Чувства на словах

      После захода солнца жизнь и веселье только начинается. На небе показались первые виды луны, а в французском дворце только начался пир. На первом этаже поместья были высокие потолки, под которыми висели прекрасные свечные люстры, танцевальные залы, в которые уже успели пробраться неугомонные наследники европейских держав, стены, полные окон и прозрачных дверей, впускавшие естественный бело-жёлтый свет земного спутника. Сама виновница торжества сидела в тесной каморке с бильярдным столом, пила сладкие напитки и ела приторные пирожные, посматривая хитрыми глазками на игру Англии* и Пармского Герцогства*, которые не притронулись ни к одному из эклеров, запрошенных для них хозяйкой. В помещении, помимо глав государств, был скрипач, разодетый в модную одежду, – явно не его обычное одеяние – игравший им на скрипке. Сама Франция и понятия не имела, кто это такой, поэтому лишь тихо подзывала его мусьё и приказывала жестами. Атмосфера была невероятно скучной, поэтому, извинившись перед гостями, поправляя белокурые кудри и рюшевое платье, отправилась в танцевальную комнату.       Там уже собрались многие знакомые мадмуазель: Империя Испанская, Империя Португальская, Петроград, Йорк и Париж. Она поприветствовала всех гостей и направилась в сторону своего главного помощника, который что-то усердно напевал себе под нос. Сегодня он одет празднично и элегантно: зеленовато-чёрный сюртук с длинными краями, галстук английского стиля, высокие сапоги. Париж обратил внимание на покровительницу и улыбнулся ей:       – Мадмуазель, ваше платье выглядит неописуемо красиво. – Он сделал поклон и подал августейшей особе стакан ликёра.       Франция давно замечает, что её город привлекателен, статен и добр. Её девичье и влюбчивое сердце начинает колотиться при виде Парижа, но гордость и важность не позволяет ей возыметь (или признать) какие-либо чувства, кроме дружбы. Она его покровительница, а он её подопечный, она страна, а он её город. Это будет жутко неприятно признавать и объяснять все свои светлые мысли другим странам. Столица ещё раз обводит взглядом хозяйку и без стеснения берет ее за руку, отводя к террасе, на свежий воздух. Франция смущается, но идёт.       Как только они остаются одни, как только утром остатки гостей разойдутся, эти двое становятся другими: Франция срывает длинные подолы и выкидывает каблуки в сторону, а Париж убирает извечную улыбку с лица. Как иронично: он хочет улыбаться только своей дорогой покровительнице, но когда он остаётся с ней тет-а-тет, он устает держать уголки губ поднятыми. Они вышли, и город сразу же ослабил галстук, показывая, что вернуться они туда не скоро и можно расслабиться. Он спускается с лестницы и нацокивает каблуками по каменной кладке своих владений, а страна считает сколько шагов займет у него путь от места бала до того, куда они сбегают от гостей. Пред ними прекраснейшая река Европы, а возле моста Менял, в шаге от края, была лодочка, на которую он взошли. За пределами чужих ушей они другие: Париж резкий и грубоватый, Франция бесстыдная и неглупая.       – Мадмуазель, я буду с вами честен! Это платье так пышно, неужто оно вам нравится? В нем не станцевать, не присесть, не снять, когда желаете.       – Оно мне противно, но такова мода. Раньше – это шаль на голову, потом – шорты по бедра, сейчас – рюш. Да, оно невероятно неудобно.       Париж без угрызений совести сорвал с дамских плеч длинную, но тонкую и холодную ткань, выбросив её за лодку. Франция была озадачена, но не против. Она сама закинула свои выпавшие из прически косы за спину, сняла все шпильки, держащие слабый пучок и впервые за пару часов почувствовала себя свободно. Город смотрел на неё задумчиво. Её предки были его покровителями, каждый имел свою черту характера, каждый впадал в душу Парижа своими разговорами, мыслями, идеями. Современная его хозяйка была красива и неглупа, утонченна и изысканна. Ей для этих черт не нужны ни опасная косметика*, ни платок на голове. Единственный аксессуар, который она с радостью и правильно, грациозно и легко носила, была аккуратная тиара с драгоценными камнями.       – Мадмуазель, разрешите? – Париж поправил локоны Франции и вознёс на ее голову реликвию французского рода.       Они плыли дальше.       Француженка сняла с рук украшенные орнаментом митенки и опускает руку в воду. Теплая погода и теплая Сена завораживают. Мост Менял позади, вокруг них река, а напротив города его страна.       – А как же наши гости?       – Они гости? Они отдыхают на вашем месте работы. Будет ли для вас отдыхом нахождение на месте труда?       Франция была довольна ответом и посмотрела на воду, не убирая кисти из матери французских рек.       – La Seine, La Seine, La Seine. Ведь и Париж подвластен ей. La, Seine, La Seine, La Seine.       Город веслом управлял их маленькой лодочкой и постукивал в такт.       Любить свою столицу странно и неправильно, но что есть любовь не скажет никто.

Слово «любовь» не передаёт чувства сильнейшей эйфории от любого разговора с человеком