***
— Милые дети, кто знает, что такое дальнее ментальное подавление, к которому мы сегодня готовимся? — вещал Лассар. Милым детям, кстати, всем было порядка двадцати лет. Специально подбирали, что ли? В этом возрасте моя мама уже вовсю геройствовала во Вратах Бальдура. Лассару, правда, шёл образ добродушного дедушки с кучей внуков. Или я просто часто заглядывалась на его бороду? — Система заклинаний, с помощью которых некромант соединяет свой разум с поднятым мертвецом, скрывая своё местоположение. Применяется для достижения сложной цели: добычи документов, взятия в плен указанной персоны, — деловито ответила Милинда, темнокожая девушка-маг из Рашемена, ученица Мирадоса. Мне нравилось наблюдать за ней и её учителем. Тощий, как жердь, тщательно забритый некромант. Пышная и круглобёдрая волшебница народа дикарей, обладавшая роскошными кудрями тёмно-каштанового цвета, рядом с которыми меркла даже моя шевелюра. — В-е-е-рно, дитя, — Лассар удовлетворённо хмыкнул. — Стандартное чтение заклинания призыва или оживления мертвеца даёт некроманту возможность задать всего одну команду, которую питомец будет выполнять всё время своей нежизни. Защита, к примеру. Или бытовая служба. Плюс в том, что больше не нужно морочить себе голову. Но и повлиять на поведенческие реакции маг тоже не сможет, заклинание даёт возможность контроля только в радиусе километра. Валид сунулся в секционную и, отыскав меня взглядом, тут же вышел. Шёл бы лучше настраиваться на контроль мертвого келемворца. Лассар осторожно цедил в пробирку кровь из надсеченной бедренной вены поверженного врага. — Для дальнего ментального подавления нужна кровь из тела того, кто пойдёт выполнять волю некроманта. Её используют во время молитвенного песнопения священниц. Верховная жрица обратится за помощью к Лорду заброшенного склепа и попросит наделить её божественной амальгамой, которой она поделится с подчинёнными, — старый маг продолжал читать лекцию, — после чего наши товарищи войдут в транс, чтобы подавить мертвецов. Их глаза станут глазами питомцев, их слух… — Можно вопрос? — Доло не выдержал. Лассар не придал значения тому, что его перебили. Валид бы с меня шкуру спустил за такую вольность. — Конечно, дорогой. Что ты хочешь узнать? — Каким образом Тсанда… Ну… Передаст силу? Брасса о чём-то договаривалась с Валидом. — Путём соития, конечно же. Чего тут думать. Сила идёт от жрицы к мужчинам, они же могут поделиться ей с женщинами-некромантами. Кажется, так тихо в секционной не было никогда. С одной стороны, я поняла, почему ночью так занервничала Глиза. С другой… — А нам… Тоже когда-нибудь придётся? — скуксилась Милинда. — Но… Тсанда же… Нежить? — Доло побелел в тон стенам. — Конечно, придётся. А ты неправильно мыслишь, дорогой, — Лассар закупорил последнюю пробирку простым заклинанием. — Тсанда — высшая жрица нашего храма, она передаёт нам волю нашего бога, берёт на себя его бури и его снисхождение. Я глянула на Джио — низкорослого бледного парнишку из Уотердипа, четвёртого ученика, подопечного Фаргила. Хороший соратник, немногословный, тихий и незаметный. Даже сейчас, не изменяя своему кроткому нраву, он увлечённо разглядывал засохший сгусток крови на секционном столе. Новости о разнузданных половых нравах нашего культа его ни сколь не смутили. Молоты бы делать из таких людей. Вторая мысль, которая пришла мне в голову, — если бы папа дожил до этого момента, его бы точно хватил удар. Хельмиты блюли законы единобрачия как свои шлемы, а тут я… Папа, он — хороший парень, мы вместе контролировали нежить. Правда, я отдала бы всё на свете, лишь бы услышать хоть раз его бурчание. — Велшарун не дарует силу просто так. После того, как некроманты выйдут из транса, у Тсанды будут сутки, чтобы принести на алтаре кровавую жертву во славу нашего покровителя. В противном случае, мы попадём в немилость. Хвалёный страшен в гневе, — Лассар обвёл нас строгим взглядом. — Он справедлив, он требует от своих детей той преданности, с которой сам спешит поделиться с ними своими знаниями и своей защитой. Он позволит смерти припасть к вашим ногам, но потребует, чтобы влияние её росло не только в ваших интересах. — И кого мы должны принести в жертву? — поинтересовалась я. — Я думаю, печень наводчика его очень обрадует, — ответил старый маг, хитро улыбнувшись.***
Нам не позволили посмотреть ритуал. Признаться, услышанная на уроке информация столь шокировала меня, что и желания не возникало. Но я не могла сдержать восхищения, когда отряд нежити, поднятый обрядом, гордо прошествовал во внутренний двор храма. Я сидела на холодных каменных ступенях, вытянув ноги вперёд, наслаждаясь зрелищем; жрицы постарались на славу — кожа мёртвых келемворцев приобрела здоровый оттенок, а движения их были размеренными и спокойными, будто они и правда шли к друзьям поделиться новостью о своей триумфальной безоговорочной победе. Однако ветер, распространявший тонкий аромат тления, который не скроешь никакой иллюзорной магией, подло намекал, что и наши заклятия не всесильны. Я помню, что в ту ночь было полнолуние. Селуна щедро расплескала свой молочный свет на траву и деревья, будто желая засвидетельствовать позорную капитуляцию воинов судьи проклятых. Горькая ирония — посвятить себя службе божеству, ненавидевшему нежить, и стать нежитью, чтобы предать его. Через пару часов нас всё же впустили в святилище. Доло, Джио и Милинда испытывали то же возбуждение, что и я; мы стали свидетелями той несокрушимой силы, что так отчаянно хотели достичь. Мы увидели, что грязные секционные столы и мутные бальзамирующие растворы — не предел наших возможностей. Мы осознали, что границы нашей власти выходят за гладкие края рёбер вскрытой грудной полости. Некроманты-контролёры сидели около алтаря, на котором пылало лиловое магическое пламя, поджав ноги, сложив руки, безвольно уставившись в пол остекленевшими глазами. Они были раздеты по пояс, и я жадно разглядывала шрамы силы на их предплечьях — алые клейма в виде знаков нашей церкви, что ставили во время посвящения. Велшарун — ревнивый и эгоистичный бог. Ему было мало гербов. Ему было мало доспехов с украшенными нагрудниками. Ему было мало амулетов, посохов и церемониальных платьев. Он хотел владеть нами без остатка — нашими разумами, нашими телами. Каждый его подопечный — демонстрация его величия и его бескомпромиссности. Поэтому каждый, кто клялся ему в верности, носил отметку на своей коже. Я вдыхала густой аромат загнившей крови, смешанной с эфирными маслами, и наслаждалась каждой секундой действа. Жрицы деловито сновали по помещению, внимательно следя за самочувствием некромантов, соединивших свой разум с мертвяками. Тсанда тихо напевала молитву, подливая в огонь зелья; полупрозрачная накидка из голубого шифона услужливо открывала тайну её существования, хоть и смягчала трупный землистый цвет её кожи. Её неживой, но такой гладкой кожи. — Наши враги засели недалеко, — Лассар стоял за нашими спинами, — Валиду, Брассе и Мирадосу удалось выхватить образ предателя. Любовница того урода, что пытался вызвать демона. Мы оказывали её деревне помощь, лечили людей, бальзамировали тела перед погребением. Их оберегал Азут. И она продала их. Продала каждого односельчанина ради одного мужика, — хмыкнул он. — Её убьют? — с нескрываемой ненавистью спросила Милинда. — Её притащат сюда и принесут в жертву. И как следует припугнут остальных. Велшарун чтит уговоры, и Азуту придётся попотеть, чтобы выпросить прощение. Чую, их жрецы потом с ног собьются, чтобы нас умаслить. Атаковать верховную жрицу, неслыханная дерзость! — А нам можно будет посмотреть? — выдохнул Доло. — Да, милый друг, — Лассар похлопал ученика Брассы по спине. — Мы все соберёмся посмотреть, как потаскухе выпустят кишки. Валид вдруг встрепенулся и схватился руками за голову. Глиза поспешила к нему; она рухнула на колени и, бормоча слова молитвы, начала покрывать его лицо жаркими поцелуями. Изменилось и поведение Тсанды, она выпрямилась, распахнув глаза, и начала петь громче, растягивая слова, играя с модуляциями голоса. — Началось, милые мои, началось! — Лассар издал смешок. — Сучка съела наживку и выбежала встретить своего героя! Валид был связан с главным жрецом келемворцев. Я почувствовала гордость — моему учителю доверили вести отряд в бой, значит, я не зря терплю его скверный нрав и отчужденность.***
Её привели под утро. Напуганную, заплаканную, растрепанную; изодранное платье висело лохмотьями, обнажая свежие ссадины, отёкшие и раскрасневшиеся. Пряди рыжих волос выбивались из неаккуратного пучка, прилипая к вспотевшему лбу. Трясущимися руками она прижимала к себе грязный свёрток, из которого слышался тонкий писк; набухшие груди еле скрывала разодранная ткань, покрытая жирными пятнами. Боевая жрица, маг, ассасин; какие только образы не рисовало моё воображение. Но кормящая мать… Она почувствовала мои сомнения. Умоляюще скуля, протянула руки со свёртком, когда мертвяки волокли её мимо. Келемворец, контролируемый Валидом, с размаху ударил её тыльной частью ладони по затылку, заставив повалиться на колени. Жрицы недовольно зашипели. Увидев Тсанду, ступившую из тени, приговорённая зашлась криком ужаса, от которого мои ноги стали ватными; она с трудом пережила, что её любимый явился к ней в виде нежити, но, увидев перед собой лича, окончательно сдалась, отдавшись истерике. Младенец заголосил вместе с ней; казалось, что зияющая пустота отчаяния выкачала из святилища воздух. — Молчать, — Тсанда сделала пасс рукой, бросив в пленницу символом тишины. Валид, Брасса и Мирадос протяжно застонали. Действие наложенных заклятий удержания заканчивалось, лица некромантов-контролёров вдруг исказили сардонические улыбки, конечности зашлись в причудливых танцах судорог. Жрицы, как по команде, бросились к ним, откупоривая бутыльки с восстанавливающими зельями. Маги, не участвовавшие в удержании, подошли к алтарю, обнажив татуировки на руках. — Я помню, как ты приходила к нам, Сильва, — Тсанда говорила уставшим голосом. — Мы готовили тело твоего отца к погребению, и ты обратилась к Глизе за помощью. Говорила, что малыш страдает от болей в животе. Я права, Сильва? Девушка кивнула, продолжая беззвучно плакать. — Глиза помолилась о его здоровье. Дала тебе бутылочку с целебным зельем. Не взяла даже медяка ломаного, понимая, что семья выложила последнее, чтобы похоронить тело отца так, требует того Азут. Я права, Сильва? Девушка вновь кивнула, прижимая ребёнка к себе. Я сглотнула, чувствуя, как пересохло в горле. — И какова же твоя благодарность? Ты использовала своё дитя, чтобы осмотреться в храме и передать информацию келемворцу, с которым спала? Где же твой материнский инстинкт, Сильва? Они пришли сюда и убили моего ребёнка. Ведь послушники священника — его дети. Скорбь моя не знает утешения. Мы заслужили это? Мы заслужили осквернение нашего дома, оскорбление нашего бога? Бога, что протянул тебе длань? Я даже не хочу знать, сколько они тебе заплатили. Я рассчитаюсь с тобой честно: жизнь твоего ребенка за жизнь моего. Меня как будто окатили холодной водой. Ну же, Тсанда! Ты же шутишь, я знаю, как ты трогательно заботишься о каждом из нас, я знаю, что хоть в твоём теле нет сердца, но есть душа. Ты же не сделаешь… — Уложите младенца на алтарь, — отрезала Верховная. Пленница прижалась к полу, свернувшись ничком, пытаясь укрыть собой дитя. Келемворец, бывший её возлюбленным при жизни, хоть и потерял прямую связь с сознанием Валида, заложенные команды помнил; он схватил несчастную за волосы, отодрав от каменного покрытия, после чего ударил её носком сапога в живот. Второй мертвяк, воспользовавшись тем, что обречённая обмякла, выдрал свёрток из её рук и передал его Мириго. — Ты будешь смотреть, как он умирает. Мучительно. В страданиях. Как умирал Караллис, которого ты сама отвела на эшафот, — Тсанда взяла младенца на руки. Краем глаза я заметила, что некроманты-контролёры окончательно пришли в себя. Валид протирал вспотевшее лицо полотенцем, Брасса спешно укутывалась в свою мантию, Мирадос прильнул к холодному камню стены, зажмурившись. Я всё ждала, что кто-то из них остановит верховную жрицу, скажет, что мы всё равно победили, что младенца можно пощадить, что жители и так запуганы… Талос их всех дери, я даже смирилась с мыслью, что девку распотрошат в качестве жертвы! Чуда не случилось. Тсанда плеснула в блюдо ритуального масла, от чего магическое пламя взмыло к потолку, и жрицы завыли монотонную молитвенную песнь. Воздух в помещении наполнился странным сладковатым фимиамом, от которого сознание впало в оцепенение. Некроманты, не участвовавшие в контроле нежити, встали по углам святилища и начали читать причудливое заклинание, язык которого я не могла распознать. Каждую строфу они проговаривали всё громче, и плетение услышало их — в воздухе заструилось розоватое мерцание. Неживые служители судьи проклятых стояли, как вкопанные. Пленница скребла ногтями пол, всё ещё лишенная голоса. Тсанда раздела младенца и сдавила его шейку одной рукой. — Велшарун, наш покровитель и наш спаситель, — голос верховной жрицы тонул в молитвах и заклинаниях её подчинённых, — позволь моему магу заключить с тобой договор постоянства на душе этого дитя. Авалион преданно служил тебе многие годы, пусть его знания продолжат работу и после его смерти. Да поднимется тело его, когда душа шагнёт за грань, в твою юдоль. Мы отплатим тебе жизнью его матери, предательницы и богохульницы, убийцы мученика Караллиса. Дай же свершиться справедливости! Пусть один из нас приобретёт вечную жизнь, чтобы восполнить потерю! От прикосновения лича сердце младенца остановилось мгновенно; изуродованная дыханием самой смерти, душа покинула тело, которое походило теперь на восковую куклу. Авалион развёл руки, будто готовясь обнять божественный дар, и выкрикнул последние слова силы. Жрицы продолжали петь. Я почувствовала вкус желчи во рту, отвратительно горький и въедливый, захотелось промыть рот крепким вином. Ноги не слушались, руки тряслись, как после заклинания смятения, мысли путались; мне было дурно. Дурно до такой степени, что хотелось бежать без оглядки. Доло, Милинда и Джио смотрели на действо, как загипнотизированные. Я встретилась глазами с Валидом. Он явно понял, что со мной что-то не в порядке; не обращая внимания на происходящее безумие, учитель, потирая запястья, напряженно следил за мной. Брасса ударила пленницу заклинанием паралича. Авалион с блаженной улыбкой осел на пол; видимо, заклинание сработало так, как он ожидал. Когда Тсанда достала ритуальный кинжал с рукояткой в виде черепа, в глазницах которого сверкали рубины, я, задыхаясь и дурея от давления в своей голове, вывалилась из святилища вон. Меня стошнило там же, под дверью. __________________________________________________________________________ *Ллира — богиня танцев и веселья.