***
Светлая Жрица и темный маг рука об руку вошли, нет, не в Бездну, в обычный придорожный трактир. И если жрица была все та же, то в роли черного мага выступал его бывший ученик. ― Хозяин, эля для меня, вина для жрицы и большую тарелку жареного картофеля с мясом, живо, ― не терпящим возражений тоном распоряжается Даламар. ― Будет исполнено, господин и… госпожа, ― хозяина явно заинтересовало столь необычное партнерство, но свои предположения он благоразумно придерживает при себе. ― Крисания, повтори еще раз в точности, что именно тебе передал белый маг? ― Ну, сколько можно, Даламар, ― девушка раздражена, но слишком устала для продолжительного спора, который, несомненно, ведется не первый раз. ― Ты присутствовал при этом разговоре или ты так был увлечен прелестями Китиары, что позабыл обо всем на свете? ― в голосе девушки появились ревнивые нотки, за которыми она пыталась скрыть обиду. Каждое появление сестры Рейстлина в Утехе сопровождалось незримым противоборством между ней и Крисанией. Китиара не стесняясь присутствия девушки строила Даламару глазки и даже откровенно намекала на то, что она совсем не против его общества в более интимном плане. Даламар лишь усмехался, но Крисания была огорчена. Она никак не могла забыть того, что Даламар влюбился в Рейстлина и только после этого в нее саму. Китиара же внутренне очень напоминала второго из близнецов. Решительная, хладнокровная, умеющая играть на чувствах других, она была опасной соперницей. Карамон ее недолюбливал, но Аша радовалась каждому приезду тетки больше, чем возвращению матери из очередного визита в храм. При имени Китиары, несколько посетителей таверны, занявших места у самого входа, вздрагивают. Но ни маг, ни жрица не замечают этого. Они так увлечены беседой, что едва обращают внимание на появление девушки, принесшей заказанное. ― Рейстлин уничтожил единственные из существующих врат, ― Крисания морщится. Даже между собой они стараются не вспоминать предавшего их возлюбленного, хоть и не запрещают это делать Карамону. В его доме для брата подготовленна самая лучшая комната. Несмотря на обиду, Карамон все еще надеется, что маг когда-нибудь заглянет в Утеху и они смогут поговорить. Сам Карамон не раз пытался прийти в Палантасскую башню, но Тика и Даламар отговарили его от этой затеи. Если бы маг пожелает видеть их, он несомненно объявится сам. Наученный горьким опытом, Даламар не упускает бывшего учителя из виду. Незримые магические посланники, сотворенные благодаря наконец-то ставшей подвластной Даламару особенной эльфийской магии, регулярно извещают его обо всех перемещениях Рейста. Известия не радуют, самый могущественный чародей Крина беспробудно пьет. Это угнетает Даламара. Подобно Карамону, он порывается в Палантасскую башню, но в отличие от близнеца сдерживает себя самостоятельно, буквально заставляя свою память переживать ужасные мгновения, испытанные в красивейшем из сотворенных его магией мест. Крисания помогла ему справиться с невосполнимым чувством утраты, которое осталось после безумного прерывания древнего брачного ритуала, Рейстлином. Но девушка, ныне бывшая его женой, не может не ощущать зыбкость и недостаточность их союза. Они оба это чувствуют. ― Если Рейстлину удалось уничтожить последние врата, то почему Конклав все еще враждебно к нему настроен? ― Поверь, я знаю, о чем говорю. В тот последний раз, когда я удостоился приглашения на совет, мы почти не говорили о Рейстлине, но Пар-Салиан по-прежнему подозревает его во всех грехах. Его не покидает мысль о тех преимуществах, которые могли бы получить маги, достанься им Палантасская башня. Китиара намекнула, что Конклав, среди членов которого есть и ее лазутчики, пытается найти способ устранения Маджере. Возможно, что слухи о вратах появились неспроста и прибывший к тебе белый маг всего лишь хорошо расставил ловушку, надеясь на то, что мы привлечем к делу Рейстлина. ― Низменные желания главы Конклава нам небезызвестны, но убийство... ― Крисания покачивает головой. Она сомневается. Сомнения поселяются в ее душе сразу после появления ее и Даламара в Утехе. Стоило ли оставлять Рейстлина? Достаточно ли у нее сил и любви, чтобы не дать Даламару погрязнуть в отчаянии и обиде? Единственное, что никогда более не подвергалось сомнению ― ее вера и ее Бог. Паладайн не оставил свою жрицу, он позволил вернуть возлюбленного к жизни и ничего не попросил взамен. Все это время он был с ней, незримо помогал, советовал. Сейчас же она вновь осознала, сколь одинока. Ее разделенное надвое сердце изнывало от тоски, сожалений и страха. Жрица тосковала о дочери, сожалела о Рейстлине, понимая, что все совсем не так радостно, как представляет ей Даламар. Девушка боялась будущего и неожиданное послание, в котором мага призывают отправиться на границу с запретной для Даламара Сильванестрией, дабы проверить слухи о скрывающихся там вратах в Бездну, всколыхнуло все прежние страхи. Известия о том, что Рейстлину угрожает смертельная опасность, заговоре Конклава и появлении над приморскими городами красных драконов Такхизис, наполнили сердце некогда храброй жрицы, отчаянием. Все говорило о том, что грядет новая война, более страшная, чем та, что совсем недавно разразилась за Копье. И нет гарантии, что в этой новой битве, великий черный маг и некогда доверившиеся и все еще любящиеся его люди, вновь не окажутся по разные стороны от драконьего крыла. Жрица и ученик продолжают беседу, они стараются не говорить о Рейстлине, каждое слово о маге отзывается болью в сердце. Но выбора нет, прошлое не дает о себе забыть и глубоко в душе каждый из них мечтает вновь почувствовать себя в пусть не сильных, но таких жарких его объятиях.***
Рейстлин возвращается в Палантас, но спешит отнюдь не в башню. У мага не терпящее отлагательств дело в городе. Ему нужно повидать Астинуса и в очередной раз испросить его совета. ― Бертрем, сообщи обо мне летописцу, ― высокомерно, словно делая одолжение, произносит маг, едва огромные двухстворчатые двери библиотеки смыкаются у него за спиной. ― В этом нет нужды, темный маг, я ждал тебя, ― по пустынным залам проносится эхо. Слова отражаются от каменных стен библиотеки и достигают слуха мага в считанные секунды. Он вздрагивает, но решительно направляется вглубь зала. Не прерываясь ни на мгновение, летописец предлагает Рейстлину присесть на появившуюся из воздуха скамью. Гусиное перо продолжает выводить на бумаге замысловатые каракули. Поставив жирную точку, Астинус наконец-то уделяет все внимание гостю. ― Ты сумел изменить то, что не менялось веками и теперь сожалеешь. Зря, все так, как и должно быть. Ты знаешь это и почти готов принять. Но пришел сюда совсем не за лекарством для израненной души, не так ли? Тебе вновь нужны ответы. Твоя дочь, жрица, твой ученик и твой брат, ― произнеся это, летописец внезапно дотрагивается ладонью до груди мага и Рейстлин чувствует исходящее от нее тепло. ― Все они пребывают в твоем сердце и давно уже стали частью тебя черный маг. Я не покажу тебе книгу, еще не время, но о принятом сейчас решении ты можешь сожалеть всю оставшуюся жизнь. А это слишком долгий срок, маг. Рейстлин покидает библиотеку, он разочарован. На этот раз Астинус не дал прямого ответа на мучившие его вопросы. Он много говорил о душе и делах сердечных, но узнать у него о том, стоит ли пренебречь своей гордостью и отправиться на розыски Даламара и Крисании, не удалось.***
― Конклав магов собрался сего дня для решения судьбы черной чародейки Аши Маджере, ― провозгласил Пар-Салиан, белый маг и глава заявленного им собрания. На лицах присутствующих черных, красных и белых магов отразилось недоумение. Они были призваны сюда для разбирательства старого, как мир дела Рейстлина Маджере, задумавшего открыть врата в Бездну, но почему-то отказавшегося от этой своей опасной цели. Ни о какой Аше они не слышали, слова Пар-Салиана смутили многих из тех, кто до этого пребывал в счастливой уверенности в собственной информированности по любому волнующему Конклав вопросу. ― Но, уважаемый Пар-Салиан, ― начал один из магов. Был он одет в красную мантию, и оттого самой магией ему предназначалась стезя миротворца и уравнителя. ― Мы не знаем чародейки с таким именем. В ответ на эти слова, глава Конклава, еще не старый, но уже и не молодой маг, ничего не сказал, он поднял склоненную голову и оглядел собравшихся. Белые одежды его искрились в лучах заходящего солнца, пробивающихся сквозь огромные витражи зала приемов Вайаретской башни. ― Вы не ослышались братья мои. Я созвал вас на этот совет, чтобы совместно мы могли решить судьбу черной чародейки Аши Маджере, дочери Рейстлина Маджере и Крисании Таринской. ― Позвольте, светлейший, но не об Аше Арджент ли идет речь? Насколько мне известно, она дочь Даламара, ― снова вмешался красный маг. ― Вам известно далеко не все, сам Даламар признался мне в том, чья она дочь. И да, мы будем говорить о ней. ― Но… девочка так мала, она еще и чародейством никаким не владеет, ― не унималась красная мантия. Как можем мы решать ее судьбу? ― На днях я побывал в библиотеке Астинуса и стал невольным свидетелем беседы Астинуса и Рейстлина Маджере. Особые магические артефакты, которыми мы обладаем, ― маг указал куда-то себе за спину, ― позволили мне прочесть одну из последних книг Бытия. Пар-Салиан взмахнул рукой, и глазам членов Конклава предстала раскрытая на последнее странице рукопись. В голосе мага появляется не свойственная ему надломленность. Увеличив эфемерное изображение одним ему знакомым образом, глава Конклава читает: "Властелин Прошлого и Настоящего вернулся в Башню Высшего Колдовства и забыл об ученике, жрице и собственной дочери. Он отказался от мира, навсегда заперев себя в черных стенах своего неприступного убежища. Вступив в неравную схватку с охраняющими врата в Бездну прислужниками Такхизис, ученик чародея Даламар (эльф) и светлая жрица Крисания (Праведная дочь Паладайна) погибли. Дочь чародея Рейстлина Маджере (темного мага) и светлой жрицы Крисании была воспитана Синей госпожой, повелительницей драконов - Китиарой Ут-Матар. Она обрела невиданное могущество и вызволила Темную Госпожу из Бездны. После этого чародейка явилась к своему отцу Рейстлину Маджере, сразилась с ним и одержала победу. Возгордившись, Аша Маджере бросила вызов Такхезис. Но о битве черной чародейки и темной богини не сложено ни одной из так любимых кендерами песен. Ибо к моменту ее окончания не осталось в живых ни кендеров, ни гномов, ни эльфов. Кринн был уничтожен, и Боги покинули это неприветливое место навсегда. Я сижу на руинах великой библиотеки Палантасса и это последняя из написанных мной рукописей. История Крина завершена. Закрыв эту книгу, я исчезну. Я – Астинус – Великий Летописец, последнее живое существо этого мира. Созвездия Богов давно погасли, мигнуло и угасло созвездие пятиглавого дракона. Ночь темна и нет в истлевшем мире того, кто сумел бы зажечь их заново. О любви, предательстве и отчаянии, величайшей темной чародейке Аше Маджере, ее великой победе и гибели мира, окончена история моя." Читая написанное, белый маг вспоминает пророческие слова Рейстлина Маджере, некогда сказавшего, что выкованный им самим острый меч способен рубить в оба конца. Ранее сокрытый от Пар-Салиана тайный смысл этих слов, сейчас проявлял себя как нельзя лучше. «Что предпринять? Как избежать обещанного бедствия? Неужели придется принять нелегкое решение и уничтожить опасного ребенка. Вот только решившись на этот шаг, маги получат двух могущественных врагов в лице ее отца и его ученика. Нужно обернуть сложившуюся ситуацию себе на пользу» Глава Конклава знает, что Даламара и Крисании нет в Утехе, как нет там и их дочери. Его шпионы давно донесли об этом.***
Астинус в который раз перечитывает написанное. Судьбы не избежать, уготованное случится. Но единожды изменив ход истории, почему бы не попытаться сделать это еще раз? У ближайшего книжного шкафа мелькает белая мантия. Ну что ж, а вот и он, чем не посланник судьбы? Слепое магии орудие послужит благим целям и летописец покидает комнату, оставив изучаемую книгу открытой.