Factum Brutum Mortis

      Сон отступал потихоньку, будто растягивая моменты сладостного небытия. Она, зажмурив глаза, перевернулась на спину, а рука её протянулась на другую сторону кровати и обдалась прохладой простыни. Виктория медленно разомкнула веки и уставилась в потолок, а затем, поразмыслив, медленно повернула голову и увидела, что та часть кровати действительно пустует, а подушка аккуратно взбита. Сдув с лица непослушную прядь, девушка медленно приподнялась и свесила ноги, пошевелила пальцами, отрешённо на них глядя.       Разумеется, он ушёл. Ни на что другое нельзя было даже надеяться. У него нет никаких обязательств — что их друг с другом, впрочем, связывало? Прогулки, а, быть может, искусство? Приятные моменты? Во время командировок такие, как он, не ищут ничего серьёзного. Возможно, он даже женат... Девушке тут же стало гадко на душе: она даже не задумывалась, глупая, что он элементарно может быть женат! Ослеплённая его харизмой, интеллектом и галантностью, она добровольно погрязла в этом, всем телом канула туда, куда нельзя было совать даже носа! Она позволила себе намного больше, чем стоило. И мгновенно назрел вопрос: а оно того стоило? Определённо. И от этого стало неожиданно больно.       Виктория уронила лицо в ладони, разрешив себе побыть в подобной позе лишь минуту, чтобы потом пройти к шкафу, облачиться в бордовый шёлковый халатик, распахнуть тяжёлые занавески, позволяя бледному свету затопить комнату, немного посмотреть на уже ожившую улицу, а затем, наконец, начать возвращение в реальность. Девушка подошла к зеркалу, поправила волосы и в безысходности пальцами потёрла лицо, будто помогая щекам немного натянуться, чтобы на губах появилась хотя бы тень улыбки. Прервав подобные безрезультативные телодвижения, Виктория направилась на кухню, чтобы выпить немного крепкого кофе да выкурить одну-другую сигарету. Это всегда помогает мыслям собраться и просто настраивает на нужный лад. Но через несколько секунд, когда она переступила порог кухни, настроение поднялось настолько, что девушка еле сдержалась, дабы не подпрыгнуть от радости, совершенно по-детски хлопнув в ладоши. Там сидел Альберт, с сосредоточенным видом вчитывающийся в свежую газету. И откуда взял?.. Не успела девушка даже об этом задуматься, как он поднял на неё глаза, расслабил нахмуренные брови и слегка улыбнулся.       — Доброе утро, — произнёс, откладывая газету и поднимаясь со стула.       Замершая, она притронулась к дверному проёму и перемялась с ноги на ногу.       — Доброе утро, — тихо отозвалась девушка. — Я думала, Вы ушли...       — Неужели? — удивился он, а затем усмехнулся. — Я лишь позволил себе похозяйничать сперва в ванной, а затем на кухне. Не хотел Вас будить, ведь Вы так крепко спали. Вот, сделал кофе...       Он указал рукой на джезву, что, дымясь, стояла на плите, да на чашки, расположившиеся подле — на столешнице. Виктория сложила губы, тихо выдохнув «о», и озарилась благодарной улыбкой.       — Позвольте за Вами поухаживать, — мужчина отодвинул для неё стул, помогая присесть, а затем разлил по чашкам кофе и опустился напротив.       — Не возражаете?.. — она потянулась к сверкнувшему на столе портсигару.       — Пожалуйста-пожалуйста, — он по-доброму ухмыльнулся. — Это же Ваш дом.       Она прикурила от спички и, взмахнув кистью, затушила ту. Затянулась, откинувшись на спинку, задрала голову и выпустила дым, который облаком завис над ней и, переливаясь с лучиками солнца, что разгоралось с каждой минутой всё больше, растворился в воздухе. Сигарета потрескивала, сжигая саму себя. Когда к потолку устремились голубоватые колечки, мужчина, наблюдавший за девушкой, сконцентрировал внимание лишь на изящной шейке, полностью открытой его взору, — на то, как она подрагивает, порождая эти самые дымные кольца. Обычно он не любил, когда курят, находясь с ним в одном помещении: не любил запах, не любил даже видеть это, но Виктория... она даже курила иначе. И он, залюбовавшись на её священнодействия с сигаретой, подносимой к губам, после сменяющейся ровным рядом постепенно расширяющихся колечек, пропустил тот момент, когда Виктория принялась медленно опускать голову.       — Что Вы так на меня смотрите? — она спрятала самодовольствие за глотком ароматного кофе, а он коротко повёл плечом, будто показывая: просто так.       — Вы не хотите?..       — Сигарету? Нет, я давненько бросил. А они, хоть и маленькие, но очень уж коварные.       Девушка вздёрнула бровку и вновь, точно в издёвке, наполнила лёгкие дымом.       — Как спалось? — поинтересовалась она.       — Чудесно, — мужчина выразительно на неё посмотрел. — Ох уж эта привычка вставать рано...       — Вот уж что — вредная привычка, — Виктория усмехнулась, подвинула к себе пепельницу и затушила сигарету. — Когда у меня нет никаких планов, я могу проваляться в кровати хоть до обеда...       — Непозволительная для меня роскошь, — он погладил гладковыбритый подбородок, а Виктория, перегнувшись через небольшой стол, наклонилась к мужчине и обвела контур его верхней губы.       — Надо же... как быстро Вы отпустили усы — ещё немного, и можно будет зачесать кончики вверх, — на её устах заиграла лёгкая улыбка, когда она вернулась на место.       — Да... помню... — он тронул то место, где недавно находились её пальцы. — Чтобы стремиться к великому...       — Ал, мне не очень комфортно обращаться к Вам на «Вы»... — внезапно сказала Виктория.       — Так не делай этого, — голос его прозвучал немного хрипло, — Ви.       Она взглянула на него из-под опущенных ресниц и отпила кофе.       — Что пишут в газете?       — Всё то же, что передавали вчера по радио.       На некоторое время повисло молчание: Виктория свела брови, уставившись в одну точку и сжав фарфоровое ушко чашки, а затем проговорила:       — Я задам тебе один вопрос... он может показаться немного бестактным, но это действительно важно для моего... — взор её блеснул категоричностью, — спокойствия.       — Я тебя слушаю, — несколько напряжённо отозвался мужчина, отставив чашку и выпрямив спину.       — Дело в том, что у меня есть правило... Я уважаю всех замужних женщин и не вступаю в близкую связь с их мужьями.       — Это принцип? — переспросил он.       — Да, — отрезала она, непроизвольно подавшись вперёд.       — Что сделано — то сделано, — легонько пожал плечами Альберт.       — То есть? — вопросила девушка. — Ты хочешь сказать, что женат?       Он внимательно изучал её похолодевшее вмиг лицо, ничего не говоря. Мужчина понял, что она занервничала, хоть и пыталась скрыть это.       — Нет, — наконец, произнёс он. — Я не женат.       — Ты в этом уверен? — на всякий случай уточнила Виктория, прищурившись.       — Абсолютно, — выдержав паузу, подтвердил он, едва ли сдержав смешинку, когда она облегчённо выдохнула. — Но почему ты не попыталась вытянуть из меня эту информацию раньше?       Её щёки подёрнулись румянцем, и она покрутила чашку, наблюдая, как от этих передвижений смещается и небольшая тканевая салфетка под ней.       — Я даже не знаю, что и сказать, — прядка волос, упавшая на её лицо, немного подлетела, когда она тихо фыркнула.       — Успокойся, — он накрыл своей ладонью её, прервав эти манипуляции с чашкой. — Ты знала, что разговариваешь во сне?       — Я? — в удивлении замерла она. — И что же я тебе поведала?       — По правде, я не понял ни единого слова... Кажется, это было смешением нескольких языков.       Она рассмеялась, а он погладил её кисть подушечками тёплых пальцев.       — Много языков знаешь? — поинтересовался мужчина.       — Французский — на нём часто общались родители, когда нужно было обсудить что-то важное, но быстро осознали, что я понимаю практически каждое слово, потому перешли на немецкий, так что, и его пришлось выучить. Изучала перед первым институтом английский, но редко использую его, как и мой родной... к сожалению.       — Ты прекрасно владеешь немецким. По правде, это вводит в заблуждение по поводу твоей родины. Я сперва полагал, что ты из Австрии или Германии.       Сделав вид, что не поняла намёка, в котором, тем не менее, отчётливо прозвучал вопрос, Виктория загадочно улыбнулась.       — А на каком языке думаешь? — переведя тему в несколько иное русло, Альберт всё же принял решение не отступать от неё.       — Сложно сказать. Когда формулирую мысли — зависит от языка собеседника. А так, у мыслей, как таковых, нет языка, ты не замечал? У меня они часто просто складываются в картинки в голове, текут самостоятельно, и я не всегда понимаю на каком именно языке.       Он рассматривал её лицо, обласканное светом из окна. Лучи достигали стекла; преломляясь, становились более тусклыми, но, стоило им коснуться нежной кожи, как они принимались сверкать ещё ярче, чем за окном... Виктория взяла портсигар и направила отразившийся от него лучик прямиком в лицо Альберта, который зажмурился, когда солнечный зайчик достиг его глаз.       — Ослепительное зрелище, — вновь взглянув на девушку, пробормотал он и тихо рассмеялся, а затем глотнул остывший кофе и поморщился. Слегка тряхнув кистью, взглянул на часы, стрелка которых едва ли перевалила за девять. — Сколько времени!       — Уже уходишь? — с грустью спросила она, и он утвердительно моргнул.       — День обещает быть тяжёлым... — он поднялся на ноги.       Она проводила его до прихожей и наблюдала, как он надевает плащ и берёт в руки шляпу, а затем разворачивается и подходит ближе... Мужчина обхватил руками её тонкую талию и рывком прижал к себе, опалив дыханием губы. Виктория медленно провела ладонями по его предплечьям и оставила невесомый поцелуй на нижней губе, слегка отстранилась, не дав продолжения, но для того лишь, чтобы он сам в следующую же секунду сделал это за неё.       — Искусительница, — оторвавшись от губ девушки, шепнул он и соприкоснулся своим лбом с её.       — Когда мы увидимся? — её взгляд в беспокойстве метался от одного его глаза к другому.       — Только завтрашним вечером... Я тебе сообщу, — объявил он и, пропустив золотистые волосы через пальцы, быстро поцеловал Викторию в висок, а после молниеносно скрылся за дверью. По крайней мере, ей так показалось…       — Но как?..       Её непонимание рассыпалось в воздухе опустевшей прихожей, оставшись безответным. Доносились лишь приглушённые звуки торопливых шагов, стремящихся вниз по лестнице.

***

      К обеду погода разыгралась. Виктория сидела в летнем кафе в ожидании своего салата и свежевыжатого апельсинового сока. Она взяла с собой книгу, но, как ни пыталась понять смысл прочитанных строк, так и не могла. Дисгармония мыслей мешала читать, и взгляд её вновь и вновь возвращался к началу одного и того же абзаца. Она, обессилев, уткнула книгу страницами в стол и откинулась на кованую спинку стула, закуривая.       Пора бы уже признаться, что причиной тому стал Альберт, плотно засевший в её голове. Было бы сложно избежать той привязанности, что она сейчас испытывает к нему. Тяжело было бы не почувствовать ничего, находясь рядом с ним, наблюдая за несколько сдержанной мимикой, внимая его слегка хриплому голосу и всем своим телом ощущая исходящую от него харизму и чуткость. Послевкусие минувшей ночи было непередаваемым — подобного не ощущала очень давно... Сидя за роялем и мягко вынуждая того порождать один прекрасный звук за другим, Виктория впервые в жизни не пыталась полностью сконцентрироваться на требуемом произведением темпе. Она не слышала музыки, но зато слушала то, как карандаш, — она уверена — нежно сжимаемый его пальцами, поскрипывал на листе бумаги. Она узнавала каждый момент, когда он опускал кисть в воду, А затем то, как акварель пропитывала её ворсинки... А затем он оказался лучшим любовником из всех, которые у неё были в этой жизни.       Но однозначно был какой-то подвох. И это «но», вкупе со стоящим рядом предположительным подвохом, как говорится, может перечеркнуть всё, о чём шла речь до этого.       Мужчина же не может быть таким... безукоризненным в плане отношения к женщине? Вряд ли Ал являлся телепатом, но как тогда можно было объяснить то, что каждое его действие, взгляд и слово будто бы сошло с невидимых страниц книги её представления об идеальном поведении? Да, их взгляды несколько порознились, когда речь зашла о политике, но ведь это совсем неважное... Да, он скрытен, что также понятно, ведь знакомы они не так давно, а, точнее, всего две недели. Тем не менее, стоило Виктории заглянуть прямо в его зрачки, как она ощущала, что душа её обнажается, позволяя мыслям и эмоциям всплыть на поверхность. Было бы неприятно узнать, что он выяснил о ней всё, будучи человеком, наделённым мистическими способностями, ведь Виктория иногда и вправду боялась думать, что мистицизму и эзотерике есть место в этом мире.       — Разрешишь? — послышался за её спиной вкрадчивый голос.       Виктория с замершим на секунду сердцем повернула голову. Реальность застелила её затуманенный взор, когда девушка увидела Герберта, замершего в двух шагах.       — Здравствуй, — он лучезарно улыбался.       — О, да, конечно! — мысленно мотнув годовой, приветливо отозвалась она. — Присаживайся.       — Ну, рассказывай, как твои дела? — сказал мужчина, поправляя брюки и опускаясь напротив. — Как в Академии?       — Ох, не спрашивай про Академию, — она вмиг помрачнела. — Проклятые бюрократы... А так, дела...       Виктория, внезапно замолчав, снова окунулась в свои думы. Герберт всматривался в выражение её лица и задумчиво почесал лоб. Не много времени потребовалось, чтобы мужчина заметил, что она ведёт себя не так, как всегда, хоть он и знал, что её легкомысленность часто наигранная: она хулиганка в хорошем смысле этого слова, но отнюдь не глупая. Сегодняшнее её поведение не вписывалось в обыденное состояние, не врисовывалось в те рамки, под которые она обычно подгоняет тон своего голоса во время ведения разговоров, да и просто — смотрит. Да, мужчина узрел всё это моментально, ведь он хорошо разбирался в людях, поэтому не составило труда и уловить то, что она пытается скрыть свою — возможно — некую растерянность и взволнованность.       — Ты какая-то странная сегодня, — решил озвучить свои доводы Герберт и протянул ей сигарету.       — Я всегда такая, — отмахнулась Виктория, заключив сигарету в плен своих губок, а после — коснувшись её кончиком огонька, предоставленного мужчиной.       — Нет, — он затянулся. — Ещё более странная, — из его рта вместе со словами вылетал дым. — Не из-за того ли загадочного человека?       — Альберта? — без эмоций уточнила девушка, а затем поблагодарила официанта, который поставил перед ней заказанный салат.       Герберт заказал такое же блюдо и стряхнул пепел; словил взгляд Виктории и изобразил ободряющую улыбку.       — Могу я?.. — спросила девушка, взяв вилку.       — Конечно, — кивнул Герберт. — Да, я про того Альберта, который чинно подкрался к нам в прошлый раз и, если честно, немного напугал меня, ведь я подумал, что сейчас он отведает меня вместо десерта, — полушутливо проговорил он. — Я, должно быть, как-то не так на тебя смотрел.       — Брось, — усмехнулась Виктория и отправила в рот дольку помидора. — Он очень любезен.       — Не могу вспомнить, где мог его встретить ранее... Он показался мне удивительно знакомым.       — У меня было схожее с твоим чувство — если не в первую, то во вторую нашу с ним встречу. Возможно, ты видел его фотографию в газете.       — В самом деле? И по какому поводу там могла быть опубликована его фотография?       — Он — известный архитектор, — пояснила Виктория. — Альберт Шпеер.       — Шпеер? — дивился Герберт, подняв брови. — Осмелюсь заявить, что закрутила ты с немаловажной персоной... Ты осведомлена, что он, ко всему прочему, ещё и чиновник?       — «Закрутила»? — недовольно переспросила она, нервозно звякнув вилкой о край тарелки. — Смею заметить, что это он добивался меня каждый день на протяжении двух недель!       — Так вы всё-таки вместе?       Она хмуро зыркнула на мужчину, а потом, прикрыв веки, вздохнула:       — Не знаю, Герберт...       Но стоило ей распахнуть глаза, как взгляд её лукаво сверкнул.       — Спрашивай, — ухмыльнулся Герберт.       — Так что тебе известно об этом таинственном Альберте Шпеере?       — Уверен, он окажется не настолько таинственном, как нам могло показаться, — в этот момент салат волею услужливого официанта оказался и перед ним. — Предлагаю отправиться в мою контору и поискать данные о нём в архивах, — с удовольствием подыграл ей мужчина.       — Неужто у тебя на всех есть досье? — засмеялась она.       — О да, — самодовольно подтвердил он.       С салатами было покончено за считанные минуты, и, как только Герберт оплатил счёт, ножки стульев в спешке проскрежетали о гранит, а шумные прохожие расступались перед торопившимися Викторией и Гербертом, устремившим свои взоры будто бы на несколько улиц вперёд.       Герберт любил расследования — не даром считались они его профессией и, более того, призванием, потому, едва ли переступив порог скрытой в жилом доме конторы, он с рвением принялся осматривать многочисленные шкафы да стеллажи, от и до заполненные разношёрстными книгами, беспорядочными листами, документами — уложенными, кстати, аккуратно. Его палец сверкнул обручальным кольцом, когда он вытащил небольшую папку. Голубые глаза внимательно пробежались по строчкам, а на лице застыло напряжённое выражение.       — Так-с... Альберт Шпеер. 19 марта 1905 года... Пошёл по стопам отца и деда, став архитектором и после открыв в Мангейме собственное архитектурное бюро. В 1931 вступил в НСДАП, а уже в следующем году получил первые партийные заказы на перестройку некоторых объектов партии... а ещё через два перестроил министерство пропаганды и далее лично познакомился с Гитлером, который, обратив внимание на его организационный талант, сделал Шпеера ассистентом Трооста и поручил перестройку рейхсканцелярии, что очень быстро помогло Альберту попасть в ближний круг. В январе 1934 года, после смерти Трооста, стал личным архитектором Гитлера. В прошлом году Альберт Шпеер был назначен генеральным инспектором по строительству. Теперь его первостепенной задачей является перестройка Берлина, — Герберт прочистил горло. — Тут вырезка из газеты: «Монументальный архитектурный стиль должен стать присущим Берлину — столице нового мира».       — А с чего ты решил, что он — чиновник? — хмуро поинтересовалась Виктория, заставив Герберта этим самым просмотреть несколько листов.       — В этом году Шпеер получил звание прусского государственного советника, — посмотрев на девушку, дал ответ Герберт. — Будь с ним осторожна. Если у Гитлера и есть кто-то, кого он может назвать приятелями, то Шпеер однозначно входит в их ограниченное число...       Виктория закусила губу, отрешённо уставившись куда-то на запонку, выглядывающую из-под рукава мужского пиджака.       — Я взгляну на фотографию? — вдруг попросила она.       — Прошу... — он протянул ей маленький фотоснимок, где были запечатлены двое мужчин, склонившихся над столом, которые явно что-то рассматривали и обсуждали.       — А вблизи нет? — она прищурилась в попытке тщательнее разобрать образы.       — Нет.       — Чёрт... Ты заметил, что они практически одинаковы с Гитлером в таком ракурсе, — Виктория отложила снимок на стол и вздохнула, собираясь со смелостью, дабы задать самый волнующий её вопрос: — Он женат?       — Не хочу тебя расстраивать, но...       Фраза была прервана раскрывшейся высокой блондинкой дверью.       — Я слышала, что вы пришли, поэтому заварила чай, — весело проговорила она, опуская поднос с чайником и чашками на стол, куда тут же легла раскрытая папка, до этого удерживаемая Гербертом.       — Катерин! — воскликнула Виктория и обняла женщину.       Герберт же поцеловал жену в щёку, когда Виктория отстранилась, невольно сконцентрировавшись на исписанных листах бумаги. Строчки расплылись, когда она дрожащими пальцами захватила одну-единственную страницу, вновь и вновь выговаривая одно и то же прочитанное предложение:       — Женат на Маргарите Уэбер с 1928 года...