Part 24
7 марта 2019 г. в 23:48
Есть такой сорт людей, который очень любит разыгрывать драму, поэтому, они, как правило, вечно падают и бьются мордой об косяк, лишь бы их хоть кто-то пожалел и обратил на них своё драгоценное внимание. В прошлой жизни у меня была такая подруга. В те времена я была молода и глупа, прости Господи, вечно бегала за ней и вылизывала её миниатюрный зад. Когда у меня появился человек важнее чем она, и моё внимание переключилось на него всего на неделю, то она начала симулировать припадки. Одним поздним вечером она позвонила мне и сказала, что всю ночь проревела у открытого окна, так как её продинамила её интернет-подружка, в те времена считалось модным называть себя бисексуалкой и по пьяни засасывать подруг. Так вот, она ревела, а метель за окном надула снега на её бедное тело и превратила его в маленький сугробик и всё это была моя вина. Я серьёзно. Она так и сказала, «я была сугробом, мне было плохо, а ты не прибежала». Так вот, к чему я это. Сасагава Киоко была ангельским цветочком, мне иногда казалось, что она готова любому бомжу на улице вылизать задницу, лишь бы ей лишний раз сказали о том, какая она расчудесная. Я часто за ней наблюдала и когда она была одна, то определённо точно закатывала глаза и смотрела на всех как на дерьмо, но надолго её не хватало. Она хотела быть в центре внимания, а ещё ей нравилось меня бесить. В последнее время она проводила рядом с Савадой очень много времени. Тсуна мне сказал, что ещё до такого близкого общения с ним, она сама пришла к нему домой под каким-то левым предлогом и осталась на чай.
Я очень ревнивый человек, но я также понимаю, что Тсунаёши – не моя собственность и ему нужно устраивать свою личную жизнь, но только не с Киоко. Не с девчонкой, которая строит из себя дурочку и плещется во всеобщем внимании, и не со мной, ебанутой психичкой. Ему нужна нормальная девушка и однажды я займусь его личной жизнью, когда разберусь со своими проблемами само собой.
После уроков Тсуна спросил меня, пойду ли я сегодня вечером смотреть бой. Я сказала, что у меня нет желания смотреть на то, как будут избивать ребёнка. Гокудера психанул, и чуть не заехал мне по лицу. Я его понимаю, никому не хотелось слышать эту душераздирающую правду, а мне не хотелось её говорить, но вырвалось как-то само собой. Тсуна лишь понимающе качнул головой и поджал губы. Ямамото натянуто улыбнулся и, похлопав меня по плечу, сказал, что всё будет хорошо. Я ответила на его улыбку и промолвила:
— Только в гробу, Ями-чан, только в гробу.
Мне кажется, что меня все страх, как ненавидят. Да и я сама от себя не в восторге, а всё потому, что я не до конца отошла от вчерашнего кошмара, который увидела в воспоминаниях маньяка с ножами. А ещё мне жуть как хотелось курить, и телефон неприятно вибрировал, напоминая о том, что должен начаться ежемесячный кошмар любой женщины. В общем, на место моей хмурой морды пришла яркая Сасагава Киоко, которая подняла настроение Саваде в два счёта. Вот, кому хорошо живётся. Катаешься как сыр в масле и радуешься всеобщему вниманию.
За окном мерзко моросил дождь, а домой мне идти жуть как не хотелось, поэтому я спустилась в класс музыкального клуба. Всеобщий сбор должен был состояться завтра, так мы должны были начать подготовку к Весеннему фестивалю, а пока, тут было пусто. Я взяла свою белоснежную скрипку и принялась наигрывать какую-то мелодию, все залипая на хмурую погоду за окном.
Когда мне хотелось отвлечься, я начинала играть, но сегодня, у меня выходило, мягко говоря, не очень.
— Сегодня, ты на удивление, отвратительно играешь.
— А вы, на удивление, слишком много внимания уделяете какой-то обычной школьнице, Хибари-сан, — безэмоционально отвечаю я, не отвлекаясь от своего занятия.
— Оу, вы только посмотрите, травоядное вдруг отрастило зубы и пытается кусаться, — он усмехается и облокачивается на мой рабочий стол. Его красивый задок в последнее время облюбовал это место.
— А вы вдруг вспомнили, что я травоядное? — спрашиваю я и усмехаюсь.
— Я никогда об этом не забывал, — отвечает он и всё сверлит мой затылок взглядом.
— Так почему же обычное травоядное из толпы себе подобных вдруг удостоилось внимания нашего ГДК? — иронично спрашиваю и перестаю играть, разворачиваясь к нему лицом.
— Лучше заткнись и играй нормально. Не провоцируй меня, — его взгляд в мгновение ока стал ледяным.
— А то что? Забьёте меня до смерти? — усмехаюсь я и смотрю на него с вызовом. Мне нужно хоть что-то, чтобы раскачаться, так что такая словесная перепалка с самым опасным человеком из моей школы, вполне сойдёт.
— Давно пора, — хмыкает тот.
— Так валяйте, — я развожу руками и словно капризный кот, показываю в знак доверия свой живот, типа гладь меня, бей меня, мне всё равно.
— Ты мне не соперник. Слишком скучно, — фыркает парень и отводит взгляд.
Я закатываю глаза и снова начинаю играть. Теперь я почему-то стараюсь и Палладио звучит куда красивей.
Маленькая канарейка начинает кружить вокруг меня и не в тему поёт гимн Намимори и я улыбаюсь, отмечая про себя, что моё настроение значительно поднялось и что Хибари Кёя уже покинул просторы этого класса, оставив на меня голосистую птаху.
Я играю Палладио, а Хибёрд поёт гимн Намимори, и я вдруг начинаю смеяться и плакать одновременно, просто потому, что вдруг испытываю невероятное облегчение.
И всё-таки, музыка лечит, и маленькие пушистые птенчики тоже.
Сегодня я думала пострадать фигнёй и заценить новый сериал от Нетфликс, но у моей родни были на меня другие счёты. Фонг цапанул меня своей маленькой ручонкой и потащил на заднюю веранду, медитировать. Я в жизни этим не занималась. Точнее не так. Я этим занималась, но у меня никогда не получалось.
Мы сидели под навесом, маленький мальчик с красивой косой и растрёпанная девочка в кигуруми Пикачу и втыкали на моросящий дождь.
— Пожалуйста, скажите мне, что мы с вами на манер Кастанеды сейчас отведаем пейота и будем бегать за бездомными собаками под дождём, — я шучу и сама же смеюсь над своей шуткой, не думаю, что Фонг читал Кастанеду и у него определённо точно не завалялся кусочек кактуса в штанах.
— Нет, Лисса, мы не будем употреблять наркотики, — мягко улыбается ребенок, и смешная обезьянка на его голове вдруг начинает танцевать.
Ух ты, меня ещё никто так не называл. Звучит прикольно.
Я смеюсь с обезьяны, и та начинает хлопать в ладоши.
— Мы с тобой просто займёмся тем, чем ты не особо любишь заниматься, — продолжает малыш и задумчиво смотрит на дождь.
— И чем же? — я усмехаюсь.
— Останемся наедине с собой, — он смотрит прямо на меня, и я вдруг смущаюсь и отвожу взгляд.
— Вы ошибаетесь, я всегда занимаюсь самокопанием, — тупая улыбка появляется на моем лице.
— Это не одно и то же, Лисса, — усмехается малыш и садится в позу лотоса.
Я пытаюсь скрестить свои ноги, но у меня ничего не получается, а ещё ужасно болит задница от старых потрепанных деревяшек. Он снова улыбается и говорит, что это совсем не обязательно, и я просто ложусь, накрывая свои ноги пледом, и закрываю глаза.
Фонг говорит мне абстрагироваться от своих мыслей и сосредоточиться на дыхании. Я пытаюсь дышать, как нужно и всё жду того момента, когда я, как Эйс Вентура познаю дзен и вокруг моей башки закружатся бабочки и все животные соберутся возле меня и наступит гармония.
Я смеюсь и получаю деревянной тросточкой по пяткам.
— Дыши и не думай, Лисса, дыши и не думай.
Дышу и не думаю.
В один момент мне кажется, что я просто заснула, потому что я открыла глаза, когда уже был поздний вечер. Малыш рядом со мной говорит, что у меня получилось очень даже неплохо для первого раза. Я качаю головой и иду есть пудинг.
Если это и называется медитацией, то я готова заниматься этим каждый день.
За ужином я рассказываю всей нашей дружной семье, в которую, кстати, уже входили и Фонг и Каваллоне со своим подчинённым, о том, что первые скафандры не были оборудованы памперсами, поэтому кто-то там обоссался прямо в открытом космосе и замкнул нахуй всю электронику. Говоря это, я накладываю себе пару сочных ляжек, и облизываю соус цвета детской неожиданности.
— Представляете, говно в космосе, вот умора!
Я смеюсь и получаю пинок в коленку.
Пока я мычу от боли, Даниэла неловко улыбается застывшему в шоке Каваллоне и говорит, что у меня последняя степень умственной отсталости и чтобы они не особо эмоционировали по этому поводу.
Когда я была романтичной загадочной барышней, это я про свою старую жизнь, ага, и не умела пить водку, мне всегда мечталось, что мой избранник будет лезть ко мне в окно с букетом цветов. Что он будет петь мне серенады и говорить со мной про звезды. Молодой парень, стоящий за моим окном поздней ночью не был настроен делать ни то, ни другое. Саша ушёл буквально пару минут назад, стоило мне прикинуться спящей, и я была очень рада тому факту, что он не услышал, как долбится в моё окно Савада Тсунаёши. Тсуна был весь мокрый и ужасно разбитый. Стоило ему только влезть ко мне в комнату, как он тут же принялся заливаться слезами и бесполезно тыкаться носом в мою шею.
— Тсунаёши, — ошарашено выдыхаю я и пытаюсь снять с него вымокшую до нитки толстовку.
Парень передо мной сидит неподвижной сломанной куклой и только и делает, что рыдает и тихонько всхлипывает.
— Ламбо забрали в реанимацию. Он его чуть не убил, — глухо говорит парень и шмыгает носом.
— Ох, Тсуна это… это дерьмово, — ошарашено выдыхаю я и пытаюсь стянуть с него вымокшую майку. Он с лёгкостью может подхватить воспаление лёгких и это меня сейчас волнует в первую очередь.
О маленьком мальчике, лежащем в реанимации, я даже думать не хочу.
Это очень страшно.
Савада поддаётся и сам начинает расстегивать ремень на своих штанах, а я всё бегаю по комнате и ищу полотенце.
— Это всё моя вина, — снова шмыгает носом парень, — Надо было сразу отдать им эти чёртовы кольца и все были бы живы и здоровы.
— Никто бы не был жив и здоров, Тсуна. Вас бы просто убили и дело с концом, — говорю это, а после, слышу, как парень ревёт ещё сильнее.
Спустя минуту я нахожу в своём шкафу широкую майку и шорты Александра, которые когда-то стащила для сна и протягиваю их Саваде. Тот принимает вещи, но неподвижно сидит на полу, в одних трусах.
— Если они мокрые, то тоже сними, я отвернусь, — догадываюсь я, и парень кивает головой.
Я поворачиваюсь к нему спиной и всё пытаюсь догнать, что же мне нужно говорить и как себя вести. Может просто побыть молчаливой подушкой для слёзок?
— Я всё, — хмуро выдаёт парень, и я поворачиваюсь к нему лицом.
Его мокрые вещи валяются бесполезной грудой ткани на полу, и я думаю, что нужно их как-то развесить, но ни мне, ни ему до этого нет дела. Я подхожу к Саваде и сажусь рядом с ним, обнимая того за шею.
— Ты пахнешь, как мокрая псина, Савада, — выдаю я.
— Я знаю, — бурчит парень.
— И это, не твоя вина.
Полночи Тсунаёши использовал меня как кушетку у психоаналитика. Всё лежал на мне и говорил и говорил. Он говорил обо всём: об уроках, о погоде, о том, как его достал Реборн своими тренировками, о том какой был вкусный ужин, короче, обо всём, только не о мафиозной группировке на его пороге. Иногда я отключалась, но каждый раз, просыпаясь, я слышала его шёпот и болтовню о бесполезных вещах. Иногда, он трогал мои волосы и моё лицо, словно пытался нащупать, не убежала ли я после его словесного поноса. Но я лежала бревном и добросовестно играла свою роль лучшего друга. Ближе к утру, он уснул, но я уже спать не могла. Всё смотрела в белый потолок и думала только о том, что на экране телевизора все кажется куда проще.