Последние три месяца моей новой распрекрасной жизни не обходятся без ночных кошмаров. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я знаю, что меня там ожидает.
А ожидает меня там моя смерть.
Во сне я веду себя как припадочная, ору на весь дом и рву ногтями простынь. После пары таких выпадов, бабушка взяла привычку состригать их прямо до мяса, чтобы я не смогла нанести вред в первую очередь самой себе. Раньше меня успокаивал Саша, но спустя месяц нашей новой жизни в Японии, ему пришлось уехать по делам. И с тех пор я не даю бабушке нормально спать. Даниэла молчит и всё пробует себя в зельеварении в поисках чудесного снотворного, что может мне помочь. Однажды у неё даже получилось, и я проспала сутки как убитая, не тревожа ни себя, ни других, но после, сны вернулись и ебанули меня с новой силой.
Мы поселились в самом центре Намимори, в маленьком одноэтажном домике с белой штукатуркой и изумрудной крышей. Насколько я поняла, у нас было не так много финансов в распоряжении из-за побега, и поэтому Даниэла приобрела только самую необходимую мебель, а ели мы самую дешёвую и доступную еду. Из дома почти никогда не выходили и пытались создать атмосферу полностью нежилого здания, всё зашторивали окна и ходили по дому со свечами. Бывали такие дни, когда дома не было ни крошки и поэтому приходилось засыпать голодными. Нам приходилось прятаться и от кого мы скрывались я так и не понимала.
Я разместилась в крохотной комнатке, выкрашенной в фиалковую краску. Она абсолютно пустая и только скатанный в углу футон говорил о том, что тут кто-то живёт. Но не это было самым страшным и невыносимым. А ужасное ощущение одиночества. Как говорила Мать Тереза:
«Одиночество и ощущение, что ты никому не нужен, — самый ужасный вид нищеты».
А я чувствовала себя самым нищим человеком на планете. У меня не было ничего: ни книг, ни раскрасок, ни игрушек, только давящие четыре стены и миниатюрная белоснежная скрипка. Поначалу я боялась играть. Уродливый писк из заброшенного дома выглядит жутко, согласитесь. Но бабушка заверила, что у неё всё под контролем и что я не просто могу, я обязана играть на скрипке денно и нощно. Я не знаю, где она откопала этот раритет, но инструмент звучал изумительно. Даниэла принесла мне стопку помятых нотных листов, и время потекло незаметно.
Также, в один день она принесла мне несколько книг по изучению японского и разговаривала со мной исключительно на этом языке. Спустя два месяца я её уже понимала, но говорила с таким ярким акцентом, что даже в продуктовом магазине не поняли бы, что я хочу от них. Но я продолжала усердно заниматься, так как заняться мне, в принципе, было нечем.
Иногда мне становилось совсем одиноко, и я высовывала нос дальше своей комнаты, что мне строго-настрого запрещалось. Только с разрешения бабушки. Но порой тоска так ужалит в задницу, что ты уже забываешь про все правила и наставления. Выходила я обычно ночью и часто заставала бабушку за непонятными мне вещами. Иногда она стояла в центре комнаты, посреди какого-то рисунка, начерченного белым мелом, и несла полную околесицу. Иногда в полночь уходила из дома и возвращалась только под утро, принося с собой запах свежих трав и лесного простора. Вопросов я задавать не рискнула, иначе меня быстро бы поставили на место, да ещё и получила бы за ночные прогулки. Но эта женщина, откровенно говоря, меня пугала.
Иногда она звала меня на кухню и учила варить всякого рода снадобья и сегодня, как раз, был один из тех самых дней. Даниэла вернулась в семь утра и подняла меня с постели. Я быстро привела себя в порядок и прилетела на кухню, заранее зная, что завтрака не предвидится. У нас настали тяжёлые времена, и есть доводилось только один раз в день. Но я уже привыкла и не жаловалась, хотя, за всё время, проведённое с этой семьёй, я никогда и не жаловалась в принципе. На столе лежала кипа свежих трав, которые потрясающе пахли. Я восторженно носилась вокруг них и предвкушала день, проведённый с пользой.
— Уймись, — строго говорит женщина, и я замираю прямо перед столом, вылупив на неё свои большие глазища. Белокурые волосы заплетены в длинную косу и мне в голову ударяет совершенно глупая идея. Я отрываю голубой цветок василька и впутываю его в свои волосы.
— Красиво, ба? — смеюсь как шкодливая девчонка, а женщина, повернувшись ко мне лицом, снисходительно улыбается. Делает она это ой как редко, поэтому данный жест вызывает у меня прилив счастья.
— Ты даже не представляешь насколько, ягнёнок, — её улыбка мимолётна, а теплеющий взгляд резко смещается с меня на зашторенное окно. Слышу звук подъезжающей к нашему дому машины и напрягаюсь. Я надеюсь, это не по нашу душу.
— Это он, — спустя секунду говорит Даниэла, а морщины на её лице разглаживаются.
— Он? Кто он? — непонимающе хлопаю глазами.
— Мой непутёвый сын и твой горячо любящий дядюшка. Он вернулся и, Дрея, я тебя про… — она не успевает закончить свою фразу, как я тут же срываюсь с места и несусь в сторону двери. Слышу за своей спиной бабушкин крик, но никак на него не реагирую.
Порыв свежего воздуха взбивает упавшие на моё лицо пряди, и я чувствую себя такой счастливой. Александр стоит возле такси и встречает меня ошарашенным взглядом, в котором застыл немой страх. Но я не реагирую. Только прыгаю в его объятия и начинаю реветь, сжимая кулачками его бордовую футболку.
— Алиссандрея! — слышу за спиной разъяренный голос бабушки.
— Дрея, — ласково шепчет мне на ухо Саша.
— Ой, а вы наши новые соседи? — спрашивает женщина, стоящая в пару шагах от нас.
Воцаряется молчание, и я понимаю, что вся наша конспирация коту под хвост.
Дядюшка мог бы просто побродить по округе, а потом зайти в дом с чёрного входа и никто бы так и не прознал, что мы живём здесь. Но я же набитая эгоистичная дура. А знаете что? Я помогу своей бабуле себя придушить, ей богу!
Александр опускает меня на тротуар, и я растерянным взглядом смотрю в сторону женщины, которая окликнула нас. У неё короткие каштановые волосы с ниспадающей чёлкой, большие карие глаза и ласковая улыбка. За её спиной что-то шевелится и неуверенно делает шаг в сторону, выглядывая.
Каштановые всколоченные волосы, такие же большие, как и у матери карие глаза, смотрящие на меня с безграничным удивлением, и исцелованные солнцем щёчки. Мальчишка одет в ярко-красный комбинезон с подтяжками, а в руках у него жёлтое ведёрко.
— Вау, какие у тебя красивые глаза, милая, — удивлённо выдыхает незнакомка, а Александр резко дёргает меня назад, пряча за свою спину. Бабушка уже стоит рядом и я уверена, что у них сейчас такие лица, от выражения которых самое время удирать с громким визгом. Но женщина стоит на месте и примирительно улыбается, — Простите, с моей стороны это было так невежливо. Я рада, что у нас наконец-то появились такие чудесные соседи. Меня зовут Савада Нана, а это Тсунаёши. Тсу-кун, быстро поздоровайся.
— З…здравствуйте, — испуганно выдыхает мальчишка, а после и вовсе взвизгивает, так как я резко вылетаю из-за спины Саши.
Ебать, мне послышалось или как?
— К… как тебя зовут? — мой акцент воистину ужасен, но мальчишка понимает, что я хочу от него услышать.
— Дрея! — прикрикивает на меня дядя, вновь пытаясь схватить за руку, но я от него отмахиваюсь.
— Меня зовут Савада Тсунаёши, — более смело говорит мальчик, а после, заглядывает в мои глаза и испуганно отходит к матери. Я не реагирую на его поведение, лишь стою, словно в прострации и медленно, но верно охуеваю. Я пытаюсь списать всё это на совпадение, но получается, честно говоря, с трудом, учитывая то, как зовут его мамочку.
— Мы заселились здесь недавно. Вы простите нас за грубость, просто в Японии очень неоднозначно реагируют на иностранцев, — бабушка говорит так, словно она всю жизнь жила среди азиатов. Никакого акцента, абсолютно.
— К сожалению всё именно так, как вы говорите. Простите нас, если мы вас чем-то обидели. Я очень рада, что рядом со мной теперь будут жить такие чудесные люди. Этот дом долгое время пустовал, и было как-то страшно и одиноко рядом с ним. Но теперь всё изменится. Вы из России? У вас славянская внешность, — женщина всё так же тепло улыбается и скользит взглядом по нашему семейству. Тсуна жмётся к её ноге и его взгляд буквально орёт о том, как этот малыш хочет поскорее уйти от нас подальше.
Это не он. Такого просто не может быть.
Но трусливо трясущаяся задница маленького патлатого кареглазого мальчика наводит меня на противоположную мысль.
— Мы из Украины, — на автомате выдаю я, а после получаю затрещину от бабушки.
Ебать, это ж надо лажануть так, причём во второй раз.
— Вот как. Как же вас занесло в такие дали? — Савада Нана выглядит ошарашенной и сбитой с толку. Я уверена, что она никогда в жизни не встречала эмигрантов даже из России.
— Я работаю переводчиком, а мой сын собирается поступать тут в старшую школу, — бабушка не теряется, однако, её аура говорит только о том, что ремень будет очень сладко и долго целоваться с моим белым задом.
— Ой, как интересно. Не хотите зайти к нам в гости? Мы собирались на детскую площадку, но были бы рады вашему визиту. Соседи ведь должны дружить, верно? — улыбка у Наны мягкая, словно свежеиспечённый хлеб, а взгляд у Тсунаёши умоляющий, как у затравленного телёнка. Мы всей семьёй начинаем искать аргументы, а мой желудок орёт, словно одинокий кит в океане.
Блять. Вот хули я такая везучая?
***
Я не особо люблю японскую кухню, но сейчас для меня была бы привлекательной даже задница мартышки, запечённая с комком дождевых червей. Такой голодной я не была в жизни. Савада Нана с нескрываемым шоком следила за тем, как я расторопно запихиваю всё содержимое тарелки в свой рот, а Александр хмурится и отводит взгляд в окно.
— Так кем, вы говорите, работает ваш муж? — бабушка тянет на своём лице улыбку и в мыслях, наверняка, подсыпает мне в пищу крысиный яд.
— Он… он шахтёр, — Нана неловко улыбается и наверняка думает, что моих родных пора лишать родительских прав.
— Извините, — бурчу с набитым ртом, — Вы так изумительно готовите, что я просто не могу себя контролировать!
— Ах, вот как, Алисс-чан, а то я уж подумала, что тебя несколько дней не кормили, — Савада Нана облегчённо выдыхает и с теплотой смотрит на меня.
— Она всегда так ест, простите её, — Саша говорит с заметным акцентом, но намного лучше меня. Он бросает в сторону женщины одну из своих обворожительных улыбок, а та лишь смущённо улыбается в ответ и отводит глаза. Замужняя же женщина, куда ты лезешь?
— Мы приехали совсем недавно и ещё не обустроились толком. Может, посоветуете младшую школу, в которую можно отдать мою внучку? — мне показалось странным то, что бабушка вдруг пошла на сближение. Видимо, она почувствовала, что от Наны не исходит опасности или, наконец, поняла, что мне как ребёнку необходимо социализироваться.
— Внучку? Я подумала, что вы её мать, вы очень молодо выглядите, — Нана удивлённо захлопала глазами, а после задумалась, — Я отдаю в этом году Тсу-куна в Младшую Намимори. У них очень хорошая учебная программа, я вас уверяю. А ваш сын, верно? Он может пойти в Старшую Намимори. По правде говоря, у нас не так много школ на выбор. Всё-таки город достаточно маленький.
Хибёрд снова начинает фонить в моей голове, и я улыбаюсь, как полоумная.
Савада жмётся к своей матери и смотрит на меня как на восьмое чудо света. Мои глаза и впрямь выглядят жутко и часто привлекают ненужное внимание. За всё это время, что я провела дома, моя кожа не знала солнечных лучей и совсем превратилась в белое полотно, поэтому неудивительно, что малыш так глазеет. Я, наверное, похожа на какого-то призрака с сияющими глазами. Пытаюсь улыбнуться ему, но малыш резко отворачивает голову и утыкается в бок своей матери.
— Такая красивая девочка, как ты Алисс-тян, смущает его, — хохочет Савада Нана.
Скорее до жути пугает.
— По правде говоря, я переживаю, как на неё отреагируют остальные. Японские дети, говорят, очень жестоки по отношению к тем, кто на них не похож, — Даниэла устало вздыхает и отпивает уже остывший чай.
— Мы можем попросить, чтобы они с Тсу-куном были в одном классе. Вдвоём куда безопаснее, да и мой мальчик в случае чего, сможет её защитить, верно, Тсунаёши? — она хихикает и треплет Саваде волосы.
Мне хочется смеяться.
Он? Меня? Кто ещё кого защищать будет.
— Что же, тогда ладно, — усмехается бабушка и делает какие-то пометки у себя в голове.
Так что, мне уже стоит учить гимн?
***
Я думала, что дома буду получать порцию отборных пиздюлей, но Даниэла молча ушла в свою комнату, а дядя сказал, что мол, нет худа без добра. В самом деле. Теперь мне не придётся пленницей сидеть в своей комнате, и я смогу тусить хотя бы с Тсунаёши, если он, конечно же, не откинет коньки от одного моего внешнего вида. На дворе стоял конец марта, а до первого апреля, когда мне собственно нужно было идти в школу, оставалось всего неделя. Я любила учиться и мне было очень интересно, чем отличается наша школа от японской. За такими мыслями среди ночи меня застал Александр. Я думала, что он начнёт ругаться и отправит меня спать, но парень лишь присел передо мной и потрепал по волосам.
— С Днём рождения, мой ангел, — улыбается дядя и протягивает бордовый сверток, перевязанный золотой лентой.
— Создатель, не нужно было, у нас ведь нет денег, — я готова плакать от такой заботы в свою сторону. Я так скучала по этому тёплому рубиновому взгляду и шелковистым белокурым волосам, в которые я сейчас вплетаю свои пальцы, прижимаясь всем телом.
— Алисандрея, — он отдаляет меня от себя и строго смотрит в мои глаза, — Давай договоримся, что проблемы взрослых, останутся проблемами взрослых, хорошо?
— Хорошо, — сглатываю поднявшийся комок, а после развязываю ленту. Платье. Он подарил мне платье. Никогда мужчины не дарили мне вещей, и это сбивает с толку.
— Тебе не нравится? — он напряжённо наблюдает за моим выражением лица, а я, в свою очередь кручу головой как сумасшедшая.
— Нет! Очень нравится! Оно очень красивое, правда-правда, я буду ходить в нём в школу, — важно заявляю я.
— Дурашка, в Японии в школу ходят только в специальной форме, — он ласково улыбается и вновь треплет мои волосы.
— Тупые правила, — надуваю губы и снова оглядываю платье. Повседневное голубое платье с цветочной вышивкой на груди и белой каёмкой на юбке.
Топ платье же, хули нельзя или меня чиби Хибари откамикаросит?
— Их придумывают не просто так, — отзывается за спиной Даниэла и подходит к нам, — И эти самые тупые правила нужно соблюдать.
Это случаем не мамка Хибари, а? Что-то они шибко похожи своими взглядами на жизнь.
Бабушка оглядывает платье и улыбается уголками губ.
— Впрочем, у меня тоже для тебя кое-что есть, — она достаёт из кармана какую-то блестящую побрякушу, и когда её ладонь раскрывается, я удивлённо вздыхаю. Серебряное кольцо, усеянное крохотными алмазами, а в центре сияет радужный топаз, переливаясь всеми цветами радуги. Это кольцо древнее и очень дорогое, видно сразу.
— Бабушка, ты, что сошла с ума? — шепчу и начинаю захлёбываться от восторга заполняющего всё моё тело, — Бабушка, кажется, ты сошла с ума! — ору как припадочная и начинаю реветь от счастья. Это кольцо вгоняет меня в какое-то трансовое состояние, поэтому Даниэла впихнув его в мою ладонь, собирает моими пальцами кулачок и скрывает топаз от моего распалённого детского взгляда.
— Единственная, кто тут сошла с ума — это ты, ягнёнок, — женщина, впервые на моей памяти, заливается искрящимся смехом и обнимает нас с Александром. Мы стоит в дружном тёплом семейном кругу. Я плачу от счастья, Даниэла смеётся, а Саша в нескольких мгновениях от полуобморочного состояния.
Так и живём, ребята. Так и живём.
