Смерть во имя жизни

      Трущобы — прекрасное место для таких, как я. Ароматы мочи и помоев заставляют искать убежище как можно быстрее, хотя едва ли оно тут поможет; покосившиеся лачуги с прогнившими деревянными крышами выводили сухой факт — без денег ты нигде в Аскатле не почувствуешь себя защищённым.       Мне нравился этот район. Нравилось многообразие убогих хибарок, покрытых облупившейся жёлтой краской, тесно нагромождённых вдоль улиц; как нахохлившиеся пичуги на ветке в дождливую погоду. Здесь никто не разглядывал тебя, никто не пытался заговорить; люди просто скользили, как тени, стараясь не привлекать к себе внимания ворья и разбойников. В тесных переулках я с удовольствием задирала голову, разглядывая веревки, натянутые, как паучьи сети; тряпьё, которое сушилось на них, безвольно свисало вниз, точно протягивая руки в мольбе.       Трактир «Медная корона» — местный центр удовольствий и вечного праздника. У дверей вечно толпились пьянчуги, которых выгоняли за безобразное поведение, да бедняки, протягивающие руки в надежде выклянчать монетку-другую у загулявшего люда. Я толкнула тяжёлую дубовую дверь, радуясь, что едкие запахи нечистот превратятся в смрад пережаренного мяса и алкогольных паров.       Вероятно, Валид продумывал заранее день для вылазки; просторное заведение было полупустым, хотя котлы гостеприимно булькали фирменной похлёбкой, забив собой всё пространство огромной жаровни, расположенной прямо по центру зала. Я нашла учителя почти сразу. Потягивая эль, он сидел за самым дальним от входа столом, недалеко от лестницы, ведущей на второй этаж, к комнатам отдыха. Несомненно, с той позиции открывался прекрасный вид на всё помещение; каждый маг знает — сообразишь слишком поздно и подпустишь агрессора слишком близко — тебе конец. Эта истина гадкой плёнкой врастает в кору головного мозга каждого заклинателя.        — Я рад, что ты добралась без приключений, — некромант отложил в сторону книгу, которую листал, дожидаясь меня. — Как дом? Всё в порядке?       Я плюхнулась в кресло, наслаждаясь теплом и ароматами пищи. «Медная корона» отлично отражала самую суть трущоб — деревянная покосившаяся мебель, липкий пол, вечно покрытый жирными пятнами, аляповатые гобелены, свисающие с лестниц, и совершенно бессистемная подборка живописи на стенах — от чьих-то портретов (интересно, господа, изображённые на них, когда-нибудь вообще бывали в этой рыгаловке?) до пейзажей Уотердипа. Ни дать, ни взять — весь колорит района в одном помещении. Официантка, заприметив нового гостя, стремглав рванула к нашему столу.        — Если честно, я зашла туда всего на минутку. Обговорила с мажордомом новый порядок оплаты и ушла, — я виновато улыбнулась Валиду и повернулась к пухлой девушке в засаленном фартуке. — Амнийскую медовуху и корзину хлеба. А, и сыра, если можно, посвежее!        — Сыра посвежее, — хмыкнул маг. — Замашки аристократки, Химонас Делрин?        — Из меня аристократ с такими способностями… сам знаешь, — скуксилась я.        — Чего дома не побыла нормально? — Валид смягчился, пригубив из своего бокала.        — Да… Мне неприятно там находиться. С тех пор, как мамы и папы нет… я там как будто в гостях.       Наверное, я выглядела очень глупо. Взрослая девка, а хнычу, что матушка с батюшкой в ином мире. Правильно Валид злился на меня, инфантилизм — основной лейтмотив в музыке моей противоречивой личности.        — Слушай, — я неуверенно обратилась к учителю, — прости меня. За тот выпад про жертвоприношение. Просто слишком многое навалилось на меня за короткий промежуток времени, но… Я адаптируюсь, обещаю. И мне жаль, что тебе пришлось врать Тсанде из-за моего разгильдяйства.        — Ты вроде ещё не пила, — Валид скривил губы в ухмылке, но, клянусь, в его голосе сквозила нежность, которой я раньше в нём никогда не замечала. — Но, раз уж на то пошло, ты меня тоже прости. Я был слишком строг с тобой, давил, требовал. Мало уделял времени теории, и… почти не говорил о духовном. Мудрость Тсанды указала мне на мои ошибки.       Я почувствовала, как заливаюсь краской. На столе материализовался мой заказ, и, чувствуя, что вечер становится слишком томным, я быстро присосалась к медовухе.        — Если честно, — наставник вдруг стал серьёзным, — я был уверен, что тебе нечего делать среди нас. Я думал, что ты искала укрытия, а не веры. Ты приняла догмы Велшаруна не по своей воле, а по несчастливой для тебя случайности. Но я вижу, что ты стараешься.        — Отчасти, ты прав, — я вздохнула. — Общество считает подобных мне выродками. Я была позором верующего отца и червоточиной на сердце матери, вытравившей из себя скверну. Только, знаешь, — я почувствовала тепло от первых глотков спиртного, развязавшее мне язык, — я уверена, что уроды — окружающие меня люди, а не я. Наши знания, наши способности, наши труды — обыватели не имеют никакого морального права проклинать всё это. Мы знаем о смерти и болезнях больше, чем жрецы Латандера или Ильматера. А смерть — это не конец. Это иной способ жить. Если кто-то решает, что может насильственно забрать нашу жизнь, почему мы не можем выгрызть то, что вероломно выкрали? Я могла бы всю жизнь скрываться, но не хочу. Среди вас я впервые почувствовала, что живу. Поняла, что мои суждения — правильны. Я привыкну и научусь, обещаю! И я правда расстраиваюсь, когда разочаровываю тебя. Мне очень нужно твоё одобрение.       Валид от удивления завис с бокалом, забыв глотнуть, после чего нахмурился и громыхнул несчастной посудиной об стол. Зато я, воспользовавшись заминкой, отхлебнула ещё и от души.        — Сильная речь, — он напряжённо меня разглядывал, — на кой тебе нужно моё одобрение? Ты — мой ученик, а не дочь родная. Хотя, пожалуй, Тсанда не зря в тебя верит.        — А ты — совсем не веришь?        — Химонас, — Валид рассмеялся и уронил лицо в ладони, — я — смиренный служитель. Решать будет сам Велшарун, когда придёт время. Но, — отсмеявшись, он шумно выдохнул, — признаюсь, что меня впечатляют твои способности к призыву и твоя усидчивость. А ещё — удивительно, что ты выросла порядочным человеком среди этого сброда. Я действительно не ожидал, что ты бросишься защищать меня перед Верховной. Глупо, но трогательно.       Наставник протянул руку ко мне и похлопал по плечу. От прикосновения я вздрогнула, но невольно поймала себя на мысли, что этот жест дико меня растрогал.        — Теперь я понимаю, как тебе одиноко. Видимо, кроме родителей, больше некому было сказать тебе доброе слово.       Я вспомнила Аджантиса. Интересно всё же, с чего он полез со своим сочувствием?        — Ну… Наверное, да. Ты ведь наверняка знаешь, от какого странного союза я вообще уродилась.        — Знаю. Тсанда рассказала.        — Кстати, когда-то они познакомились именно… в этой таверне. Потом вытравили отсюда работорговцев.        — Я много читал о твоей матери. Ещё до того, как ты добралась до храма, — Валид добил эль и сделал знак официантке, чтобы та принесла ещё. Я вяло пощипывала сыр. — Меня восхищало её искусное владение магией. Она ведь была диким магом, верно? Удивительные заклинатели.        — Да, — я улыбнулась, — именно. Мама использовала заклинания из всех основных школ. Даже, — я понизила тон, — некромантии. Не могла применять только слова силы, влияющие на разумы других людей, и слова призыва. И она была такой… как колдунья из старых гномьих сказок, — до чего же приятно было вспоминать родной образ. — Носила старомодные мантии, не брала никакого оружия, кроме обычного посоха. Мне очень нравились её руки… С тонкими пальцами и длинными заострёнными ногтями. Она так грациозно взмахивала ими, когда читала заклятия. Простые люди её боялись, шипели вслед проклятья на улице. Зато папа обожал до безумия…        — Значит, современники не врали, — заметил Валид, заинтересовавшись. — Я слышал, что Стэйлис Делрин вела затворнический образ жизни последние годы. На иллюстрациях в книгах её действительно всегда изображали похожей на волшебницу из старых сказаний и легенд, но мне всегда казалось, что это — аллюзия, акцент на дикой энергетике её силы. Я уверен, у тебя тоже мощный потенциал, — добавил он, чуть подумав.        — Ну да. Настолько мощный, что я не могу читать ни одного защитного заклинания.        — Это пройдёт, когда ты получишь метку. И ведь ты слышишь голоса неупокоенных, а нам без слов силы это недоступно, — Валид обворожительно улыбнулся официантке, поставившей перед ним новый бокал. Та расцвела, аки роза в руках друида, и, кажется, от этого совершенно не уловила нити нашего разговора.        — Угу, — я подождала, пока разомлевшая отвалится подальше от нашего стола, — только порой очень утомляет. В детстве они с ума меня сводили. А сейчас чувствуют, когда я не в настроении. Валид, — я, кажется, захмелела уже настолько, что можно было задавать даже самые неудобные вопросы, — а расскажи о своих родителях?       К моему удивлению, он не посчитал вопрос бестактным. С радостью приняв из моей руки ломоть хлеба с сыром и вновь отхлебнув эля, он начал рассказ.        — Мать была жрицей Талоны. Отец — её паладином.        — Талоны?! Богини яда и болезни?        — Наказания, если позволишь, — спокойно поправил учитель. — И вообще, ты же внучка Баала! Твой дед любил Талону и доверял ей свои секреты. Что же тебя не устраивает? — наигранно расстроился он.        — Значит, у нас с тобой больше общего, чем кажется. Ещё от рождения, — вырвалось у меня.        — Не скажи. Я не очень ей симпатизировал. Но матушка дала мне бесценные знания о хворях и их влиянии на живые организмы, что помогло мне в становлении некромантом. Хотя мои соотечественники тоже не почитали талонитов. Они любили Тимору, богиню удачи.        — Твои соотечественники? Осмелюсь спросить… откуда ты?        — Из Кормира, — Валид поставил кружку перед собой и ехидно улыбнулся.       Я опешила.        — Королевство оленей, единорогов и драконов… Я читала о нём!        — Олени там в правительстве, а драконы — мародёрствуют по окружающим землям. Единорогов не видел, увы, сказки всегда привирают.        — Лихо ты о государственном строе, — присвистнула я.        — Имею право. Я десять лет отслужил в армии, в полку великих королевских магов Обарскира. Имел звание офицера.        — Значит, мне не показалось, — я улыбнулась. — Ты до сих пор в прекрасной форме! Как странно слышать, что есть страны, где маги — не мусор, от которого пытаются избавиться.        — В этом смысле ты права, — Валид проигнорировал мой комплимент. — Магия действительно способна встать на защиту суверенитета страны. Только толку от этого… Если внутренняя политика зиждется на междоусобицах богатеньких благородных семейств, у которых из достоинств — лишь родословная на пару десятков страниц, то никакая самоотверженность солдат не поможет. Кормир — лакомый кусок, на который постоянно открывают пасть орки, гоблины и эльфы, которые уже добрую сотню лет не могут смириться с тем, что их оттеснили. Когда я покидал страну, она стояла в шаге от гражданской войны. Верховный волшебник Вангердагаст скрывался от глаз людских, выставив неумелую преемницу, регент Алусейр ни шагу не могла ступить без королевы Филфаэрил, а знать бесновалась. Единственный плюс службы заключался в отводе глаз от моей семьи. Но когда матушка почила, я понял, что меня больше ничего не держит.        — Как ты пришёл к некромантии?        — Нашу роту отправляли на помощь армии Агларонда. Исторически они сдерживают армию Тэя от нападения на другие географические субъекты Фаэруна, и мне довелось увидеть армию Сзасса Тэма, зулкира некромантии, в действии. Признаюсь честно, меня всегда занимали вопросы жизни после смерти, и я… чувствовал желание заниматься наукой, а не войной. Армия выжигает из человека всё живое: способность мыслить, чувствовать, сопереживать. Я благодарен ей за навыки, которые помогают выжить, но отдать ей все свои годы… нет. Помню, как их некроманты тут же поднимали падших солдат, чтобы понукать и толкать идти дальше. Как животные жили, как животные бросились прислуживать и после смерти, — Валид, казалось, растворился в своих воспоминаниях. Он смотрел куда-то перед собой, кусая губы. — Потом я узнал, что один из некромантов Сзасса Тэма стал личем, достигнув полубожественного состояния, и отринул Тэй ради исследований и опытов.        — То был Велшарун, красный волшебник, нашедший свиток Талоса…        — Верно. Хвалёный покинул родные земли, устав от непрекращающихся политических игрищ зулкиров и завоевательных воин. Всё, чего ему хотелось, — экспериментов, опытов, знаний. Сирик чуть было не погубил зарождающийся культ, напав на первую церковь, где Велшарун устроил лабораторию. Самоотверженность Тсанды помогла троим некромантам бежать со свитками с записями об опытах, за что Лорд Заброшенного Склепа одарил её высшей милостью.        — У меня разрывается сердце, когда я думаю о том, что она пережила, — я почувствовала, что горло и сейчас сдавил предательский спазм. — И всё же… Так трудно поверить, что она была первой. И что её… жизнь оборвали столь варварским образом.        — Её мудрость — наш свет и наша надежда. Она обучила меня всему, что знала, а Велшарун, видя мою преданность и солидарность с его взглядами, позволил метке прижиться.        — Велшарун ведь… полубог, — я постучала пальцами по мутному стеклу бокала. — Значит, он может являться смертным. Ты когда-нибудь… видел его?        — Видел, — Валид внимательно рассматривал моё лицо. — Он не скрывается от своих служителей и является, когда обстоятельства действительно того требуют.        — Почему же он не помог Тсанде?        — В отличие от смертных, божественные сущности видят полную картину мира, — вздохнул учитель. — В ту ночь Велшарун схлестнулся не с одним отрядом последователей Сирика. Он должен был спасти своих заклинателей, чтобы исследования продолжились. Увы, пришлось чем-то пожертвовать. Каждый из нас должен быть готов отдать жизнь, чтобы продлить её.        — Интересно, — я указала официантке пальцем на пустой бокал и схватила ещё один ломоть хлеба, — мне только сейчас пришла в голову мысль, что все остальные, как и ты… Пришли к некромантии из… от… хм…        — Других школ магии? Да, так и есть. Единственный, кто изначально был некромантом, — Мирадос. Брасса — бывший отрицатель, и её защитные заклинания много раз нас выручали, Авалион, Фаргил и Лассар — бывшие призыватели, многое привнесли в опыты по оживлению скроенных в лабораториях существ. Караллис был иллюзионистом, — Валид нахмурился, но тут же отогнал от себя неприятные мысли. — Я специализировался на атакующих заклинаниях.        — Мне нравится лысина Мирадоса, — игриво заметила я.        — А я думал, тебе нравится Брасса, — фыркнул учитель.        — Да, я даже завидовала Доло, ну… раньше, когда ты был суровее.        — Я и сейчас суров. Ты это узнаешь, когда начнётся курс по обращению с оружием, — ехидно бросил Валид. — Мирадос — тэец. Последовавший примеру Велшаруна и покинувший орден некромантии Сзасса Тэма. Он по-прежнему бреет голову, такова его дань уважения происхождению Хвалёного. И протест против действий соотечественников.        — Э! — вырвалось у меня. Официантка от неожиданности чуть не выронила очередной бокал, но быстро взяла себя в руки. — Но Милинда же рашеменка?! Тэй веками пытается их уничтожить, а он её учит?!        — Велшарун против расизма, — хмыкнул Валид. — А Тсанда считает, что каждый ученик должен чему-то научить учителя.        — Мило. И чему же я научила тебя?        — Терпению. При любых обстоятельствах.        — Эй, — от обиды я чуть не подавилась, — ты чего?!        — Может, ты задела мои чувства, когда корчила рожи вместе с Брассой? — Валид, кажется, откровенно надо мной издевался. — Этой негодяйке я многое готов простить, а вот ты — перебьёшься.        — Я не знала, что ты замечал, — хорошее оправдание, лучше и не придумаешь. Вот уж удивительно, что он терпеть меня не мог.        — Химонас, — учитель склонил голову набок и слегка прищурился, — если ты получишь метку, то твоя жизнь поделится на до и после. Отныне тебе придётся замечать каждую мелочь вокруг себя: видеть затылком, слышать кожей, чувствовать каждым сухожилием, как бы напыщенно это ни звучало. Нас всегда будут пытаться уничтожить, потому что мы — угроза самому ходу жизни. Одно дело — быть некромантом, другое — быть служителем Велшаруна. Запомни это и смирись.       Меня вдруг осенило.        — Можно я ещё попристаю к тебе с вопросами? Брасса и Мирадос как-то обсуждали при мне… возможность войны. О чём они говорили?        — Говорят, что первая башня Велшаруна, что стоит на Равнинах Пурпурной Пыли, станет оплотом нашей веры, а вокруг неё начнёт разрастаться новый город. Хвалёный занят поисками мощного артефакта, который поможет ему превознестись к средним божествам, а мы проводим дни в изучении и опытах, чтобы приумножить свою силу и создать новых существ. Когда придёт время, мы атакуем наших союзников, что пытаются эксплуатировать нас.        — Но как же… Как же Мистра это допустит?        — Та Мистра, что отказывалась принимать учение некромантии, погибла в схватке с Хельмом. Её преемница же и сама грешит переводом самых политически выгодных приспешников в личи, если те пали в битвах. Велшарун готов поделиться знаниями в обмен на поддержку. Сейчас нашей вере необходимо собрать как можно больше людей и заставить Келемвора, Сирика и Джергала* признать наш авторитет.        — Валид, — я хлебнула для смелости ещё спиртного, — как ты думаешь… Я получу метку?        — Решать будет сам Хвалёный. Но, думаю… твоё сердце полно решимости и отваги. Ждать осталось уже недолго, со следующей недели мы начнём боевую подготовку и попробуем поднять созданных в лабораториях монстров. Если всё пойдёт гладко, Тсанда скоро возьмёт вас на ритуал.       Уже скоро. Я погрузилась в собственные мысли, уставившись в бокал. Ритуал. Посвящение. Метка. А что дальше? Сидеть всю жизнь при храме? Я люблю Тсанду, люблю всех наших магов и жриц. Люблю холод наших склепов. Дай волю, я бы скрывалась там всю жизнь, но…       Но что дальше? У мамы не было выбора, ей в своё время пришлось бежать из приюта, но это и стало отправной точкой долгого пути, превратившего её в могучую волшебницу. Что я смогу дать Велшаруну, если не наберусь опыта? Как я смогу почтить память родителей, избравших жизнь героев, если всю жизнь буду прятаться в раковине?        — Ты знаешь, — я вздохнула и заметила, что Валид всё так же смотрел на меня; видимо, он понял, что мысли, терзавшие меня сейчас, уже давно не дают душе покоя, — я не представляю, что дальше. Ну, после ритуала. Каждый из вас прошёл длинный путь, чтобы одарить Хвалёного своими умениями. А что могу дать ему я? Я с удовольствием осталась бы рядом с Тсандой. Рядом с тобой, — я смутилась, чувствуя, как ломается голос. Как бы я ни злилась из-за строгости наставника, глупо было отрицать, что я привязалась к нему. — Но где-то в закоулках своего несчастного мозга я понимаю, что так нельзя.        — Никто тебя не погонит, конечно же. Но Велшарун очень ценит прислужников, которые действуют и вне храма. Ты можешь прикрепиться к церквям наших пока ещё союзников — помогать с бальзамированием, например. Хвалёному нужны уши вне его святилищ. Да что там говорить, он рад любой твоей инициативе, ровно до тех пор, пока ты чтишь его порядки. Как видишь, мы даже помогаем простому населению. Главное — не смей подавать руки нашим врагам. Метка — не просто татуировка силы. Клеймо навсегда связывает мага с церковью, которая его обучила. Где бы ты ни была — Тсанда всегда поможет тебе. Но и почувствует предательство.        — С этим проблем не будет, — я залпом добила оставшуюся медовуху и отщипнула ещё сыра. — Келемвор отравил жизнь не только мне, но и моим несчастным родителям. Моей поддержки он никогда не получит.        — Я надеюсь, Химонас, — Валид тоже отставил в сторону пустой бокал. — Нам пора, дорогой ученик, — наигранно нежно добавил он. — Ещё успеем к ночной молитве.       Я удовлетворённо кивнула.       Талосианцы, казалось, только порадовались, что мы собрались восвояси. Значит, чувствуют, что долго их бог не сможет контролировать нас; я ощутила странное зудящее пренебрежение, от которого захотелось как следует вымыться. Интересно, хватило бы им духу сдать меня келемворцам? Первый день в городе после вынужденного отъезда прошёл спокойно. Но после разговора с Валидом я отчётливо уловила, как начала изламываться линия моей судьбы. Прошлой жизни у меня уже никогда не будет, но почему-то именно сейчас я поняла, что впервые не чувствую страха. Мне подвластна смерть, потому что я чту её. Моя жизнь — только моя, потому что я смогла прикоснуться к самым сокровенным знаниям. Я верю, что Велшарун даст мне знак, куда податься… Если поставит на меня клеймо.       Портал выкинул нас в комнату отдыха нашего храма, где маги обычно расслаблялись после дневных трудов и ожидали ночных молитвенных ритуалов. Мирадос и Фаргил играли в шахматы, а Брасса вальяжно развалилась в кресле с книгой.        — Ну что, хорошо провели время? — поинтересовался Фаргил, не отрывая взгляда от доски.        — Соскучилась по дому? — Брасса потянулась, расплывшись в улыбке.        — По дому — нет, — пожала плечами я. — А по вам — да.        — После целого вечера со мной по вам кто угодно заскучает, — насмешливо бросил Валид.       Я с трудом сдержала улыбку. Напускная строгость не смогла скрыть нежности в его голосе. _______________________________________________________________________ *Джергал — бог конца и безжалостности. Активный член коалиции, выступающей против некромантии.