Factum Brutum Mortis

      Дожди плотно прильнули к Парижу. Шли они два дня подряд, иногда усиливаясь, нещадно отбивая дробь по крышам и затягивая дороги тонким слоем беспокойной воды. Иногда отступали, и на некоторое время выглядывало солнце, но, стоило брусчатке чуть высохнуть, как дожди ударяли с новой силой. Виктория встретилась с Элизой и по причине плохой погоды они решили походить по магазинам, чтобы прикупить несколько лёгких нарядов для тёплых вечеров Ривьеры. Женщина без умолку и во всех возможных красках расписывала распорядок их совместного досуга в конце июня, когда муж её отправится в столицу по делам. Включила всё: от посещения старинных шато и галлерей до казино и винных дегустаций. Виктория слушала её с лёгкой улыбкой, практически не вникая в суть слов. Становилось легче дышать. Под конец дня они выпили по чашечке кофе со слоёными пирожными, а затем шофёр Элизы довёз их до дома Виктории, помог донести её покупки до квартиры, и они распрощались.       Выезжать уже завтра вечером. По правде, девушка довольно сильно соскучилась по Провансу, и, благо, мысли о посещении такового уже не вызывали тошноту: такую, как от волнения. Слишком много воспоминаний связано с этим местом, слишком много чего хочется забыть и в то же время... забывать страшно. В прошлый раз, года три назад, она в сердцах разорвала все платья, которые висели в гардеробной, а потом в слезах собственноручно их штопала, зашивала — собирала по кусочкам. Затем обнаружила в пепельнице на террасе затушенные за год до этого две сигареты и по новой — плакала, плакала, плакала... Потом вернулась в комнату, чтобы похоронить починенные платья в огромном сундуке, после убранном на чердак. В шкафу не осталось ни единого наряда, потому нынешний сбор вещей в поездку оказался долгим, трудоёмким и очень объёмным. Уставшая, с ноющими ногами и полным отсутствием мыслей, Виктория отправилась спать.       По приезде на Лазурный Берег, девушка, не распаковывая чемоданы, отправилась к морю и с раннего утра сидела в воде, в прохладной, изумрудно-прозрачной воде, окуналась в неё с головой, до изнеможения плавала, стараясь оттереть с себя тени и осадок городов. Потом она растянулась на берегу, под тучным зонтом, и с какой-то неистовой меланхолией зачерпывала целую горсть песка и, пропуская между пальцев белёсую шелковистую струйку, думала — так же утекает время, что это нехитрая аллегория и что нехитрые аллегории, как и нехитрые мысли в общем, приятны. Стояло лето.       — Ты в порядке? — послышался голос подкравшегося внезапно брата.       Девушка резко разжала пальцы, и песок пирамидкой упал вниз.       — В полном.       — Ты задумчива, — он одёрнул белые брюки и опустился на соседний лежак. — Что-то произошло.       — Ничего такого, о чём следовало бы волноваться. Лучше искупайся — вода просто чудесна, — она испытующе посмотрела на него сквозь тёмные линзы очков, как бы говоря, чтобы он оставил её наедине с собой. И молодой человек, тяжело вздохнув да ободряюще улыбнувшись, всё-таки ушёл.       Два дня протекли безмолвно, в полном бездействии. Читать не хотелось. Вечером второго дня она всё ставила свои джазовые пластинки одну за другой. То танцевала, кружила по комнате, то подпевала сама для себя. Точно впала в глубокое, беззаботное детство; точно перевоплотилась в ребёнка, не знающего существования и сути проблем.       Прошло некоторое время, а она всё так же кружила по комнате, вся себя извела и всё не могла избавиться от навязчивой мысли, появившейся внезапно и убравшей ощущение детства: зачем все эти превратности судьбы? Неуместные, по её мнению, совпадения? Все те напоминания? Виктория усмехалась и продолжала: ей даже доставляло смутное удовольствие задаваться неразрешимыми вопросами, вспоминать минувшие дни и со страхом ждать будущего.       В какой-то момент ударила сильная жара, и в её комнате с закрытыми ставнями воцарил сумрак, но и это не спасало от давящей своею влажностью абсолютно непереносимой духоты. Она валялась на постели, запрокинув голову да уставившись в потолок, и только изредка передвигалась, чтобы найти прохладный кусочек простыни. Она много курила, чувствовала себя декаденткой, и ей это нравилось. Впрочем, эта игра не могла её обмануть: она грустила и была в растерянности. Везде были напоминания далёких дней. Всюду были отголоски недавних. Девушка буквально разрывалась между напоминаниями и отголосками, но знала, что от первых рана ещё слишком свежа, а вторые, едва ли не «зашившие» эту рану, лишь добавили на неё соль.       После закатов, затянувшимися вечерами она шаталась по пригороду, но так и не дошла до самой Ниццы. Людей видеть совершенно не хотелось. Разговаривать с ними тоже. Под приятный аккомпанемент оркестра цикад она гуляла, а затем под ту же нехитрую мелодию возвращалась домой, садилась на балкон с бокалом вина и провожала взглядом последние лучики солнца, один за другим тонущие в морской глади. В такое время было приятно закрывать глаза, вдыхать солоноватый воздух и выдыхать неслышно слова. Будто она разрушала временной континуум, ведя диалог в эпизодах давно минувших дней. В эпизодах, произошедших словно в прошлой жизни, произошедших будто бы по ту сторону экрана кинотеатра — не с ней в главных ролях, но с ней как с чутким, порой слезливым зрителем. От этого смешанного ощущения, тем не менее, становилось тепло, и Виктория уже не вела плечами, озябнув от повеявшего первого ночного ветерка. В такие мгновения казалось, что мир затих в каком-то терпком предчувствии. Ветер усилился: деревья зашумели, волны чаще и громче разбивались о берег и друг о друга. Лишь звёзды, молча зависшие в бездонной темноте, стали сторожами её сна.       На участливые вопросы родителей и брата об её поникшем настроении девушка лишь в неопределённости пожимала плечами. Думала порисовать для отвода глаз, но от запаха красок уже закладывало нос, а от её цветов — рябило в глазах. Она начала коротать время и укорачивать думы за вышиванием, сопровождающимся голосом брата, которого, поначалу возмущающегося, она заставляла читать ей вслух.       До полудня она подолгу плавала в лазурной гладкости моря, навстречу к горизонту, по линии которого часто проплывали корабли — грузовые и пассажирские. Куда направлялись вторые? Кто куда... Ей нравилось представлять в мыслях образы пассажиров, вечера, танцы, их беседы о планах по прибытие на место. Нравилось закрывать на секунду глаза, чтобы представлять незнакомые лица, быть может, когда-то мельком увиденные, размыто запечатлённые в памяти, нравилось добавлять им особенные черты, оживлять мимику. Наполнять эмоциями радости от, например, мечты, которая исполнилась в том самом месте, куда корабль ещё даже не доплыл.       Ветер сдул её пляжную шляпку, и она упала, создав небольшую волну. Виктория поймала её, уже устремившуюся к далёкому дну и вдруг обнаружила, что берег не ближе. Их дом, выглядывающий сквозь пальмы и кипарисы, казался совсем крохотным, будто игрушечным. Уже практически доплыв до мели, она легла на воду, раскинула руки и водрузила на лицо влажную шляпу. Море качало её, медленно толкало в неопределённую сторону, шептала неразборчиво что-то на ухо, солнце подсушивало ткань купальника. Находясь наполовину в воде, чувствуешь необъяснимую лёгкость тела, но тяжесть дыхания. Виктория перевернулась, переместила шляпу с лица на макушку и облизнула солоноватые губы. Щурясь от резкой смены тени шляпы на яркость лучей, она поплыла к берегу.       Июнь всё больше исчерпывал себя, и тогда на пороге дома объявилась Элиза, чтобы пригласить Викторию на ужин с её мужем, уезжающим на следующий день, и некоторыми друзьями. Обычно девушка избегала оказываться в малознакомом обществе, но, увидев эту весёлую женщину, Виктория наконец-то захотела знакомства и бесед с новыми людьми. Она немного подвела глаза, подчеркнула изгиб бровей, неярко накрасила губы, и все эти манипуляции придали её лицу несколько игривое выражение.       Всё. Она прекращает заниматься страданиями. По крайней мере, постарается. Виктория поправила причёску и вышла на улицу, где в заведённом автомобиле её уже ожидал брат. Они ехали до ресторана по набережной дороге, облитой малиновым свинцом заходящего солнца. Дорога то поднималась, то немного опускалась, извивалась на поворотах. Уже перед рестораном брат поцеловал её на прощание и шутливо велел долго не гулять.       — Спасибо, Яков, — она крепко обняла его высокое тело. — Я люблю тебя.       — А я — тебя.       Она вошла в красивое здание на побережье, администратор спросил её имя и, услышав его, повёл в дальний угол полутёмного зала, что слыл скрытым от посторонних глаз. Элиза, завидев знакомую, тут же поднялась со стула и поцеловала в щёку, а затем представила друзьям. Взгляд девушки в смешении с лёгким поднятием уголков губ приветственно прошёлся по присутствующим, но вдруг выражение лица её померкло, когда на него упал пристальный взор одного из мужчин. Он поднялся и под всеобщее недоумение принялся приближаться к Виктории. Сердце её в неверии замерло, а на глаза готовы были выступить слёзы.       — Виктория, — он выпрямился, поцеловав ей руку. — Здравствуй.       — Вы знакомы? — удивлённо хлопнула ресницами Элиза.       — Да, — выдохнула девушка, и снова сфокусировала всё своё внимание на нём. — Добрый вечер, Михаэль.       На лице молодого человека появилась добродушная, но отнюдь не лёгкая ухмылка, и он отодвинул для Виктории стул, а сам сел напротив. Михаэль был года на четыре младше Виктории, строен, тёмно-русые волосы его уложены волосинка к волосинке, а на плечах идеально сидел тёмно-серый костюм, дополненный галстуком, перекликающимся с небесным цветом вдумчивых глаз. Девушка помнила его ещё совсем юным, а также помнила, что он всегда был сдержан, учтив и редко мог позволить себе брань. Благовоспитан — весь в... родителей.       Напряжение иссякло так же быстро, как и появилась. Виктория вскоре вовсю обсуждала автомобили с мужем Элизы — мужчиной интеллигентной наружности, немного экстравагантно одетым и явно молодящимся, но они с вышеупомянутой женщиной смотрелись вместе настолько гармонично, что у Виктории захватывало дыхание. Его звали Жан-Батист, и он являлся директором машиностроительной французской компании — одной из лучших в Европе. О новостях скачек поведала ей приятная супружеская пара, и девушке каждый раз становилось весело, когда они в ходе всего рассказа либо начинали спорить, либо заканчивали фразы друг за другом. Историями про далёкие приключения поделилась одна пожилая дама с прекрасным чувством юмора и воистину завораживающим талантом рассказчика. Она поведала про Канарские острова, Австралию и Аргентину, про людей и экзотическую живность, обитающую там. Извинилась за отсутсвие её мужа — он отправился в Лондон, навестить живущую там дочку.       Присутствовала ещё одна молодая женщина, плохо говорившая на французском, — давняя приятельница Элизы, итальянка, тщетно пытающаяся завести разговор с Михаэлем, который, в свою очередь, рассматривал Викторию ни то с любопытством, ни то с укоризной. Сама же Виктория решила не обращать на него внимания и продолжать пить белое вино, закусывать его устрицами, и краем уха внимала великолепной музыке, разносившийся по залу. Вскоре все пошли танцевать, и она осталась наедине с той дамой-путешественницей, которая всё говорила и говорила, и девушка улыбалась, иногда кивала, всею головою погружённая в свои мысли и неосознанно скользящая взглядом вслед за Михаэлем и той итальяночкой, мягко переступающими в медленном вальсе.       — А что насчёт Вас, дорогая? — внезапно полюбопытствовала Аннет. — В каких странах бывали Вы?       — Совершенно в немногих.       — Это может прозвучать немного бестактно, но, милая, сколько Вам лет, позвольте спросить?       Виктория мягко, ласково рассмеялась.       — Мне двадцать шесть.       — Как славно! — хлопнула в ладоши женщина. — У Вас ещё вся жизнь впереди, так что успеете побывать во многих интересных местах! Стоит лишь возненавидеть пустые часы, и тогда жизнь заиграет новыми тональностями.       Произнесённые женщиной слова заставили задуматься. Пустые часы. Прошедшая неделя была наполнена исключительно пустыми часами — ни одного поистине счастливого. Пора ли действовать? Забыть? Как же — забудешь. Живое напоминание сейчас мельтешит перед носом. Протягивает руку, приглашая на танец. Протягивает руку? Виктория вернулась в материальный мир: над ней возвышался Михаэль, вопросительно поднявший брови.       — Потанцуем?       — Не проси меня. Я не буду танцевать... — выдохнула Виктория, прижав ладонь к груди и закрыв её другой. — Не проси меня...