ожидал, — ни сколько не удивившись, отметил Малаши. — Хотел проверить, насколько близки к правде окажутся мои догадки.       Ровный высокий голос Белы всегда звучал ритмично и убаюкивающе спокойно. Изредка в нём также проскальзывали хитрые нотки.       — Как твой поход в типографию? — поинтересовался Стойчев.       — Как всегда., — ответил Малаши. — Ты себя хорошо чувствуешь? Видок у тебя настолько несчастный, что хочется зарыдать.       — Я разочарован. Пламя революции не разгорелось. Я ждал совсем другого.       — Вот оно что. Не нужно спешить с выводами, анархисты ещё могут изменить чашу весов.       — Ты прав. Они хотят нас убить. Станет только хуже.       — Ты, видать, не понял до конца полёт моей мысли. Они обещались устроить пожар для всех. Бомбы могут напугать людей. И тогда они увидят полную беспомощность новых властей.       — Думаешь, люди восстанут?       — Возможно. Тут палка о двух концах. Власти ведь тоже понимают, что анархисты могут испортить им мартовские выборы. Маслеку бросили вызов, а вместе с ним и всей его коалиции. Им важно избавиться от анархистов.       — И кто победит? Как ты думаешь?       — Маслек. Армия и полиция на его стороне.       — Тогда ничего не изменится.       — Возможно, будет и так. Нам пока проще занимать выжидательную позицию, играть по правилам старика. Но и не быть слепыми. Если я окажусь неправ (но я прав), и анархисты всколыхнут народ, то мы будем должны возглавить восстание.       — Твоё неверие искупается очень живым воображением. В анархистов ты не веришь. Что же тогда делать?       — Тебе хочется знать лично моё мнение? Хотя да, наш товарищ Айзенберг ещё не придумал, что нам делать дальше, — за глаза Бела привык называть главу крыла революционных социалистов по его настоящей фамилии Айзенберг. Товарищ Герёши старался не говорить о своём еврейском происхождении, пусть никого в СДПС ни сколько не волновала его национальность. Малаши такая конспирация забавляла. — На его мнение пока не сошлёшься.       — Утром он сказал, что в первую очередь мы должны основать свою революционную партию, — вспомнил Стойчев. — А пока нужно следить за ситуацией.       — Умно.       — Так что ты думаешь? Что нам надо делать?       Владо привык витать в облаках и видел мир лишь через призму марксистских догм. Порой всё складывалось совсем иначе, что полностью противоречило убеждениям Стойчева. Малаши, в отличие от мечтателей, смотрел на жизнь более приземлённо и реально. Там, где грёзы Владо разбивались о скалу действительности, сбывались прогнозы Белы. Его мнение имело вес в партии.       — Ох, ждать своего часа нам придётся долго, — задумчиво сказал Малаши, облокотившись спиной на поручни. Его умилённый взор вновь устремился к зданию роскошного отеля. — Если мы займёмся парламентской борьбой, то потратим не один год. И то, если у нас получится вообще создать нашу революционную партию.       — Но ты не веришь в нашу победу на выборах?       — На мартовских? Не думаю. Другие партии нас точно не поддержат.       — Тогда мы ничего не добьёмся выборами.       — Почему же? Шанс есть, но не в марте. Думаешь, победа даётся всем так легко? Мы можем победить только в результате упорной борьбы. Я тебе сразу скажу, с первого раза у нас ничего не получится. Нам нужно привлекать новых сторонников, агитировать людей, как в октябре. Ты же помнишь? Рабочие стачки в мае всё парализовали. Ну и нужно внимательно следить за обстановкой в стране. Новая власть может наворотить дел. А может и не наворотить. Тут всего не предугадаешь, по крайней мере, сегодня.       — Слушай, допустим, наша революционная партия из возможного будущего выиграла, и президентом выбрали товарища Герёши. Но на следующих выборах могут победить силы реакции. К тому же, за пять лет мы не успеем провести революционные преобразования. Нужна диктатура пролетариата.       — А ты слышал про узурпацию власти? — хитро спросил Малаши.       — Слышал. Но мы ведь коммунисты! А ты предлагаешь нам уподобиться олигархии! — слова о узурпации власти вызвали у Стойчева отвращение. В его восприятии, так поступали только алчные до чужих денег олигархические группы. Прикрываясь словами о благе народа и выставляя политиков-марионеток, лишь они имели у себя на руках всю полноту власти. И Бела предлагал действовать точно так же.       — Посмотрим на всё иначе. Допустим, мы победили на выборах. Значит, народная поддержка у нас есть. Армия и полиция будут служить нам. На худой конец можно сформировать боевые дружины, — начал объяснять Малаши. — И вот мы устанавливаем диктатуру пролетариата — создаём новую республику (или коммуну), избавляемся от всех несогласных. Все партии, кроме нашей революционной запрещаются. И что в итоге? Мы получаем всё, о чём мечтали.       Владо не знал, что ответить Беле. План Малаши выглядел очень привлекательно. Однако он походил на холодный расчёт бездушной машины и расчётливых империалистов. Бела предложил конкретную схему действий, хоть и чудовищных, но рациональных. Замысел друга совсем не походил на мечты Владо о всеобщем народном восстании. Захват власти по плану Малаши мало чем отличался от буржуазного переворота: узкий круг лиц устанавливал свою элитарную диктатуру, получая контроль над всей страной. Правда, Стойчев упускал из виду тот факт, что конечный результат приводил к полной победе революционеров.       — Но ведь тут нет никакого народовластия! — возмутился Стойчев.       — Как это нет? Люди проголосовали за нас. Мы же претворяем в жизнь волю народную, — с усмешкой ответил Бела.       — Мировая революция победит! Но не таким унизительным способом!       — Возможно. Я лишь предложил один из вариантов. Остальное думай сам. Но как в сказке не будет. Время покажет.       Молодой Стойчев в тот октябрьский день ещё совсем не догадывался о том, что спустя двадцать семь лет, в 1945 году, слова Малаши станут вновь актуальными. После разгрома фашистского режима партии «Стальной щит», пришедшей к власти с лёгкой руки Германии, сложилась аналогичная ситуация. Коалиционное правительство собрало несколько партий, Владо Стойчев, глава компартии, имел прочный авторитет. Вот только во Второй Слованской Республике далеко не все поддерживали коммунистов, а Стойчеву пришлось стать реалистом.       Постепенно левые силы смогли добиться абсолютного большинства. Правда, их оппоненты по странному стечению обстоятельств оказывались либо в тюрьмах, либо в эмиграции. Или же пополнили ряды «лесных воинов» — партизан Армии национального Сопротивления и других групп антикоммунистического подполья. Ориентируясь на слованское правительство в изгнании, во время мировой бойни бойцы АНС боролись против военной диктатуры генерала Почереску и фашистского режима Нилаши. После войны Армия национального Сопротивления вместе начала борьбу против советских войск и местных коммунистов.       А дальше произошла столь неприятная для Владо узурпация власти. Вторая Слованская Республика трансформировалась в в Слованскую Народную Республику (в 1960 году её переименовали в Слованскую Социалистическую Республику). И во главе неё стояла только одна партия. В 1948 году произошло именно то, о чём говорил Бела Малаши двадцать девять лет назад.       — Да, время покажет, — согласился с ним Стойчев, думая иначе. — Скажи, почему мы постоянно встречаемся здесь? Ты прямо не можешь оторвать глаз от этого отеля.       — Ты для начала посмотри на него. Он просто прекрасен! Великолепное здание! — восхищённо ответил Малаши.       Обернувшись, Стойчев увидел величественный дворец бело-серого цвета. Его фасад украшал текучий растительный орнамент и необычайно красивые цветочные узоры. Крышу украшали статуи ангелов, горгулий и простых людей. В центре Стойчев увидел массивную скульптуру священника с распростёртыми руками и взглядом, обращённым к небесам.       Затем глаза Стойчева спустились ниже. Эркеры на этажах показались ему немного странными. Из больших окон номеров открывался прекрасный вид на набережную, как понял Владо. Завершали картину арочные проёмы в своде здания, которые придавали ему роскошный вид вместе с остальными элементами дизайна. От «Дворца Грешека» исходила какая-то особенная красота. Внешнее великолепие, что завораживало Малаши, и комфорт стояли здесь выше экономии.       — Ну здание как здание, — равнодушно ответил Стойчев.       — Ничего ты не понимаешь. Вот он идеал, к которому надо стремиться, — Бела видел в здании отеля нечто недостижимое для простое человека.       — К чему стремиться? К буржуазной роскоши? — слова Малаши вызвали негодование у Владо.       — Да. Чтобы каждый мог позволить себе жить здесь. И дом каждого батрака выглядел точно так же. Вот за что я борюсь, — понимание справедливости у Белы оказалось довольно своеобразным. Пока одни стремились добиться всеобщего равенства и уничтожить роскошь, Малаши жаждал сделать её доступной каждому.       — Какое-никакое равенство.       Революционера Малаши сильно волновал архитектурный облик всей Словании. Когда во второй половине сороковых он стал главой всесильного Министерства народной безопасности, то озаботился сохранением исторических районов в городах и деревенской самобытности. Именно благодаря ему перемены затронули только трущобы на разрушенных войной окраинах. Страсть Малаши к роскоши помогла сохранить Слованию такой, какой её помнили люди его поколения. Ну, а штаб-квартира Министерства народной безопасности на восточном берегу Драги по своей красоте могла тягаться с «Дворцом Грешека».       — Да, — согласился Бела. — Пойдём к нашим. Я отчитаюсь.       — Идём, — дал положительный ответ Стойчев. — Я думаю, нам нужно завлечь к себе фронтовиков. У них есть боевой опыт. У нас в партии не все умеют стрелять.       — Ты всё думаешь о восстании? Идея неплохая. Но фронтовики думают о покое. Хотя попробовать стоит.       Стойчев избежал участия в «империалистической войне». Но если некоторые его товарищи уклонялись от призыва в императорскую армию, то Владо оказался просто не годен к строевой службе. Сказалось слабое здоровье. Малаши сначала учился на полицейского, а затем занялся работой в органах сыска. Поэтому война его не коснулась.       — Боевая сила — ресурс крайне необходимый. Многие фронтовики подались к Маслеку, — продолжил Малаши. — Его позиции прочнее наших. Идея демократической Словании всем по нраву, если не считать полоумных «бомбистов».       Агитация в среде бывших солдат хоть дала результаты, но расстановку сил пока не изменила.       Обстановка в Словании оставалась хоть и напряжённой, но революционная ситуация так и не сложилась. Интернационалисты сражались в России вплоть до победы в Крыму, из-за чего радикалы из СДПС (15 января 1919 года они основали Коммунистическую партию Словании) решили действовать иначе — их отряды вскоре отправились набираться опыта в Германию, потом в Ирландию. После возвращения ветеранов войны в России домой, отправка добровольцев не прекратилась — руководство партии стремилось добиться того, чтобы число обстрелянный бойцов в её рядах выросло ещё хотя бы на несколько десятков. Закончились такие путешествия на Аламоне, где в середине двадцатых вспыхнуло, как искра, восстание против власти олигархии и американских интервентов.       До 1926 года компартия будто страдала от раздвоения «личности»: стремясь добиться парламентского большинства, параллельно она копила на случай, если власти решились бы расправиться с ней. Генеральный секретарь Герёши опасался, что правительство могло избавиться от коммунистов, дабы в превентивном порядке уничтожить угрозу начала гражданской войны. Пример соседней Венгрии, кода в крови утопили тамошнюю Советскую Республику, пугал очень многих.       — Тебе, друг, нужно трезво смотреть на жизнь, — посоветовал Стойчеву Малаши, пока они ждали нужный трамвай. — Мечты мечтами, а жить нам здесь и сейчас.       — Я понимаю, — с грустью ответил Владо.       — Ну и на мечту работать надо.       — Вот тут я с тобой согласен.       В штабе крыла революционных социалистов Стойчев не услышал ничего нового. Когда туда приехал заседания Совета Матьяш Герёши, у Владо ещё теплились надежды на лучшее. Но он банально повторил мысли Белы, только озвучив их другими словами. «Посмотрим, что будет дальше. Вся надежда на будущее. Но работать на него надо уже сегодня», — подумал он.