— Я люблю тебя. Я тебя люблю. Ты меня любишь? — Да. — Я не могу объяснить. Я всё понимаю, я ничего не могу объяснить. Как собака. Кошка, собака… Я люблю тебя. Я тебя люблю. Ты меня любишь? — Да. Тебе попадёт, что мы прогуляли? — О какой чепухе мы сейчас говорим. Разве сейчас об этом надо говорить? Я люблю тебя. Я тебя люблю. Ты меня любишь?
Семья Чонгука держит лапшичную на окраине их небольшого городка. Это невысокое, приземистое, достаточно скромное двухэтажное здание, немного обветшавшее от времени, но все еще пользующееся большой популярностью в узких кругах не за свой внешний вид и внутреннее убранство, а в первую очередь — за очень вкусные блюда, которые готовят умелые и заботливые руки. Мама Чонгука вместе со своей сестрой управляют закусочной самостоятельно уже около десятка лет — это без чужой помощи (родители отошли от дел в силу возраста и переезда в соседнюю деревушку, подальше от нервов и городского шума). Из помощников у двух сестер только взрослые сыновья, которые добровольно помогают в обслуживании посетителей и уборке помещения. Сыновья сестер — это, конечно же, Чонгук и Хосок — они и живут все вместе, под одной крышей. В тесноте, да не в обиде. Первый этаж их дома полностью обустроен для клиентов и приготовления блюд: там умещается небольшой зал с несколькими столиками и средних размеров кухня. Второй этаж занимают жилые комнаты: по одной на Чонгука и Хосока, а третья одна на обеих женщин. Живут они скромно, но дружно. Скорее всего, их по праву можно назвать настоящей, крепкой семьей, на которую в случае чего не страшно будет положиться. Не раз проверенные люди под боком — все равно, что подушка безопасности. И определенно счастливчик тот, кому такие люди дались по праву рождения, ведь, кровная родня — это не всегда синоним теплому семейному очагу. Чаще всего (к большому сожалению) бывает как раз таки наоборот. Но не будем о грустном, у нас же не та история, чтобы грустить. Семейство Чонов давно переболело всеми возможными печалями. Они вместе просто жили дальше, стараясь не вспоминать прежних времен, в которых только боль расставания и детские слезы, полное непонимание, горькое предательство… Так уж получается, что не все отцы преданы дому, не все отцы просто преданы. Сестрам Чон не повезло в любви и браке, зато определенно повезло с детьми, которые на зло всему на свете выросли добрыми и отзывчивыми юношами. Что Чонгук, что Хосок оба стоят друг дружки, что ни говори. И ими двумя определенно можно гордиться.🌸🌸🌸
— Чонгук? — Хосок бодрым шагом, почти вприпрыжку поднимается по лестнице на второй этаж, чтобы позвать Гука к ужину. — Чонгу-ук? — даже от стука по двери нет никакого результата, Чон не подает признаков жизни. Поэтому Хосок без спросу заходит в комнату к брату, да так и стопорится на месте. — Ты чего это делаешь? А Чонгук делает вот что: он занимается (уроками, естественно). Без шуток. Гук сидит над учебниками, которые не открывал с самого начала года с таким печальным выражением лица, будто бы его вот-вот на плаху поведут, а пока есть время до казни, еще и письмо прощальное писать заставили. Под пытками, вымучивая каждое слово. Жестоко и беспощадно… Хосок подходит к брату ближе, заглядывает ему через плечо и тут же отшатывается, наигранно хватаясь за сердце. Так и есть: учебники, тетрадки и Чонгук, переворачивающий страницы и что-то черкающий на полях. Хосок для верности щиплет брата за плечо, чтобы убедиться, что занимающийся уроками Гук — не игра его больного воображения. Точно: не игра. Все по-настоящему. Но по-прежнему мало верится в такие чудеса. — Те-еть! Ма-ам! Тут… тут… — и убегает, заикаясь, и не находя слов. Откуда-то снизу сразу же начинает слышаться возня. А Чонгук… как сидел с грустной миной, так и сидит, упорно пытаясь понять хотя бы строчку из прочитанного параграфа. Знания в голову залетают, а потом сразу же вылетают, не задерживаясь надолго. И еще перед глазами все время (прямо сказать — круглосуточно) Тэхен, который говорит «буду с нетерпением ждать этого» (тем самым глубоким голосом, который так ласкает слух) и еще — его еле заметная глазу улыбка — только уголками губ. (Все вместе — убийственная смесь) Влюбленное сердечко бьется быстро-быстро, даже легкие постукивания по груди не помогают. «Чего же ты не успокаиваешься?» Еще несколько недель назад Чонгук был обижен до глубины души и лучше бы по шее от Сокджина получил, чем добровольно согласился с Тэхеном сотрудничать. А сейчас? — Что с тобой, а? — обращается уже напрямую — к своему же сердцу, но то не спешит отвечать, все так же отстукивая рваный ритм. — Виновата аритмия, определенно. Да, — Чонгук кивает, соглашаясь сам с собой, — это у нас семейное. Просто… аритмия. — Что происходит? — в комнату забегает растерянная чонгукова мама — хрупкая женщина лет сорока. Она обеспокоенно оглядывает сына, учебники на столе, тетрадки — это все очень непривычно видеть в комнате ее сына не просто сваленным в углу, а использующимся по назначению. — Что ты делаешь, Гуки? — Ма-ам, — Чон тяжело вздыхает, — разве ты не видишь? Я занимаюсь. — Это меня и беспокоит, — женщина подходит ближе и, взъерошивая густую черную шевелюру сына, прикладывает ладонь к его лбу. — Ты случайно не заболел? — Ма-ам! — А чего тогда ведешь себя так странно? «Не знаю… понятия не имею» Проблема в том, что Чонгук, похоже, и впрямь заболел. Только вот недуг этот так просто не пройдет, и его не вылечишь обычными лекарствами. Потому что лекарств от этой хвори не существует вовсе. Не придумали, не нашли… Да и когда болеешь другим человеком, разве можно от этого взять и вылечиться? Это же не простуда. Как говорят: «Любовь — не насморк, так быстро она не пройдет». Чонгук качает головой, мол, не знаю чего и почему. И за ужином ест из рук вон плохо — кусок в горло не лезет. И все мерещится перед глазами приставучий образ одного очень наглого, целеустремленного и красивого человечка. «Ты был так крут» «…буду ждать с нетерпением» Определенно, всему виной аритмия. Будь она неладна.🌸🌸🌸
В школе ситуация мало чем отличается. Только теперь удивленными взглядами Чонгука рассматривает едва ли не весь класс. Даже Сокджин, не ожидавший подобного рвения от самого отстающего ученика в школе, дар речи теряет, смотря, как на уроке Чонгук вместо привычного сна выбирает записать лекцию и даже вопросы задает. Вопросы. Вопросы по теме урока! (Что-то из рода фантастики) Учитель краем глаза смотрит на первую парту, где сидит невозмутимый, по-всегдашнему спокойный Ким Тэ. «Что он с ним сделал? Никому до этого дня не удавалось усадить Чонгука за учебники…» И невдомек Сокджину, что Тэ сейчас как бы тоже удивлен, до глубины души удивлен такими чонгуковыми метаморфозами. Это он снаружи все тот же безразличный недотрога, а на поверку внутри у Тэ все чуть-чуть и разгорится: хватит одной искры. Пшик. Волнение скапливается где-то в животе… те самые бабочки? Щекочутся своими крылышками, не дают покоя. (И румянец не хочет сходить вот уже весь прошлый вечер, ночь и целое утро) «Неужели он так… из-за меня?» Пару раз Ким позволяет себе обернуться, чтобы взглянуть на сосредоточенного брюнета. Чонгук что-то старательно записывает в тетрадке, едва успевая за быстрым говором учителя, от усердия он даже прикусывает кончик языка — вот это вообще ни в какие ворота. Тэхен поспешно отворачивается, пытается, изо всех сил пытается вникнуть в то, что рассказывает историк, но впервые (действительно впервые) знания пролетают мимо.🌸🌸🌸
Отложив телефон, перед этим ответив на обеспокоенное сообщение от Юнги (тот в сотый или тысячный раз спрашивает за самочувствие друга), Тэхен возвращается к проверке сборника заданий, который дал Чонгуку для самостоятельной работы. Сам же Гук сидит рядом и внимательно разглядывает Тэ. До мурашек подобные взгляды и близость… (Интимность?) Все портит очередная ошибка — неверный вариант ответа. Тэхен перечеркивает его красным и вконец недовольный поворачивается к Гуку. — Чонгук, мы же это учили с тобой. Ты забыл? Чон смотрит в эти расстроенные глаза, в это хмурое лицо и молчит, подозрительно тихий. (О-очень подозрительно) Они сидят близко, потому что наудачу нашли еще один уцелевший стул из общей свалки, а уже сам Чонгук почти вплотную придвинул его к парте и к Тэхену. Даже руку протягивать не надо — дерни локтем — столкнешься. Почти что дружеские посиделки, где один друг помогает другому по учебе. Только вот они не друзья, и посиделки тоже не дружеские. Все совсе-ем не то, чем кажется… — Забыл, — Гук говорит даже немного грубо, нагло вздернув бровь, посерьезневший в мгновение ока. (Что он там надумал себе?) — Ну так вспоминай! — от напряжения Тэхен срывается на визг и откидывает сборник обратно Чонгуку в руки, а сам вскакивает со стула и отходит на безопасное расстояние. (Там где Чоном хотя бы не пахнет) Гук смотрит на немного измученную тетрадь, потом смотрит на стоящего к нему спиной Тэхена. Тот замер, скрестив руки на груди, отчего рубашка натянулась на тонкой фигурке, демонстрируя острые плечи и плавный изгиб талии. Как выходить из положения не знает никто. (Точнее, — это не вся правда) Оба как истуканы застыли и что-то там в своих головах думают. А надо ли думать? Вот в чем вопрос. Неужели, еще не дошло? (Бери и беги) …Все решает дождь, который сначала робкими капельками начинает падать на поверхность парты, потом Тэхену на кончик носа. Сперва и тот, и другой думают: покапает и пройдет. Но не проходит, а несколько капель чуть погодя превращаются в редкую морось. Уже после начинается полноценный ливень, застающий, как и всегда, врасплох. Приходится плюнуть на напряженную атмосферу и вместе спасать раскиданные тут и там книги с тетрадками от неизбежного промокания. Парни суетятся, оба дергаются, чураются случайных прикосновений, когда вместе тянутся за одной книгой, к примеру. Но все равно со своей задачей справляются на ура и, уже спускаясь с крыши, больше не воротят друг от друга носы. Чонгук лохматит промокшую челку, которая острыми сосульками падает на лоб, а Тэхен сразу жмурится от прилетевших в лицо капель. — Ты, что, — Тэ передергивается, вытирается рукавом, — собака? — Собака? — Чон как-то резко делает шаг к Тэхену, тот даже отшатывается. Только вот за спиной оказывается стена: еще один крохотный шаг, и бежать больше некуда. Чонгук ставит одну руку около тэхеновой головы, опираясь на стену. — Это я-то на собаку похож? Все. Детки в клетке. Тэ вжимается спиной в стену, а Чонгук, кажется, хочет вжаться в Тэ. Весь день, ведя в голове думы, наш (уже не совсем) «дурак» пришел к одному выводу: если учеба не дается, то недотрогу нужно брать нахрапом. Так сказать, обнаглеть до самой последней степени. (А вот в наглости у Чонгука точно равных нет — еще одно не очень хорошее качество, идущее наравне с собственничеством) Полумрак в опустевшей школе и застигнутый врасплох президент класса только распаляют больше. — Ну… да? — Чон уже усмехается, собираясь ответить, но Тэхен его опережает: — А что плохого в собаках? Собаки очень верные, они… милые, они… хорошие, я… — Тэ теряется в словах и мыслях, когда Чонгук начинает наклоняться все ближе и ближе, — я обожаю собак! Последний выкрик получается слишком громким, эхо разносится по всему этажу, многократно повторяя слова и заставляя их хозяина все больше и больше краснеть. — Кто тут ошивается в такой час? — а вот от голоса охранника дергаются уже вместе, никак не ожидавшие его появления. — Бежим! — Чонгук отталкивается от стены и хватает Тэхена за руку, утягивая за собой, а Тэ только послушно за ним следует. — Если найду, вам не поздоровится, будьте уверены, — голос охранника гораздо ближе, чем был недавно. Чон подбегает к какой-то двери, которая оказывается коморкой уборщицы с кучей ведер и швабр. И прежде чем Тэхен успевает возразить или хоть что-то пикнуть, его утягивают в эту комнатку и захлопывают дверь. Теперь становится еще теснее и жарче. И вместе со щеками начинают гореть уши. За выкрик о собаках стыдно, потому что все, что Тэхен там наплел можно было смело назвать болезненным бредом — необъяснимое явление для Ким Тэ. У него же всегда на все есть умное словцо, а в этот раз, как… как дурак. (Влюбленный дурак, нежелающий признавать очевидное) «Такая выбражуля…» Куда не двинься — везде чужие конечности, а нос вот-вот ткнется в широкую грудь. Чонгук доволен, а Тэхен хочет выбраться как можно быстрее. — Перестань дергаться, — Чон шепчет, — ты нас выдашь. — Нельзя было место побольше найти? — А не надо было кричать так громко. — Вот же идиот… — Эй! — Чонгук едва удерживает себя, чтобы не повышать голос, хватает Тэхена за плечи и дергает несильно, чтобы тот посмотрел на него. — Почему, чтобы не случилось идиот — всегда я? Сейчас ты накосячил, значит… — Ты меня спровоцировал! — Чем же? — Да хотя бы… Чонгук резко прижимает к тэхеновым губам руку. В воцарившейся тишине отчетливо слышны шаги охранника, проходящего мимо. Они оба замирают, а Тэхен от страха быть застуканным, не осознавая собственных действий, сам же и прижимается к Гуку так близко, что щеки розовеют даже у обнаглевшего «дурака». — Как ощущения? — Чон первым отходит и начинает говорить, стоит охраннику уйти на безопасное расстояние. — С тобой такое впервые? (И ведь не совсем понятно, о чем именно спрашивает… разве ж он дурак?) Тэхен, будто бы пробуждаясь ото сна, опять пытается отодвинуться хоть на чуть-чуть, чтобы в себя прийти и с мыслями собраться. Чонгук не протестует, пусть и не хочется обрывать контакт. Но они по-прежнему ближе некуда: коморка-то маленькая — метр на метр (может чуть больше), естественно, им тесно. Окно под потолком дает достаточно света, чтобы видеть очертания лица, если повезет, то и разглядеть в деталях. Но света недостаточно, чтобы чувствовать себя в безопасности (в том смысле, что темнота и полумрак это как бы по определению или страшно, или интимно). Единственный плюс: не разглядеть румянца, но это, конечно, такое себе радостное известие. — Дурак. — Тэхен, я скоро начну воспринимать это за комплимент. — Идиот. — И это тоже, — Чонгук посмеивается. — Можешь хоть собакой, хоть псом обозвать, если они тебе так нравятся. — Уже не нравятся. — А если так? — вопрос виснет в душном, сгустившемся воздухе, согретом двумя дыханиями. «Как?..» Чон наклоняется, намеренный исполнить желаемое без всяких возражений, — то, что не получилось провернуть еще у лестницы. (Вот-вот что-то произойдет…) Тэхен совсем теряется, жмурится и весь скукоживается. Сердечко выдает рваную барабанную дробь, на каждый миллиметр, делающий Чонгука ближе и ближе. Но и в этот раз все обрывается на очень, очень интересном месте. (Да блин!) У Тэ от голода бурчит в животе и Чонгук, растеряв весь настрой со смехом роняет голову на тэхеново плечо. Сильнее покраснеть уже, наверное, невозможно, но Тэхен как-то умудряется.🌸🌸🌸
Идея пригласить Тэхена в их семейную лапшичную — определенно хорошая идея, и она приходит Чонгуку в голову сразу. На удивление Тэ соглашается. Они без слов решают никак не затрагивать те смущающие мгновения у лестницы, в каморке уборщицы, переходя на простые, будничные, отвлекающие разговоры. Дождь заканчивается быстро, что не может не порадовать. Чонгук подмечает, что Тэхен как-то подрагивает в своей этой тонкой рубашечке, которая едва ли высохнуть успела после того, как они попали под дождь. — Слушай, мне не холодно, правда, — Тэ прямо-таки со страхом разглядывает протянутую Чонгуком серую худи оверсайз, которая даже на вид очень мягкая и теплая. (Как и сам хозяин, к слову) — Перестань, Тэхен, у тебя зуб на зуб не попадает. Просто возьми уже. Ну, что тут попишешь? Приходится взять и под строгим чоновым взором напялить на себя теплую вещь. Тэхен в этой худи прямо-таки тонет с головой: одни тонкие ноги торчат, даже ладошки в длинных рукавах потерялись. Так и добираются до лапшичной почти под ночь, разговорившиеся о том, о сем. О всяком… важном. Чонгук рассказывает о недавнем забавном случае с Хосоком; о маме, которая готовит самый вкусный на свете чачжанмен; о тете, которая до последнего не сдается и пытается вытянуть своего сына — Хосока то бишь, из плена лени и раздолбайства, заставить его учиться, чтобы он потом поступил в какой-нибудь вуз и стал уважаемым человеком. — А твоя мама? Тоже тебя заставляет учиться? — Неа, — Чонгук посмеивается, а потом так тепло улыбается, что Тэ снова подвисает на его лице, нервно покусывая губы. — Моя мама говорит, что я должен сам решать, что мне надо, а что нет. Она гордится мной, даже когда о двойках узнает, она у меня… самая хорошая. Но это, — Чон вдруг смотрит в глаза Тэхену, — это не потому, что ей все равно на меня и мои оценки, нет. Просто, понимаешь, оценки, они ничего не значат. Хороший человек не измеряется табелем успеваемости. Тэ отводит взгляд и совсем ничего не отвечает. …В лапшичной по-домашнему тепло и уютно. Тэхен с нежностью в сердце оглядывает скромное помещение: пожелтевшие плакаты с лицами знаменитостей прошедших эпох, никакого пафоса, никакой мудрености обстановки, как все сейчас любят делать, старенькая мебель, заляпанное меню со списком самой разной лапши. И люди… люди — самое главное. Хосок нечитаемым взглядом встречает поздних посетителей, особенно Тэхена, который (если вы не забыли) был одет в чонгукову толстовку. Брат Чону даже вопросов не задает, просто кивает на свободный столик (некоторые посетители задерживались допоздна и зал вопреки ожиданиям не пустовал). Мама Чонгука подходит чуть позднее, когда ребята уже усаживаются за самый дальний столик на двоих. — Гуки, ты друга привел? — женщина останавливается за спиной Тэхена и улыбается сыну. — Да, мам, это Тэхен, — на этих словах президент класса разворачивается, чтобы поздороваться, и госпожа Чон охает, прикладывая ладошки к сердцу. — Какой ты красивый, — звучит очень искренне, Тэ на комплимент шепчет тихое «спасибо» и слегка склоняет голову в поклоне. Но женщина на этом не останавливается: — Я не знала, что у моего сына есть такие красивые и милые друзья. Гука, ты почему молчал? — Ма-ам… — Чонгук смеется, качая головой. …Когда двойные порции для «особенных гостей» съедены, животы наполнены, одежда высушена, а тэхенова довольная улыбка, от которой Чонгук с ума сходит, никак не хочет пропадать с лица хозяина, к ребятам снова подходит госпожа Чон и спрашивает о насущном: — Тэхен-а, тебя родители точно не потеряют? Уже поздно, — женщина смотрит на наручные часы. — Почти полночь. Вот так и заканчиваются сказки. Тэ тут же перестает улыбаться, нахмурившись. Чонгук с матерью обеспокоенно переглядываются, ожидая ответа. Проблема или нет: Тэхена никто не потеряет, потому что и терять его некому. Только дом ждет его… одинокий и пустой. Холодный. В такой дом не хочется возвращаться. — Можешь остаться у нас, — предлагает Хосок, ошивающийся рядом со шваброй в руках. Ему сегодня пришлось в одного убираться в зале. (Что не сделаешь ради счастья брата, да?) — А ведь и правда, — поддерживает племянника женщина. — Сейчас так поздно, чтобы идти домой. Можешь позвонить от нас родителям и сказать, что останешься. Тэхен в этот момент почему-то смотрит на Чонгука. Внимательно смотрит, а тот только губу закусывает от нетерпения и ждет ответа. Тэ неосознанно протягивает под столом ногу, сталкиваясь носком своего кроссовка с чонгуковым. Гук даже вздрагивает от неожиданности. — Если я не буду вас смущать, — Тэхен поворачивается к матери Чонгука и улыбается ей. — Конечно же, не будешь, что за глупости, — кивает женщина, отзеркаливая теплую улыбку. …Тэхена устраивают в комнате Чонгука… конечно. Гостевых у них нет, а остальные заняты своими жильцами, и оставлять гостя в зале лапшичной — едва ли можно назвать такое гостеприимством. Поэтому госпожа Чон заботливо обустраивает Тэ его спальное место, обкладывая пол одеялами и подушками для мягкости, потом находит самый теплый плед, вручает его их дорогому (очень дорогому) гостю и, пожелав спокойной ночи, с улыбкой удаляется, оставляя парней наедине. Что делать? Снова сложности, пусть так был желанен подобный исход, а одна на двоих комната, (почти одна общая) постель и ночь — это уже не игрушки, это гораздо серьезнее, чем было до. Сбегав по одному в душ, устраиваются каждый на своей постели — все без слов. Слишком сильно смущает. Чонгук и сам теряет прежнюю уверенность и наглость, когда Тэхен так трогательно выглядит в его большой футболке и широких пижамных штанах. Его так и хочется прижать к себе и всего затискать. — Доброй ночи? — Доброй. Свет гаснет, а глаза не закрываются. Да разве ж можно уснуть? — Тэхен, — Чонгук зовет шепотом, разглядывая чужой затылок в свете луны. — Тэ… — Я сплю, — бурчат в ответ и не спешат поворачиваться лицом. — А я нет. — Поздравляю. — Ну, Тэхе-ен… Чонгуку так и не отвечают, а через какое-то время со стороны Тэхена начинает слышаться тихое сопение. Вот теперь точно спит. Прежде чем слезть с кровати и подобраться к Тэ, Чонгук даже не думает. Его как магнитом тянет — невозможно сопротивляться и оставаться в стороне, когда желанный человечек так близко — только руку протяни и дотронься. Это так странно. У них и, правда все как-то быстро случилось, возникнув с пустого места и разрастаясь на пустыре. По крайне мере, сам Чонгук думал, что «возникло и разрослось». Что по этому поводу думал Тэхен — темный лес. «Да поможет мне сила любви…» Чонгук подбирается осторожно, но руки не распускает, а просто ложится рядышком и залезает под плед, сохраняя приличное расстояние от одного до другого. Так и засыпает, разглядывая, как красиво поблескивают волосы Тэхена в свете луны. (Все очень чисто и невинно… до безобразия)