Завтра ты будешь взрослой

Соледад завязывает на шее лёгкий шелковый шарфик и в очередной раз размышляет о том, не пора ли всё же написать заявление по собственному желанию. Однажды она уже сделала это, осознав, что заигралась во власть, забыла о долге полицейского. Тогда Коста уговорила её подумать ещё раз. Она подумала. А теперь думает снова. Соледад владеет самой важной и потенциально дорогой тайной Сантандера: наследница многомиллионого состояния и традиционного влияния в городе на самом деле всего лишь безродная проститутка из Мадрида. Обманщица. Убийца. Паола, то есть Сара, по всем законам и правилам должна сидеть в тюрьме. Но вместо этого она трахает Соледад, непотопляемого шефа полиции, до нескольких десятков раз в неделю и пьёт чай с её дочерью по вечерам. Соледад сама позволяет это. Опять. После отравления Паола стала появляться в доме Соледад ещё чаще, и пусть больше никто о них не знает — для дочери комиссара Паола стала официальной девушкой матери. Такого Соледад никогда не допускала прежде, этого уже было много. Слишком много. Но оно было не просто так. Совсем не просто. Если они в чём-то и похожи с Паолой, так это в умении пользоваться обстоятельствами. Паола может сколько угодно гонять у неё чаи, Соледад может умиляться и уступать, но в итоге её слабость успешно работает — Паола обманывается. Сдаётся. Теряет бдительность. Пусть и очень медленно. Не только из-за нежности комиссара, конечно. Соледад не глупа, чтобы играть настолько примитивно и однобоко — стань она просто заботливой и мягкой, Паола быстро бы догадалась, чего она добивается. Поэтому комиссар напоказ чередует внешнюю душевную гармонию от наступивших в личной жизни изменений с приступами глубокой меланхолии. — Ты опять не в настроении? — сочувственно вздыхает Паола, разминая её плечи, когда после очередного семейного ужина они оказываются в спальне Соледад. Комиссар до сих пор не привыкла водить сюда подружку в присутствии дочери, поэтому и правда чувствует себя неуютно. — Какое у меня может быть настроение? — расстроенно замечает она, украдкой поглядывая на тумбочку, в которой прячется диктофон. На самом деле есть ещё одна проблема: Паола должна признаться, но на аудио ни в коем случае и никаким образом нельзя фиксироваться их связи. Это не то, что Соледад хотела бы предоставить суду. — В участке бардак. Квартальная сдача отчётов. И Коста опять слетает с катушек. Нужно дать ей отпуск, — для вида рассуждает комиссар, вспоминая свою так называемую подругу. Косте пришлось нелегко, и Соледад всё же нашла для неё несколько козлов отпущения. Сколько могла. Дальше лезть было опасно — ещё одно угощение наркотой она вряд ли выдержит. — В полиции всегда бардак. А эту женщину тебе давно пора уволить, — шепчет Паола ей в шею. Руки девчонки быстро смещаются с плеч комиссара на грудь. — Она уже принесла проблемы и принесёт ещё, — да, Паола не любит Косту с самой первой встречи — та не позволяла Маркусу с ней сближаться и никогда ей не верила. Такого Паола простить не может. Сколько бы лет ни прошло. — Хорошего же ты мнения о моих способностях руководителя, — Соледад предпочитает проигнорировать выпад в сторону Косты и зацепиться за потенциально более полезную тему бардака в полиции. — Самого лучшего, — Паола смеётся и расстегивает блузку комиссара. Соледад прикрывает глаза — она не в состоянии подавить свое влечение, и от этого играть намного тяжелее, собственная двуличность убивает. — Нет, ты права. Руководитель я так себе, — комиссар обхватывает девчонку за запястья, вынуждая помедлить. — Я не раскрыла дело Паолы Гарсия. Даже за восемь лет. Я не вывела тебя на чистую воду. Я позволяю тебе ходить на свободе и пользоваться чужими деньгами. Я позволяю тебе жить, Сара, — Соледад называет её настоящее имя и пристально следит за реакцией. Было бы неплохо, если бы она откликнулась на него. Хотя бы раз. А потом можно было бы раскрутить клубок признаний дальше. — Это не моё имя, — ледяным тоном замечает ненастоящая Паола, отстраняясь, и комиссар едва сдерживает вздох разочарования. Новая Паола предпочла полностью стереть свою прошлую жизнь и забыть даже, как её зовут на самом деле. Провокация проваливается раз за разом. Снова и снова. И вот уже в который раз Соледад, собираясь на работу, скрывает пострадавшую после бурной ночи шею и размышляет, что попробовать ещё. Опять оказаться при смерти? Паола потеряет самообладание и при нужном давлении повторит признание. Однако впадать в полумертвое состояние Соледад не хотелось, да и было опасно в её солидном возрасте. По крайней мере, чаще, чем раз в полгода. Обычная простуда же вряд ли впечатлит Паолу. Неужели секс? Этот чертов, гребаный секс, который она совершенно не хочет использовать настолько откровенно. В экстазе человек способен многое выболтать, но чем она будет лучше проститутки Сары, если, конечно, сумеет затрахать такую профессионалку до беспамятства? Соледад признает, что это выше её сил. Ей противно от всего — и от победившего чувства профессионального долга, и от того, как, вопреки нему, она умудряется наслаждаться своей новой семейной идиллией. Да, Паола так или иначе вдохнула в неё жизнь, вернула к человеческим отношениям, сблизила с дочерью. От этого тоже никуда не деться. Нужно что-то делать. Что-то решать. Чего-то добиться. Иначе она просто сойдёт с ума. Задумавшись, Соледад привычно наклоняется над сканером, и слегка опирается на него животом. Паола, её девочка, её каприз, её позор и наказание. Лучше бы она молчала. Лучше бы вообще не появлялась. Соледад бесцельно смотрит в стену напротив, а потом закрывает глаза, не замечая, как Коста, о которой они говорили только вчера, разглядывает её обтянутый узкой юбкой зад. Соледад подавляет очередной тяжёлый вздох. Она должна дойти до конца. Она не может покрывать преступника. Она... Комиссар вдруг чувствует, как кто-то уверенно сжимает её ягодицу. Почти как Паола, властно, почти больно, вот только Паолы здесь точно нет. Медленно, очень медленно до Соледад доходит. — Коста, какого черта ты творишь? — возмущенно шипит она и пытается повернуться, но коллега, которую она к тому же всегда считала ещё и подругой, прижимается к ней всем телом и начинает щупать уже не только задницу. — Соле, — бормочет Коста ей в ухо, и комиссар слышит в её голосе нотки безумия и нездорового возбуждения. Впервые она жалеет, что позволила называть себя тем дурацким прозвищем. — Ты не осознаешь, что делаешь, Алисия. Ты не справляешься с утратой. Тебе нужен специалист, — как можно спокойнее говорит Соледад, пока пальцы инспектора пытаются расстегнуть на ней очередную дорогую блузку. Коста действительно уже выкидывала неадекватные номера — кидалась в одиночку в логово Фонсеки, разбивала автоматы с кофе в офисе, приходила грязная и оборванная, но из уважения к их дружбе Соледад не увольняла её и не писала рапорт о её психологической негодности. Потом все вроде бы стабилизировалось, и тема заглохла сама собой — хорошие специалисты на дороге не валяются, а на общую нервозность можно закрыть глаза. И вот теперь, в очередном, неожиданно сильном приступе, Коста решила до неё домогаться. — Ты всегда мне нравилась, Соле, — Коста начинает пробираться рукой ей между ног, и комиссар проклинает офис, где её пытаются трахнуть против воли уже второй раз. И самое ужасное — она вдруг вспоминает слова Паолы в тот чертов день: «Коста не прочь тебя поиметь вне зависимости от наличия девушки у неё или у тебя». Забавно, теперь они с Костой поменялись местами: та стала совершенно одинока, зато у Соледад появилась самая настоящая девушка. Ревнивая и даже более неадекватная. «Она ещё принесёт проблемы», снова вспоминает её слова комиссар. — Теперь, когда Андреа нет, мы могли бы... — Нет, Коста, мы не могли бы. Ты не в себе и не более того, — железным тоном отрезает Соледад. Что бы там ни говорила Паола и как бы ни лапала её сейчас Коста, комиссар совершенно чётко видит, что тут нет никакого влечения — только последствия психологической травмы в виде помутнения рассудка. Дай бог, чтобы временного. Она вспоминает навыки работы в поле и почти без усилий отталкивает инспектора от себя, при этом не выворачивая ей руки и не причиняя слишком сильной боли. Коста смотрит на неё безумными, мутными глазами и открывает рот с обветренными сухими губами. Кажется, она удивлена. Соледад усмехается: это не Паола, хладнокровная, безжалостная, заставшая её врасплох, ударившая, придушившая до частичной потери сознания, лишившая любой возможности, физической и моральной, сопротивляться. Это просто обезумевшая от горя женщина. — Ты жестока, — Коста сжимает кулаки, не двигаясь с места. Её глаза наполняются злыми слезами. — Я просто не хочу, чтобы меня насиловали в моем же офисе, тем более моя коллега и подруга. Разве у меня нет такого права? — снова максимально спокойно говорит Соледад и поправляет блузку. Как же она устала от вечного дерьма. — У тебя кто-то есть, — пользуясь тем, что она отвлекается, Коста опять кидается к ней и дергает за шарф. От неожиданности Соледад давится воздухом и кашляет. — Кто? Кто?! — бешено кричит Коста, совсем переставая походить на саму себя, когда съехавший шарф открывает фиолетовый засос на шее комиссара. — Чёрт, Алисия, — шипит Соледад, на этот раз все же заламывая ей руки, бросая грудью на стол и надевая уже давно забытые в ящике наручники. Инспектор сопротивляется, но не профессионально и отработано, а просто лихорадочно дёргаясь и брыкаясь. — Я сделала всё, что могла, — Соледад больно от такого окончания дружбы. Может быть, под присмотром специалистов Коста поправится, но вряд ли она когда-нибудь вернётся в участок. — Всё? Всё? Тогда почему убийца Андреа всё ещё не наказан? — брызжет слюной Коста, бессмысленно елозя телом по столу. — Тебе нравится, когда эти мрази из дорогих клубов и домов трахают тебя, да? Это ведь они? С кем-то из них ты спишь? Коста захлёбывается яростью и горем, и Соледад, подумав последний раз, вызывает наряд из пары крепких парней. На такое происшествие она уже не может закрыть глаза. Сорвавшегося инспектора выводят из офиса начальника местной полиции, а Соледад достаёт из сейфа бутылку виски. Она думает над словами Косты и вновь вспоминает, как, стараясь исполнить долг и отомстить за несчастную Андреа, решилась даже явиться на вечеринку Фонсеки. Где её отравили и едва не пустили по рукам. Или на корм рыбам. Она сделала всё, что могла. Всё. И тем не менее кое в чем Коста оказалась права. Соледад действительно трахала мразь из дорогих клубов и домов. Не более страшная мразь, чем она сама. Она открывает глаза и видит в единственном не закрытом жалюзи стекле Паолу. О боже. Стакан выпадает из рук комиссара и разбивается на мелкие кусочки, почти раня ей ноги. Во взгляде Паолы читается злоба и презрение. Она видела. Видела достаточно. И хотя Соледад не обязана хранить ей верность, хотя она осталась верна и хотя Паола сама встречается с ещё одним партнёром, Соледад испытывает ужасное, всепоглощающее чувство вины. Этого не должно было случиться. Теперь им всем станет очень, очень плохо. Впервые за много лет Соледад вслух ругается матом.