Сказки Аэньи

      Не всегда Эфар существовал, не всегда рвались к небу горные вершины. Раньше расстилалась на его месте равнина Танцевального поля, от Восточной Стены и до Западной. Вот у Восточной, в краю, где гордо стремятся ввысь красноствольные сосны, смотрелась в небо целая вереница чистейших озер. В одном таком озере и появилась на свет маленькая удэши по имени Тирейт. Совсем юная, она не знала ни печали, ни горя, радостно вслушиваясь в пение вод. Но однажды случилось страшное: сошел с ума великий удэши Земли, и многими силами собрались другие удэши, спать его укладывая. Испугалась маленькая Тирейт, заплакала: впервые одна осталась, все родичи помогать отправились.       В это время мимо шел мальчишка-удэши, сын тех, кто древнего безумца воевал. Не пустили его в бой, сказали, рано, но он всё равно шел следом, надеясь подсобить. И так его услышанный плач расстроил, что свернул он к озерам и сел рядом с Тирейт, успокаивать принялся.       — Что ты, — говорит, — плачешь?       — Страшно мне! — отвечала она сквозь слезы. — Я такая маленькая и слабая!       Растерялся мальчишка. Не знал он, как маленьких девочек успокаивать, одни братья у него были и никаких сестёр. И не придумал он ничего лучше, чем протянуть девочке горсть взятых в дорогу ягод.       — Съешь и не бойся: сразу сильной станешь!       Взяла девочка ягоды, рыже-желтые, как солнышки, и плакать перестала. Вкусные оказались, никогда таких не ела. И, когда затряслась земля, безумца в себя принимая, сидели они с мальчишкой, обнявшись, и вдвоем было не так и боязно.       Когда всё закончилось, мальчишка домой отправился, а Тирейт осталась. Вернулись её родичи, и росла она, о своем озере заботясь, пока однажды не прилетел горячий ветер, крылья жуткой засухи, а после не задрожала снова земля.       То Граничный хребет своё место занимал, твердь ломая, к небу острыми пиками рвался — от Западной Стены до Восточной. Страшно было Тирейт, но она помнила: она теперь сильная. И, когда на неё озера оставили, с засухой отправившись бороться, уже не сидела и не плакала, а взялась за дело. Её усилиями не ушли озера под землю, не высохли: обсадила Тирейт берега густыми колючими зарослями той самой ягоды, росточек которой на месте, где с мальчишкой сидели, нашла.       Успокоились горы, потихоньку снеговыми шапками укрылись. Справилась Тирейт, защитила свой дом. Выросла, в плечах раздалась, с легкостью ломая руками толстый лед по весне. Не пугалась она никаких бед, и озёра её, привольно разлившись у подножий гор, светлой гладью отражали небо: и самые большие, где дальний берег по утрам в тумане прячется, и самые малые, которые камнем перебросить можно.       И однажды пришёл к такому крохотному озерцу юноша-удэши. Напился чистой воды, сел ждать, пересыпая из ладони в ладонь светлый песок, среди которого то и дело попадались округлые зерна янтаря — смолы сосновой, что капала в воду и превращалась там в камень. А когда из воды потревоженная Тирейт вынырнула, спросил хозяйку:       — Ищу я земли, которые станут моим домом. Красивы места эти, и горы неподалеку. Дозволишь ли остаться?       Та оглядела гостя, хмыкнула. Молод он был, только-только усы курчавиться начали, уступал ей и в росте, и в стати, даром что удэши Земли был.       — А выдержишь ли? — спросила гостя она. — Края мои суровы, то лавина сойдёт, то ещё что случится. Тем, кто боится трудностей, здесь не место.       — Не боюсь я ни забот, ни трудностей, — улыбнулся в ответ удэши. — Сильный я, беречь и хранить эту землю буду. Вот мой дар ей, — горсть ягод на раскрытой ладони протянул, рыже-желтых, как солнышко.       И рассмеялась Тирейт, выросшего мальчишку-удэши узнав:       — Уже! Уже сохранил и сберег ты их, ягодой меня тогда угостив! Оставайся в этих землях. Рада тебе буду, и только одно у меня условие.       — Какое? — удивился юноша.       — Ответь: как ягода-то зовется, что мне силы пережить засуху дала? — спросила Тирейт, а сама уже и за руку взяла, бережно ягоды в горсть принимая, и смотрит ласково.       — «Живой янтарь» то, — ответил юноша — и, рассмеявшись, следом пошел.       И озёра с той поры хоть и звали Тирейтскими, по имени их хозяйки, но и супругу её, приглядывающему за зарослями «живого янтаря», почет да уважение выказывали. Говорят, сама Акмал солнечной ягодой лакомиться любила.