Тени старых крыш

POV Фрэнк       Отвратительный день. Хотя, нет. Отвратительное лето. Вся моя жизнь пошла под откос после гибели родителей и сестренки. Что может быть хуже, чем потерять семью? Я лишился самого важного. Мои родные погибли весной, возвращаясь из загородного дома. Ничто не предвещало беды, но какой-то пьяный ублюдок выехал на встречку. Я не могу придумать худшего наказания для подростка, который так нуждается в душевном тепле и заботе. Мне ещё нет 18, а в моей жизни осталось так мало смысла.       С точки зрения дальних родственников и друзей мне грех жаловаться на свою жизнь, ведь у меня есть всё, чего может желать современный подросток, огромный дом, куча денег на счету в банке, самые крутые игровые консоли и приставки, но для меня это всё не имеет значения.       Я бы с радостью стал самым нищим бомжем на планете, лишь бы только ещё хотя бы раз прижаться к маме, и сказать ей, как люблю её. Или обнять отца и пойти с ним на футбол. Или отвести сестру в детский сад. Вместо этого я вынужден который день выслушивать соболезнования, и меня от них уже тошнит.       Родственники, учителя, друзья. Все меня достали своей притворной жалостью. Я забил на школу, и знаете что? Меня грозились оставить на второй год, карл! Сириусли? И вот я снова пропускаю занятия, и только и делаю, что сижу в пустом доме и листаю семейные фотоальбомы. И так по кругу. Дошло до того, что из школы меня вовсе исключили за прогулы. Что ж. Да плевать я хотел. Кому вообще нужен этот аттестат?       Лето прошло ужасно. Я перестал выходить из дома и с кем-либо общаться. Я проклинал тот день, когда решил встретиться с друзьями, вместо того, чтобы поехать с семьей за город. Если бы я поехал с ними... возможно... мне не пришлось бы сейчас переживать это всё в одиночку.       Кажется, я скоро свихнусь. До официального совершеннолетия ещё 4 года, и меня взяли под опеку родственники отца. Теперь я не один. Ну, физически. Но я по прежнему один морально. К тому же, начался учебный год, и опекуны настояли на том, чтобы я доучился. А знаете, что самое замечательное? Я буду ходить в новую, блять, школу! В старой у меня хотя бы была парочка друзей, Рэй и Боб... Чем вообще думают эти взрослые, принимая такие решения?! Ненавижу, ненавижу, ненавижу. Скорее бы дождаться 21 года, и возможно тогда они оставят меня в покое... Но пока мне 17, и я бессилен.

***

      Не в силах совладать с собой, я нажрался каких-то таблеток и полез на крышу, где тусуются отбросы общества. Я просто хотел побыть в одиночестве. Но не тут то было. Какой-то ублюдок сидел на краю крыши и рыдал, как девчонка, в то время как я ни разу не заплакал, с момента гибели родных. Сейчас я научу его ценить жизнь, подумал я и шагнул вперед.       Плакса поднял на меня испуганное лицо, и я неожиданно для себя ухмыльнулся. Есть в нём что-то такое… необьяснимо-притягательное. Бледная кожа, и весь этот болезненный вид. На секунду мне даже стало жаль его, но таблетки делали своё дело, и вот я уже сдавливаю его такое нежное горло пальцами.       Боже, что я творю? Похоже, этот красавчик уже наложил в штаны от страха… Кажется, я перестарался. Что же делать? Придумал. – Последнее желание! – прохрипел я и склонился над парнем, борясь со странным, невесть откуда взявшимся желанием коснуться его губ своими. – Я хочу тебя... Эмм... Нарисовать. Ты такой... необычный, – еле слышно шепчет тот, чью шею я сжимал до боли двумя секундами ранее.       К лицу прилила кровь, а сердце пропустило удар. Интересно, действие таблеток подошлo к концу или нет? Почему мне так неловко? Стоит признать, я ожидал услышать всё, что угодно, кроме этого. – Что? Я чуть не сбросил тебя с этой чертовой крыши, а твоё последнее желание рисовать? Да ещё и меня? Да ты чокнутый! – разжав пальцы, я поднялся на ноги и уставился на юношу, который смотрел на меня каким-то не поддающимся описанию взглядом.       С минуту помедлив, я всё же протянул руку неудавшемуся самоубийце. Парень проигнорировал мою ладонь, и поднявшись с колен, принялся отряхивать джинсы. – А докапываться к незнакомым людям, это по твоему нормально? Сам ты чокнутый, – обиженно протянул юноша, и отвернулся. – Ладно, извини. Я был не в себе. Наверное, – поспешил извиниться я, будучи твёрдо уверенным, что я и сейчас не очень-то в себе, потому как этот парень буквально притягивал меня магнитом, и я не мог найти этому никакого логического обьяснения. – Раз уж ты так хочешь меня рисовать, могу я узнать твое имя? – перевел тему я, не желая обьяснять, что сегодня впервые в жизни попробовал мдма. – Джерард, – парень стоял на месте, и казалось, не знал куда себя деть, теребя край футболки и переминаясь с ноги на ногу. – А тебя разве не учили, Джерард, что самоубийцы – это люди, которые противятся воле Божьей. Мы не созданы для того, чтобы лишать себя жизни, мы живем для спасения. Господь любит всех нас, как своих детей, и хочет, чтобы мы жили, а не допускали мысли о суициде, - пытаясь сохранить каменное лицо, я строго посмотрел на этого несчастного, который часто заморгал и даже, как мне показалось, открыл рот от удивления, пытаясь осмыслить услышанное. – Эмм... – новый знакомый неуклюже обнял себя руками, и одарил меня скептическим взглядом.       Глядя на его сгорбленную тощую фигуру, подрагивающую от порывов ветра, мне вдруг расхотелось шутить, и я стянул с себя толстовку. В данной ситуации ему она была нужна гораздо больше, чем мне. Глаза Джерарда округлились, и он испуганно отступил назад, не понимая, что происходит. – Серьёзно? Думаешь, я какой-нибудь проповедник-маньяк? – поправив растрепавшуюся челку, я сделал шаг к парню, протягивая худи.       Джерард замер в нерешительности, но толстовку взял. – Спасибо, – наконец улыбнулся новый знакомый. – Надень, и пойдем отсюда, погода сегодня ни к черту, – с этими словами я развернулся и направился к лестнице. – Ах, да. Меня зовут Фрэнк. Фрэнк Айеро.