Маленький принц и его припадочный Лис

      — Я против этого.       — Хибари-сан, не нужно, это приказ Десятого Вонголы, — Тетсуя заметно нервничает в попытках вразумить Хибари, но тот непреклонен. Кёя в бешенстве и я точно не знаю, что конкретно его разозлило. Точнее, я подозреваю, но не могу быть уверенной на сто процентов.       — Я тоже против этого, — голос Реборна совсем сбивает меня с толку.       — Реборн? — Тсуна говорит почти шёпотом, вероятно, его насколько поразила информация услышанная ранее.       — Я против встречи Дреи и взрослого Тсуны, этого не должно случиться, это опасно, — хмурится малыш.       — Опасно? — переспрашивает Гокудера Хаято, — Десятый никогда не причинит ей вреда, о чём ты?       — Я давно знаю Тсуну, сомневаюсь, что спустя десять лет он станет кем-то опасным, — Ямамото хмурит брови, а меня начинает мутить.       — Я никогда… никогда не причиню ей вреда, — голос у Савада растерянный, а взгляд сбитый с толку.       — Я отклоняю ваш протест и снова напоминаю, что это приказ, — хмурится Ирие Шоичи.       — Всё будет в порядке, Тсуна-кун никогда никого не обижал, — пытается вставить свои пять копеек Хром.       — Жена, — Киоко вдруг начинает истерично хохотать, словно наглухо отбитая истеричка, — Кто бы мог подумать, она и жена. ОНА и жена кого? Тсуны? Она?!       Отлично, потрясающее дополнение этого восхитительного дня…       — Киоко-тян, — Хару подскакивает к ней и начинает тормошить девушку за плечи, — У неё нервный срыв, она устала и я… я думаю нам нужно скорее отправляться обратно, Тсуна-кун!       — Да, — Савада нервно дёргается и проезжается по мне неуверенным взглядом, — Да, нам пора, если я из будущего попросил об этом и если ты моя… моя жена, не думаю, что я причиню тебе вред.       Он не уверен. Он, чёрт побери, не уверен и вполне вероятно напуган перспективой спугнуть меня. Но Ирие его не послушает. Ирие Шоичи непреклонен и явно настроен на то, чтобы исполнить приказ сверху.       Вот о чём говорил дядя.       Вот, что он подстроил.       И мне сейчас угрожает опасность. Да или нет?       — Она и жена? Это что, какая-то шутка? — орёт Сасагава младшая.       — Киоко, успокойся, ты устала, — Реохей почти напуган и даже не знает, как вразумить свою сестру.       — Ты, ты посмотри на себя. Ты посмотри на себя! Ты - грубая хабалка. В тебе нет ни капли женственности, ни капли привлекательности и отзывчивости. Вечно корчащая из себя побитого щенка, маленькая шавка, никчёмная псина, как люди могут выбирать кого-то вроде тебя?!       — Киоко, — Савада почти рычит и раздражённо, то сжимает, то разжимает кулаки.       Мне абсолютно всё равно на её слова. Мне даже почти смешно.       — Вечно ходячий синяк, вечно побитое ебало, природа наградила тебя красотой, а ты её смываешь в унитаз раз за разом и кто-то всё равно выбирает тебя, тебя?! Нет, это всё ложь, больная фантазия этого человека. Ни один парень никогда не захочет тебя, ты так и останешься одинокой навсегда. Ты пустое место. Если ты умрешь, никто даже не заметит… — эти слова она выплёвывает с гневной насмешкой и я почти испуганно вскрикиваю, когда ей прилетает пощёчина от Савады Тсунаёши.       — Закрой свой рот, — угрожающе шипит он.       — Савада! — вопит Реохей и почти испуганно отшатывается от своей сестры.       Я уверена, он совершенно точно не знает, на чью сторону встать. Наверняка он даже думал навалять этой мелкой суке, пока она распиналась в гневных обвинениях.       — Ещё одно слово, Киоко, и я убью тебя, будь уверена. Я.Убью.Тебя. И ты закроешь свой рот навсегда.       Пламя Неба струится вокруг него. Скалится и словно рычит, и я уверена, что почти каждый из присутствующих в комнате интуитивно сделал шаг назад, потому что это опасно. Савада Тсунаёши совершенно точно опасен.       — Успокойся, Тсуна, — предохранитель на пистолете Реборно звучно щёлкает и дуло упирается в парня, — Нам пора обратно и Лисса идёт с нами.       — Определённо точно, нет, — в голосе Ирие холодная сталь.       — Что же, я сделал всё, что мог, но ты совершенно точно не знаешь, с чем имеешь дело, Ирие Шоичи, — хмурится младенец.       — А то ты знаешь, аркобалено Реборн, — хмурится мужчина.       — Я много чего знаю. Лисса.       — Да?       — Если что-то случится – беги.       Внутри меня вдруг что-то громко ухнуло, перевернулось, разлилось, разбилось. Мне стало ужасно страшно, особенно, когда Хибари Кёю насильно затолкала почти вся орава парней в этот треклятый телепорт. Это было бы почти смешно, ( молодой раскидывающий всех вокруг себя парень, на которого пытаются натянуть розовую базуку) если бы не было так страшно. У меня не осталось никого, кто мог бы меня защитить или подставить плечо и даже обещание Савады Тсунаёши не могли успокоить меня. Он сказал, что не причинит мне вреда, но как я могу поверить в это, если все чёрт побери говорят об обратном?!       Знаете, что я сделала, оказавшись в помещении совершенно одна? Вы будете смеяться, я уверена. Я забралась под стол, как трусливый детсадовец. Зажав уши руками, я пыталась успокоиться, но не могла представить себе безопасного места, не могла убедить себя в том, что все хорошо.       Потому что, все, черт подери, очень очень хреново! Чокнутые люди не оставят меня в покое и нет такого места, где бы я могла закрыться от всех.       Стараясь вести себя как можно тише, я уселась на пол и перестала дышать вообще на какое-то время. После этого у меня более-менее получилось вдохнуть. Я думаю, что мой приступ паники был спровоцирован навязанной паникой и тем стрессом, что пережил мой организм за все эти дни, что я провела в заточении. К тому же, в конце-то концов, что он мне сделает? Это же Тсунаёши. Он убьёт меня? Изнасилует? Будет бить меня ногами и руками? Нет, не будет. Потому что это я.       Охуительный аргумент.       Хлопок показался мне почти оглушающим, в то время я уже выползла из-под стола и каменной статуей застыла посреди полуразрушенной комнаты. Я думала, что увижу перед собой монстра, какую-то мегеру или лешего с ожогами третьей степени по всему лицу, но когда дым рассеялся, я увидела самого красивого мужчину на всей ебаной планете.       Саваду Тсунаёши.       Он был невероятно привлекательным, будто Бог соревновался сам с собой, пытаясь сделать самых красивых людей на планете и этот человек оказался его самым лучшим творением. В какой-то момент я даже подумала, что обладать такой внешностью незаконно. Незаконно красивый.       Но с этим Савадой Тсунаёши было что-то не так. Лицо у него стало каким-то страшным, нечеловечным, как у голодного зверя настигающего свою слабую и беззащитную добычу. Мое сердце забилось быстрей, а ноги сильно ослабли.       В плохом смысле.       Мне стало невероятно страшно.       Темный, животный, свирепый взгляд сделал меня совершенно онемевшей, отупевшей и беспомощной, но я нашла в себе силы сделать несколько шагов назад, а после, ведомая каким-то чувством сорвалась с места в попытке куда-то убежать. Не важно куда.       Он поймал меня сразу. Он был быстрее и сильнее, а его пламя было до одури пьянящим, и поэтому спустя мгновение я вдруг оказалась на полу, а мой несчастный затылок загудел от внезапной боли. Я попыталась встать, но жёлтый животный взгляд Савады отчетливо говорил мне, что если я сделаю это, произойдёт нечто очень плохое.       — Какого хрена… ты… какого хрена ты делаешь?! — я хотела кричать, но мой голос скорее напоминал шёпот, всё потому, что я была страшно напугана.       Хотя я и не оставляла попыток подняться на ослабшие ноги, чтобы бежать из этого места куда подальше, я всё равно надеялась на то, что его разум проснется (если он вообще у него остался). Надеялась на это, даже когда он быстро стянул с себя пиджак и с яростью отшвырнул его в сторону...       — Отъебись, — прошипела я, когда он дернул меня так, что я снова ударилась бетонный пол.       В течении следующей минуты тишину большого зала пронзали звуки рвущейся джинсовой ткани, звяканье сломанной молнии, всего того, во что я успела переодеться перед дорогой домой, а также тяжелое дыхание Савады и мои нецензурные вопли. Я боролась с ним, колотила кулаками его плечи и грудь, пыталась отцепить его пальцы от своей одежды, щипала его ладони и пыталась выкрутить запястья.       Бесполезно. Нужно было бежать, нужно было активировать мою силу, но все и я в том числе почему-то забыли, что пламя Савады Тсунаёши превращает меня в ослабленную полудохлую лань, которая отпор сможет дать разве что муравью.       — Гребанный урод, — рычу я, продолжая попытки нанести ему какие-нибудь тяжелые телесные повреждения, — Отпусти меня!       — Заткнись, — рычит он, отбрасывая в сторону бесформенный кусок ткани, который еще минуту назад являлся моими джинсами.       Мои голые ноги покрылись мерзкими мурашками от холода, а тело сделалось совершенно мягким и непослушным. Без одежды, я чувствовала себя еще более беспомощной и уязвимой.       — Отвали! Отвали от меня! — заорала я, когда он принялся сдергивать с меня рубашку, прожигая в моем лице дыры своим свирепым взглядом.       Он почти осторожно снял с моей шеи крестик и повесил его на свою грудь. Вообще мне в принципе было плевать на этот кусок металла, который не спас меня в прошлом мире, но сейчас мое сердце болезненно сжалось от жалости к себе и ненависти к нему. Он думает, что может делать все, что хочет, думает, что может взять то, что ему не принадлежит...       — Снимай это дерьмо, — хрипит он едва слышно, но слова буквально оглушают меня, и даже кажутся куда более громкими, чем мои собственные вопли, — Сейчас.       Я испуганно держусь за свою рубаху, изо всех сил дрыгая ногами, пытаясь отползти подальше, но ему даже не нужно прилагать усилий, чтобы добраться до меня. Он двигается практически медленно, не сводя с меня этого страшного, жёлтого взгляда, который снова заставляет меня деревенеть от ужаса. Савада не просто дразнится, не просто пугает меня... Это все серьезно.       Внезапно я оказываюсь приподнятой над полом, и единственные звуки, которые доносятся до моих ушей — треск рубахи и собственное испуганное дыхание. Тсунаёши схватил меня за шиворот, поднял над полом и грубо пытался вытряхнуть меня из одежды. И у него получилось. Я вывалилась на пол перед его ногами, и тут же схватилась за свое обнаженное тело.       Это было очень больно. На моих плечах и боках заныли ссадины и побои оставшиеся от прошлого мучителя.       — Грёбанный ублюдок! Я ненавижу тебя, кусок дерьма, — кричу я, продолжая отбиваться от него руками и ногами, — Я никогда не буду с тобой, понял меня? Ни-ког-да! Да я лучше сдохну чем…       Он дернул мои волосы с такой силой, что наверняка оторвал большую их часть вместе с куском черепа. Из моего горла вырвался лишь жалкий писк, когда он снова дернул мои волосы, заставляя смотреть в его глаза.       — Ты сделала это. Ты со мной сотворила это. Я тебя ненавижу. Ненавижу также сильно, как люблю. Но ты моя. Ты моя, тварь и я хочу, чтобы ты знала, кому принадлежишь. Ты всегда издевалась надо мной. Играла со мной, как кошка с мышкой. Говорила, что любишь, а сама смотрела на кого угодно, но только не на меня. Ты улыбалась Хибари, флиртовала с Занзасом, ужинала с Каваллоне, окружала себя самыми опасными мужчинами и была счастлива. Ты ни капли не изменилась, нет, не так. Смерть ничего в тебе не изменила.       — Ты безумен! Конченный псих! — истерично кричу я, тыкая в его плечи своими ослабшими кулаками.       — Знай, если ты уйдёшь к Хибари после всего, я убью его. Я уже убивал из-за тебя, убью и сейчас. Ты свела меня с ума, и ты будешь только со мной. Ты - ошибка в моём системном коде и я тебя не отдам даже самой Смерти. Я хочу, чтобы ты знала, кому принадлежишь. Я покажу тебе это, хочешь увидеть? Я знаю, ты хочешь, тебе нравится всё это дерьмо, тебе нравится боль, ведь только боль и страдания заставляли тебя быть рядом со мной. Я дам тебе это, ты захлебнёшься этими ощущениями, а я захлебнусь тобой, — выдыхает он в мое лицо, снова толкая на холодный пол.       В голове стало совершенно пусто, и если раньше я может и фантазировала о том, как скажу любому другому насильнику что-то резкое в лицо, отчего он перепугается и поймет, что со мной шутки плохи, то сейчас никаких колких словечек не приходило мне на ум. Я просто до ужаса перепугалась.       Он склонился надо мной и принялся выкручивать мои руки, пытаясь оторвать их от груди, которую я тщательно прикрывала, стесняясь своей наготы. Сил, чтобы сражаться достойно у меня не было, и от этого горькая обида жгла мое горло, заставляя кусать губы сдерживая унизительные порывы молить о пощаде. В какой-то момент его рука скользнула между моих ног, и я не смогла сдержать гневные вопли:       — Не трогай меня! - ору я, — Гребанный психопат!       Внезапно он бросил мои ноющие от боли запястья, и снова схватил за волосы. В этот раз я не показала ему, свою боль и страх, хотя в животе будто комок сырой, червивой земли образовался, а голова ужасно заболела, когда он начал наматывать все мои волосы на свой кулак.       — На колени, — сказал он негромко, снова дернув меня ближе к себе.       Тяжело дыша, я замерла стоя на коленях, решив, что так и буду стоять, словно безжизненная кукла. Держу пари, ему нравится чувствовать свою силу и превосходство, а вот что если предмет его унижений будет вести себя, словно неподвижная статуя?       Его правая, покрасневшая от нашей борьбы, рука опустилась к ширинке, отчего я еле сдержала испуганный писк.       Я не могу поверить в это.       Он же не...       — Открой рот, — его голос негромкий, абсолютно спокойный, но требовательный.       Я упрямо жмурю глаза, стараясь не думать о том, как саднят мои стертые в кровь кулаки, как ноет моя задница, но особенно о том, как туго мои волосы намотаны на его кулак. А еще я уговариваю себя не реветь. В общем-то безрезультатно, потому что слезы укалывают глаза, как только что-то горячее касается моих губ.       — Либо ты сосешь... либо я трахаю твою глотку, Дрея, — говорит он негромко, — Открой свой гребанный рот и посмотри на меня.       Он приоткрывает мой рот надавив на подбородок своим большим пальцем, после чего тянет мои волосы заставляя меня смотреть вверх.       — Открой глаза, детка, — говорит он тихо, — Давай.       Мои глаза распахиваются, и я с какой-то холодной обреченностью ощущаю, как горячие слезы начинают катится по моим щекам. Савада смотрит на меня голодно и с почти радостным возбуждением, но без злобы. Потому что я слушаюсь.       Слезы заливают мое лицо, делая все вокруг размытым и жутким из-за мерцающих огней, которые двигались вокруг железной установки. Мне казалось, словно все эти люди, что там спят, наблюдают за мной, за этим ужасом и позором. Но сейчас я плакала не из-за стыда, а из-за того, что какой-то огромный инородный предмет пытался проникнуть в мою глотку. Хозяин этого предмета неровно выдыхал крепко держа мою голову в своих, слегка дрожащих, руках.       Когда он попытался засунуть свой член глубже, я беспомощно закашлялась и неосознанно стиснула зубы. Савада запрокинул голову с низким рычанием и широко открыл рот.       — Давай еще, — выдыхает он.       Я вяло мотаю головой, ощущая новые слезы на лице, на этот раз вызванные обидой и унижением, а не нехваткой кислорода. Перед глазами все расплывается, но я вижу, как дрожит его живот и как мой крест переливается в ярких огоньках.       Ему плевать на мои протесты, он начинает воплощать в жизнь один из вариантов, которые он предложил мне, пожалуй он предложил их сам себе. В общем, он решил сделать второе. Трахнуть мою глотку.       Это было... пугающе. Больше всего меня удивляло то, что пол и его туфли до сих пор не были испачканы моей рвотой. Более того, я не чувствовала рвотного рефлекса вообще. Но от этого не было легче, потому что он двигался так быстро, что я то и дело пыталась закашлять, но вместо этого у меня выходило какое-то жалкое хрюканье.       Внезапно он останавливается и быстро отходит в сторону, освобождая мой несчастный, онемевший от боли, рот. Но я не испытала облегчения, потому что на его лице снова появилась какая-то злоба. На меня. Я сделала что-то не так.       У меня вдруг почему-то появляется маленькая надежда на то, что он теперь смилуется и позволит уйти, хотя я отчего-то чувствую, будто это все далеко не конец. Он не позволит мне сбежать так просто, не позволит уйти. Мы еще не разобрались, он еще не закончил то, что начал. Но что именно? С его мозгами явно случилось что-то непоправимое... Этому виной я?       Неожиданно он буквально бросается в мою сторону, с таким видом, будто я оскорбила его и уже минуту как улепетываю спасая свою задницу. Но это было не так, я все еще сидела на полу, ожидая пока он передумает делать что-то грязное, и позволит мне уйти. Конечно, его свирепый вид так напугал меня, что я вскочила на свои дрожащие ноги. Правда совсем ненадолго, потому что он тут же сбил меня и повалил на пол.       Мои волосы снова в его руках, но я лежу бревном, снова ощущая порыв спасать свои растоптанную честь и спасаться бегством. Он лежит на моей спине, практически не замечая моей возни и моих беспомощных попыток выбраться из-под него.       — От-отпусти меня, — бормочу я, стараясь звучать угрожающе и уважительно одновременно, потому что не знаю как точно нужно себя вести.       В один момент, ведомая адреналином или каким-то прочим дерьмом я зажигаю своё кольцо с животным, и это явно выводит моего мучителя из равновесия. Марци появляется почти моментально и мощный поток пламени сбивает с меня Саваду Тсунаёши словно надоедливого комара. Я тут же резко вскакиваю на ноги, тяжело дыша, размазывая слёзы по лицу и пытаюсь найти взглядом чёртову базуку десятилетия, которую взрывом откинуло куда-то в сторону.       Я кричу.       Какого хрена?! Почему меня никто не слышит и не спасает?       Какой-то безумный смех этого незаконно красивого и жестокого мужчины заставляет капельки пота скользить по моему лицу.       — У тебя новый защитник, детка? Ты такая слабая, такая беззащитная... Ты так отчаянно нуждалась в моей защите и тепле, но ты нашла кого-то другого, кто мог тебе её дать, верно? Хибари, чёрт, — он презрительно усмехнулся и поднял на меня свои пугающие глаза, — Не смей выбирать его. Не он был рядом с тобой, когда ты орала от кошмаров, не он вырвал тебя из лап Рокудо Мукуро, не от него твой ребёнок, наш ребёнок. А от меня. Я люблю тебя. Я хочу тебя... я хочу тебя каждый гребанный день, каждую гребанную секунду, и я ненавижу тебя за это, тупая сука... Но ты ушла… Чёрт, ты умерла, Лисса. Зачем ты так поступила?       Его лицо искажает боль и он вдруг начинает задыхаться в каком-то странном приступе.       У него приступ паники?       — Я… с тобой… рядом… должен быть я… не он, — он жадно хватает воздух ртом и сжимает в руке свою рубашку в попытках заглушить то состояние, что настигло его.       Новые слезы катятся по моим щекам, собираясь на подбородке огромной, холодной, неприятной каплей.       Спустя секунду он будто приходит в себя и тут же собирается сделать шаг в мою сторону, как Марципан осуществляет новую атаку.       Он конечно же её отражает.       Он сильнее меня.       Он сильнее всех, кого я встречала в этой жизни.       Он тут же срывается с места, обжигает моё животное своим пламенем и снова пытается меня обездвижить, только теперь его целью стал тёмный угол, который отрезал от меня всевозможные пути к отступлению. В этот момент я замечаю базуку десятилетия, она лежит всего в паре метрах от меня, в паре метрах от моего израненного и едва живого Марци. Ублюдок.       — Ты должна вернуться в прошлое и сказать моей младшей версии «Да», ты должна, потому что мы созданы друг для дру…       Совершенно неожиданно, я поднимаю свой побелевший и трясущийся от гнева кулак, и засаживаю его прямо туда, откуда исходит этот злой шепот. Куда-то в его лицо.       — Сука, — рычит он, дергая мои волосы.       Я тут же жалею о своем поступке, ведь кто знает на что способен этот новый, взрослый Тсунаёши с мозгами набекрень. Он не бьет меня в ответ, зато больно сжимает и выкручивает мои запястья, заводя их за спину. Я не могу понять, зачем это все нужно и каким образом я заслужила все эти муки, и почему Савада смотрит на меня с такой ненавистью. Разве я не его жена? Разве я не носила его ребёнка?       Мои легкие делаются буквально каменными, когда он наваливается на меня, придавливая мое тело к холодной стене.       — Целуй меня, — рычит он с ненавистью, — Целуй туда, куда ударила.       Я поворачиваю свою голову, но приказ не исполняю, не целую его и даже осмеливаюсь смотреть на его покрасневшую от удара скулу с отвращением. На его лице мелькает раздражение, но других эмоций я не вижу, потому что он опускает своё лицо к моему и прижимается своим носом к моей щеке.       — Если ты не поцелуешь меня, я сломаю тебе руку, — шепчет он спокойно, касаясь моей скулы губами.       Игнорируя новые слезы унижения, я смотрю на его скулу, а затем в его глаза, пытаясь вложить в свой взгляд всю ненависть и злобу, что есть в моей душе. Но я верю в то, что он может сломать мою руку, поэтому поднимаю голову и прижимаюсь дрожащими губами к его коже.       Я рассчитывала обойтись одним быстрым поцелуем, но он склонил голову и замер, ожидая продолжения, и снова я побоялась его злить. Поэтому я целовала его влажные скулы и щеки снова и снова, с каждым поцелуем ощущая острое желание откусить ему нос или губу, чтобы все было честно, чтобы его тошнило от боли. Даже последствия меня не волновали.       Но, конечно, меня затрясло от страха, когда я действительно подарила его лицу укус вместо очередного поцелуя. Тонкая кожа его челюсти мгновенно приобрела солоноватый вкус, хотя крови там было совсем чуть-чуть — маленькая капелька. Но ему было больно, точно говорю. Его тело дернулось, а взгляд снова наполнился холодной яростью, от которой у меня кишки стыли, а волосы на голове становились дыбом.       Чтобы исправить свое положение, я одеваю маску равнодушия и целую его снова. Это срабатывает просто удивительно, потому что на его лице появляется какая-то растерянность, замешательство. И даже после второго, более сильного укуса, он не размазывает мои мозги по стене, продолжая пялится на меня словно бродячий кот, которому протягивают лакомство: запутанно, напугано и жадно.       Мне плевать что он думает об этом, по-крайней мере ему тоже больно, а гребанные поцелуи - лекарством не являются и болезненных ощущений не облегчают. Может он даже отпустит меня? Сочтет это за знак примирения? Решит, что с меня хватит. Но вместо того, чтобы позволить мне уйти, он целует меня. Угрожающе царапает мои губы своими зубами, будто давая мне понять, что знает, что за игру я вела до этого. Тем не менее, я ловлю момент и впиваюсь в его запястье своей рукой полностью напитанной пламенем, что я собирала всё это время.       Я была слаба.       Это правда.       Но злость, отчаяние и новая порция унижений заставили шестерёнки моего пламени вращаться, и поэтому я смогла заставить свою силу работать на себя. Я не хотела брать его под контроль, я только хотела, чтобы он меня отпустил и я смогла бы добежать до базуки, смогла бы вернуть Марци в кольцо. Я не хочу, чтобы он умирал и не хочу снова терпеть эти унижения.       Мне удаётся дезориентировать Саваду, его взгляд мутнеет, а руки слабеют и он отшатывается от меня, тяжело дыша и вполне вероятно борясь с тошнотой. Этого хватает, чтобы я резко ринулась вперёд и активировав кольцо, забрала Марци, а после, схватила базуку.       — Стой! Нет! Не уходи!       Прежде чем утонуть в клубах розового дыма я вижу страх и ужас, засевшие в его глазах.       Он понимает, что меня в его мире больше нет, и никогда не будет. Он навсегда останется со своим безумием наедине.       И мне больно, больно осознавать, что во всём этом моя и только моя вина.       Моя.       Не его.       Это я свела его с ума.

***

      Холод абсолютно не чувствовался, несмотря на то, что все мои волосы промокли. На улице разыгралась настоящая буря, но я не замечала ни крупных капель врезающихся в лицо, ни ледяного ветра. Я даже не заметила, как добралась до дверей моего дома. Оказалась я почему-то прямо посреди улицы. Абсолютно голая.       Злость, обида и желание кричать бесследно пропали, а на их место пришла холодная, страшная пустота и потребность провалиться в сон, желательно, лишенный жутких картинок. То, что родных не оказалось дома - огромная удача, потому что я совершенно не имела понятия, как объяснить им мой потрепанный и мокрый вид. Да и сомневаюсь, что способность разговаривать, не покинула меня. А находясь в одиночестве, я не боялась шумно и медленно передвигаться и пачкать полы влагой. Какая разница?       Наверное, они всё ещё в больнице.       Наверное, в их времени прошло всего лишь несколько часов или дней.       Какая к чёрту разница?       Хотелось тут же рухнуть в постель, но моя кожа сделалась холодной и мерзкой, поэтому я принялась поспешно набирать ванну, кроме того, мне захотелось согреться и отмыть с себя кровь, которая появилась из вновь открывшихся ран на моём теле.       Савада Тсунаёши постарался на славу.       Пока ванна наполнялась водой, я переминалась с ноги на ногу и смотрела на кафельный пол, на котором каждую секунду прибавлялось количество красных точечек.       Скользнув в горячую воду, я тихо ахнула и зашипела от боли, но мой рот тут же закрылся, от завораживающего вида воды, которая постепенно сделалась светло-розовой. Должно быть, кто-то подумает, что я лежала и обдумывала произошедшее, анализировала поведение Тсунаёши и гадала, что там вообще произошло и что будет дальше, но всего этого не было. Вся моя голова будто бы опустела, и ни одна мысль не скользнула в моем сознании, никакие воспоминания не всплывали перед глазами. Пустота.       Входная дверь распахнулась с резким грохотом, заставившим меня подпрыгнуть на месте, но я успела быстро выпрыгнуть из ванной, натянуть футболку на свои черные бедра и сделать шаг назад, прежде чем дверь ванной комнаты постигла та же участь.       — Дрея…       — Пошёл вон!       — Я...       — Клянусь, Савада Тсунаёши, если ты сделаешь ещё хоть шаг в мою сторону, я за себя не ручаюсь, — я буквально рычу и смотрю на него взглядом полным ненависти и угрозы.       Его в буквальном смысле передёргивает.       — Он причинил тебе боль, он сделал что-то? Я… я сделал что-то? — его взгляд мечется вдоль всего моего тела, натыкаясь на синяки и гадая есть ли на моём теле свежие повреждения. Я ведь и так ходячий синяк, как и сказала Сасагава Киоко.       — Не смей ко мне прикасаться, не подходи ко мне, слышишь? Я уеду, уеду отсюда нахуй. Я выйду замуж за какого-то фермера, нарожаю ему детишек и буду счастлива, когда соберу своё первое ведро ублюдской свеклы, — эмоции внезапно накрыли меня с головой, и я поняла, что отсутствие реакции до этого было лишь следствием пережитого шока.       — Я знаю! Я недостаточно хорош для тебя, но послушай. Я буду стараться, я сделаю всё, чтобы ты была счастлива! Я сделаю, всё, чтобы не стать таким, как он, слышишь меня?! — он в отчаянии закричал, а после перегородил мне дорогу, не выпуская из комнаты.       — Боже, да у тебя уже кукушка едет, Тсунаёши, пусти меня, — я хотела пройти вперёд, но его пламя вспыхнуло как спичка и мне показалось, что если я сделаю хоть шаг вперёд, то он убьёт меня.       — Ты сама сделала это! Сама влезла в мои мозги! Я сделаю всё для тебя, я люблю тебя, почему тебе этого недостаточно?! — он выглядел точь-в-точь, как тот безумец из будущего и у меня снова трясутся коленки.       —Ты… ты психически нестабилен…       — А ты стабильна? После всего, что было, хочешь сказать, что ты нормальная?       — Нормальная, я нормальная, знаешь почему? Потому, что я не обращаюсь с людьми, как с вещами, потому что я не причиняю физическую боль тому, кого люблю, не заставляю его делать грязные и постыдные вещи. Хочешь знать, что сделал ты? Ты из будущего? Унизил меня, обидел меня, причинил мне боль, угрожал, что убьёшь меня, убьёшь Хибари и заставил сосать тебе, словно я грязная портовая шлюха, а не твоя жена. Ты совершенно точно ненормальный, Савада, и я не хочу видеть тебя, убирайся!       — Это был не я, не я, а он! — его пламя пылает, а ладонь вдруг больно сжимает моё запястье.       Я, кажется, закричала от боли, потому что он совершенно точно сломал мне руку.       — Дрея… — его голос дрожал, а сам он был настолько напуган своими действиями, что тут же сделал шаг назад.       — Пошёл вон из моего дома. Я ненавижу тебя, Савада Тсунаёши. Просто. Оставь. Меня. В. Покое.       Он посмотрел на меня в последний раз, после чего медленно развернулся и сбитой походкой направился к двери.       — Ты простишь меня. Простишь. Потому что на самом деле ты любишь меня.       — Катись к чёрту.       Я ничего не знаю, ничего не вижу, ничего не чувствую. Одна-единственная мысль бьется в моей голове: Тсунаёши не прав.       Я его не люблю.