Factum Brutum Mortis

      Днём позже она в одиночестве и относительном спокойствии обедала в кафе. Наблюдение за посетителями, тихо переговаривающимся за столиком в углу, да за пожилым мужчиной в старомодном костюме, чинно листающем газету, было прервано то ли вскриком радости, то ли — удивления, раздавшемся у Виктории за спиной:       — Виктори!       Повернувшись к источнику звука всем телом, девушка разжала пальцы, и вилка звучно коснулась тарелки.       — Элиза, какая неожиданная встреча, —криво улыбнувшись, выговорила Виктория, поднявшись со стула.       Упомянутая Элиза была сухопарой женщиной с рыжими волосами, которой можно было дать как двадцать пять, так и сорок. Они познакомились в казино в Ницце, и Виктории показалось, что было это словно в прошлой жизни, посему помнила она лишь то, что Элиза относилась к тому типу женщин, которые, как бы стремясь сняться в кино, постоянно крутились на съемочных площадках...       По причине общих с Элизой знакомых было ещё несколько встреч, уже подёрнутых мутной дымкой забвения, потому как наполнены они были абсолютно пустыми разговорами. Первое впечатление об этой женщине оказалось верным — Виктория, на тот момент даже на обладающая таким жизненным опытом, прочитала её сразу, словно книгу. Элиза кокетлива, речь её была активна, но довольна мелодична и приятна, хоть рассуждения о как бы высоких вещах были наполнены по большей части несуразицей, тем не менее, её хотелось продолжать слушать. В красивых ли словах да в оборотах речи было дело, в мимике ли да в жестах, но все те глупости, о коих она вела беседы, нисколько не раздражали, а даже призывали к смеху умиления.       Они как-то театрально обнялись, Виктория почувствовала как от розоватой помады остаётся след на её щеке. Затем Элиза уселась за её столик, приняв возбужденно-заинтересованный вид, сложила руки перед собой и всем телом подалась вперёд:       — Ну, рассказывай! — в ответ на замешательство во взгляде Виктории, она продолжила. — Всё-всё! Мы не виделись... Боже, сколько мы не виделись? Года три! Я едва ли тебя узнала, но вспомнила по этой самой шляпке, что сейчас на тебе! Она, право, чудесна!       Виктория дотронулась до шляпки и слегка понурила плечи, а потом с неохотой начала вкратце ведать об учёбе и о немногочисленных светских вечерах, на коих ей довелось побывать за последние несколько лет.       — А тот импозантный Мсьё, — вдруг проронила женщина, и глаза её воспылали заговорщическим огнём. — Вы были так восхитительны вместе! В тот раз ты так и не ответила: вышла ли ты за него?       — Он в прошлом, — приглушённо выдавила Виктория, нервозно поморгав ресницами.       — Как жаль! — воскликнула Элиза, приложив пальцы к губам, однако, быстро позабыв о своих сожалениях, пустилась в повествование о своей жизни, о путешествиях, моде, в общем, о всех тех блёстках, которые у Виктории стояли поперёк горла.       Утомившаяся, девушка принялась рассматривать собеседницу. Элиза обладала экстравагантной наружностью, которая, подкреплённая энергичностью, не оставляла равнодушным никого. С момента их предыдущей встречи черты лица её чуть заострились, но взор всё так же сиял свежестью прохлады, в которой, впрочем, отсутствовал всяческий холод. Платье дорогого кроя отличалось по цвету и стилю её тогдашних платьев, и такой образ пришёлся девушке больше по вкусу. Вдруг Виктории стало и печально, и весело одновременно: вот как, по сути, эта пустоголовая красотка может быть вполне себе счастливой, несмотря на все проблемы, которые, скорее всего, у неё есть? Или она просто не воспринимает их так серьёзно? Или, как раз из-за этой пустоголовости, жизнь кажется лёгкой и безоблачной? Виктория обнаружила в себе злость на Элизу. И злость на себя. Неужели, чтобы чувствовать себя счастливой, надо было просто оставаться глупышкой? Отогнать все эти думы, причины и следствия, убегать от проблем и кутить, как делала или продолжает делать это Элиза? При всем этом, она, похоже, в полной гармонии с собой и с видимым ей миром. Неужто надо последовать её примеру и пустить всё на самотёк?       — Кстати! Я вышла замуж, — женщина протянула руку, блеснув бриллиантом золотого кольца; впрочем, сказано это было и без намёка на хвастовство.       Виктория мягко охватила её аккуратные пальцы и немного склонилась, чтобы получше рассмотреть. Грани драгоценного камня переливались, обласканные лучиком солнца, полоской падающего прямо на поверхность стола. По всей видимости, не зря «крутилась на съёмочный площадках». Виктория сдула упавшую на лицо прядь. У Элизы получилось, и она выглядит вполне довольной. Что ж, это хорошо. Кстати, о съёмочных площадках… Виктория вдруг преисполнилась страстным желанием посетить кинотеатр.       — Это чудесно, — на устах девушки заиграла искренняя улыбка, и она отстранилась.       — Мы с мужем собираемся арендовать виллу близ Ниццы на лето. Будем соседями, — она подмигнула и тут же приложила руку к губам, тотчас заискрившись каким-то восторгом. — Боже! Было бы прекрасно встретиться там! Не собираетесь ли вы с семьёй на Лазурный берег в ближайшее время?       Виктория смяла под столом подол платья и сказала, как можно более беспечно пожав плечами:       — Быть может. Всё может быть.       — Давайте! Будет весело! Съездим с тобой куда-нибудь погулять, поболтаем. Ко всему прочему, ты слишком бледна, и нежность южного солнца тебе будет к лицу, — тон Элизы был заманивающим, низким.       — Я дам тебе знать, если решим.       — Чудно-чудно! — она призвала официанта, чтобы тот принёс ей ручку.       Телефонный номер был написан на бумажной салфетке, а затем Элиза откланялась. Распрощались они в довольно-таки тёплом ключе и договорились о встрече через несколько дней.       Виктория шла по улице, почти напевая от ярости, что оставил после себя шлейф упоительного счастья, исходивший от Элизы, и... ощущения свободы. Состояния, близкого к сумасбродному, непонятному безразличию. Наверное, отправиться к морю действительно не такая уж плохая идея. Быть может солёная вода растворит осадок на душе, а лёгкие беседы с Элизой выветрят из головы тяжкие мысли? Почему-то сразу вспомнилось то давнее беззаботное состояние после общения с этой женщиной.       Виктория погуляла часок, зашла в несколько магазинчиков, дружелюбно поддерживала попытки незнакомцев поговорить с ней. И вдруг поняла: Париж принадлежит людям непринуждённым, раскованным, и девушка всегда это ощущала, но с горечью, ведь она этими качествами не обладала. Однако сегодня Париж принадлежал ей, и именно в этот — быть может, первый и последний — раз она прочувствовала, что этот город был её. Прекрасный Париж, золотистый отражениями солнца в окнах домов, в бликах на водах Сены, в мерцающих просветах меж листьев деревьев и мелодично-пронзительный в гуле моторов, в голосах прохожих, в играх уличных музыкантов. Прекрасный Париж, как бы в объятьях раскинувший свои улочки и красивейшие мосты, — такой, что не поддаётся никакому описанию, ни единому порыву фантазии.       Виктория ступала, и платье приятно нежило её ножки, немного окутывая каждый шаг. Ступала, окрылённая чем-то — наверное, восторгом, а затем зашагала быстро, в муках нетерпения, что даже кровь запульсировала в жилах; она чувствовала себя юной, юной до смешного. В эти минуты бездумного ликования ей показалось, что она обрела истину куда более очевидную, чем те маленькие и жалкие, которые без конца переживала, когда ей было грустно.       Она всё-таки зашла в кино на Елисейских полях. Какой-то молодой человек сел рядом с ней. Украдкой взглянув на него, она увидела, что он приятен, только слишком кудряв и худощав. Скоро он пристроил свой локоть рядом с её и осторожно принялся пододвигать руку к её кисти. Виктория смотрела на его действия с любопытством, почти поощрительно и, не обуздавшая такой несвойственный ей порыв, перехватила жилистую руку на лету и сжала в своей. Ей внезапно захотелось смеяться, смеяться, как ребёнку. Отвратительная теснота тёмных залов, взгляды и прикосновения к незнакомцу украдкой, смущение перед самой собой от этих действий — что всё это значило? Её ладонь в горячей ладони незнакомого молодого человека — он для неё ничто, но ей хотелось только смеяться. Должно быть, как и он, Виктория боялась, что в ней вот-вот пробудится чувство собственного достоинства, и она перевоплотится в старую даму, которая гордо поднимется со своего кресла, потому что ей всё это уже надоело. Сердце девушки немного заколотилось: от фильма или волнения? Фильм, кстати, был не так уж плох. Следовало бы устроить кинотеатр, где шли бы пустяковые фильмы для тех, кому не где и не с кем себя поразвлечь. Молодой человек вопросительно взглянул на Викторию и, поскольку это был итальянский фильм на светлой пленке, она убедилась, что он в самом деле довольно красив. «Да, но не в моём вкусе», — подумала она в то время, как он, точно опасаясь, приближал своё лицо к её, но замер с неловкой улыбкой. Виктория на секунду вспомнила о людях, сидящих позади них — они, вероятно, решили, что…       Она шла по Елисейским полям, всё ещё ощущая тёплое прерванное той улыбкой дыхание на своих губах, потом решила вернуться домой и почитать новый роман. Но в трамвае уловила разговор каких-то незнакомцев, которые, понизив голос до шёпота, на ломаном английском — вероятно, чтобы никто их не смог понять — обсуждали недавние события в Австрии и то, что, возможно, вытечет из них впоследствии. Вышеупомянутая беседа стала совсем глухой в поле её слуха, и мороз забрался куда-то под кожу... а затем стало очень больно, стоило ей случайно, меж страниц старого маленького тома — только вытащенного из сумки, как сразу распахнувшего свои страницы, свою суть — обнаружить до дрожи знакомую фотографию. Фотографию человека прошлой жизни. Так внезапно ушедшего в другой мир человека. Тогда время снова обрушилось, как удар, трамвай остановился, и вновь появились минуты, часы, сумрак заката, выкуренные сигареты.       Она поговорила о минувшем дне с родными, чтобы отвлечься, но не стала рассказывать им о молодом человеке в кино. Им это было бы неприятно. Ей самой теперь было неприятно. Немного стыдно было вспоминать об этом, как-то насмешливо и неловко, в общем, довольно противно. Выслушав об её встрече с Элизой, родители приняли решение поехать на отдых молниеносно — оказалось, отец недавно узнал об предстоящем отпуске. Девушка же устало вздохнула: не успела она заново привыкнуть к Парижу, как снова сборы-автомобили-поезда. В тот день после обеда она чувствовала себя весёлой и свободной... больше она такой не была...