мы

Я не знал, как называется то, что между нами происходит, но мне это нравилось. Нас объединяло какое-то глуповатое и хрупкое, но очень доброе чувство.

Р. Риггз

Утром, когда Чонгук только-только успел открыть глаза, его телефон глухо завибрировал, оповещая о новом входящем сообщении. В полутьме комнаты с задернутыми шторами сон накатывал с новой силой, и глаза закрывались сами собой — Гук надеялся урвать еще несколько минут драгоценного сна. Но телефон просигналил снова и снова, и снова. Чонгук тяжело вздохнул и все-таки стянул с прикроватной тумбочки надоедливый смартфон, едва не уронив его, когда тот завибрировал вновь. Экран вспыхнул ярким светом. «Я сейчас у мамы» «Если все еще хочешь придти, то приходи к ней» «Помнишь адрес?» «Чонгук?» «Ты спишь?» Сон как рукой сняло, откуда-то взялись силы встать с кровати! Тэхен, конечно, не чашка кофе, но намного, намного лучше. Чонгук тут же тянет губы в широкой улыбке, трет глаза и быстро печатает ответ: «Хорошо, скоро буду». «Жду» Сердце бьется словно птаха, готовое вылететь наружу, как бывает только в детских мультиках. Такое чистое чувство счастья, что захватывает дух! Чонгук собирается за минуты, сбегает вниз за пару шагов, завтракает раньше всех, урывая неудачно сваренную порцию чачжанмена и отпрашивается у матери погулять, обещая, что все отработает в воскресенье, на что та дает ему легкий подзатыльник и говорит: — Беги уже, — улыбается женщина, нарезая овощи и скидывая их в шкворчащую сковородку с маслом легким взмахом руки. — Передавай Тэхену привет от меня. Чонгук заливается легким румянцем, но радостно кивает и, подобно небольшому ураганчику, скрывается с глаз мамы. До дома Тэхена Чонгук всегда ходит пешком, но до дома мамы Тэхена ему приходится ездить на автобусе. Поэтому он спешит до автобусной остановки, попутно успевая сверяться с расписанием. Он обещал, что придет «скоро», значит — пусть ему и не установили временных ограничений — опоздания не приемлимы. В самом деле, спешил бы так на уроки! Уже в автобусе Чонгук открывает диалог с… Минсу. Улыбка немного блекнет на его лице. Пусть друзьям кажется, что он забыл про них, — на самом деле это совсем не так! Вчерашний вечер не забылся вовсе, а слезы подруги делали больно. Он остыл, в конце концов, она имела право злиться. Но пусть бы Минсу злилась на него! Не на Тэхена! Чонгук просто не мог остаться в стороне, когда кто-то без оснований нападал на старосту. Даже если это была старая и верная… Минсу. Боже, как сложно! Гук пишет: «Прости». Стирает. Пишет: «Ты была не права». Стирает снова. Он долго смотрит на мигающую черту курсора, а потом нажимает на кнопку блокировки экрана. На самом деле, сейчас он считал, что не прав сам. Думал, что он где-то очень сильно ошибается. Но как можно?! Тэхен не был виноват, пусть его рукой и свершилось «преступление». Тогда почему Чонгук чувствует, что защищая Тэхена, он предает Минсу. Предает их долгую дружбу? Почему? На этот вопрос он ответить не успевает — слишком долго думал. Механический голос объявил нужную остановку, и Чонгук, постаравшись отбросить грустные мысли, выскочил наружу, разом вдохнув свежего воздуха, который не свойственен даже маленькому городу. Чонгуку так понравилось здесь в прошлый раз, когда они вместе с Тэхеном приехали навестить маму Тэ в самый первый раз. Здесь был небольшой частный сектор с миленькими частными домиками — уединенное и чистое место. Прекрасное место. (Возможно однажды…) Шаги кажутся семимильными, а время будто ставится на перемотку — Чонгук так спешит увидиться с Тэхеном! Совсем заскучал за одну только… ночь! (Как же переслащено и… мило) Мама Тэхена вместе с новым мужем и дочкой поселились в милом кирпичном двухэтажном доме с просторным двориком. Они заманивали в этот дом и Тэхена, но тот, пусть и шел на примирение, а продолжал упираться и ни в какую не соглашался переезжать. Его все устраивало в доме бабушки. Поэтому они сошлись на том, что Тэ будет просто стараться как можно чаще приезжать погостить. Всех это устроило. Чонгук все таким же пружинистым шагом проходит по узкой дорожке прямо к парадной. Дверной звонок оформлен переплетением металлических цветов, поэтому притягивает взгляд, вызывая восхищение своим изяществом. Чонгук смело жмет на кнопку, отчетливо расслышав, как за стеной раздалась переливистая запись чириканья птиц, оповещающая хозяев о прибывших гостях. Спустя какое-то время дверь начинает медленно открываться, а в проеме (Чонгуку приходится опустить взгляд) появляется кругленькая мордашка маленькой девочки с большими (широко-раскрытыми) карамельными глазами (как у брата). — Братик Гу! — Мэй разевает ротик в широкой беззубой улыбке и начинает тянуть к Чонгуку свои крохотные ручки. Откуда-то из гостинной слышится любимый сердцу голос: — Мэй, кто тебе разрешал открывать дверь? — Братик Тэ! — девочка хохочет, радостно цепляясь за кофту Чонгука, когда тот легко поднимает ее на руки. — Тут братик Гу пришел! Тэхен появляется из-за угла, удивленно раскрывая глаза (именно в этот момент они кажутся такими похожими с Мэй…). Староста слишком уютный и мягкий, домашний в своих длинных и широких шортах до колен и в большой (слишком большой) серой толстовке — той самой, которую Чонгук одолжил ему в самый первый раз… Она так и осталась у президента класса — никто не спешил забирать. — Привет, — тихо-тихо, но Чонгук прекрасно его слышит. — Привет. — Братик Гу, я соскучилась! — Мэй, видимо решает завладеть вниманием Чонгука окончательно и бесповоротно, она тянет к его лицу руки, зачем-то зарывается крохотными пальчиками в волосы, взъерошивая чужую прическу. — Братик Тэ и ты так редко приезжаете к нам! — Правда? — Чонгуку даже не надо стараться, чтобы сюсюкать с малышкой — это его привычная манера поведения. Мэй серьезно кивнула в ответ на вопрос (она, если честно, сейчас казалась даже взрослее). — Тогда мы с братиком Тэ пообещаем, что будем приезжать к тебе каждые выходные! — Правда-правда? — маленькие искорки в детских глазах никого не оставят равнодушным, поэтому, когда девочка оборачивается к Тэхену, тому остается только кивнуть, соглашаясь со всем. Эти двое… вьют из него веревки. — Клянемся на мизинчиках? — Мэй вытягивает свой крохотный пальчик и цепляет сначала мизинец Чонгука, а потом молча начинает ерзать в чужих руках, намекая, что еще один человек должен так же зацепиться за них пальцем. Староста сам делает шаг вперед, и они скрепляют клятву на мизинцах дружным смехом и улыбками. …Тэхен думает, что именно в этот момент он действительно счастлив. Счастлив, что он больше не одинок. …После того, как Мэй с Тэхеном предложили Чонгуку сделать ему чай, и после того, как все они вдоволь этим чаем напились и наелись целой горой сладких шоколадных конфет, президент класса попросил Гука какое-то время посидеть с Мэй и пообещал, что скоро вернется. Чонгук с легкостью согласился — компания Мэй его вполне устраивала — девочка росла смышленой, разговорчивой и крайне очаровательной. Пока Тэхен отлучился, его сестренка успела познакомить Чонгука со всеми ее книжками и игрушками, рассказала кучу историй из детского сада, даже предложила собраться и пойти гулять с ней, потому что ей так не терпелось показать ребятам, с которыми она бегала гулять, нового друга. Красивого и взрослого друга (Тэхен отказался от такой почести сразу). Гук вежливо отказал девочке, но снова пообещал, что если Тэхен не откажется погулять с ними, то они пойдут все вместе. Потом вернулся президент класса и позвал Чонгука с собой. Мэй увязалась следом, как маленький хвостик — она намеривалась не отпускать гостя до последнего. Вместе они поднялись на второй этаж и зашли в ближайшую от лестницы дверь. Чонгук тут никогда не был, поэтому когда он зашел в комнату, то удивленно распахнул глаза. — Чонгуки! — у мамы Тэхена приятный, нежный голос, которым (как и голосом ее сына) можно запросто заслушаться. Гук заулыбался, потому что в этом доме он словно собирал Тэхена по кусочкам, вместе с этим имея целого рядом с собой. Женщина подошла к нему и будто родного сына заключила в теплые объятия. — Тэхен сказал, что сегодня ты у нас главный критик, — она отпустила его, немного отойдя в сторону, — поэтому скорее присоединяйся к нам. Комната, в которой они сейчас находились больше напоминала швейную мастерскую. Чонгук искренне не знал, что хобби мадам Ким было связано с иголками и нитками. Чего здесь только не было: пара швейных машинок, оверлок (такой вид швейной машины для обработки срезов текстильных материалов), несколько шкафов, который даже сверху были завалены тканью, куча коробок с другими швейными штуками, огромное количество игольниц с горстями иголок в них… Вот уж увлечение, так увлечение. Пока Чонгук удивленно озирался по сторонам, Тэхен откуда-то со стола достал уже знакомое всем нам платье, осторожно расправил его и удерживал навесу за бретельки. Терпеливо ждал, пока на него обратят внимание. Гуку потребовалось еще несколько мгновений, чтобы заметить. — Вы… Ты… — глаза распахнулись еще шире, грозились вылететь из орбит. — Ого. — Значит не зря старались, — улыбнулась госпожа Ким, подмигнув сыну, который даже растерялся от неожиданности, зардевшись. — Тэхен примчался к нам вчера вечером, сказал, что ему срочно нужна помощь. Мы все исправили. Думаю, что теперь твоя подруга будет не против выступать в этом платье. Новое платье, которое с таким трудом шила Минсу, смотрелось совсем иначе, пусть кардинально ничего и не поменялось. Бывшая юбка платья разделилась на две части, стала немного короче, а из-под нее красиво показывалась легкая газовая ткань в пол. Теперь это больше походило на платье для какой-то принцессы, но это вовсе не делало его вычурным, а, наоборот, добавляло изюминки. Сколько времени на подобное «преображение» было потрачено? Чонгук беспокойно осмотрел Тэхена и только сейчас заметил еле видимые тени, что пролегли под глазами старосты. Мама Тэхена тоже выглядела слегка усталой, но умело это скрывала. Они потратили на это… целую ночь. — Братик Гу, братик Гу! Отомри! — Мия задергала парня за рукав кофты. — Думаю, что ему просто очень понравилось то, что у нас получилось, — женщина кивнула каким-то своим собственным мыслям, потом подошла к Мие и подхватила ее на руки. — Давай оставим ребят одних, ага? — Не-ет, — девочке явно не понравился такой исход, но ее в этот раз никто не спросил. Она только потянулась руками к Чонгуку, а перед ней уже захлопнулась дверь. В комнате мгновенно протянулась нить молчания. Пустая радиочастота. Чонгук не мог перестать смотреть попеременно то на Тэхена, то на платье в его руках. Он думал… думал, что вся эта ссора из-за платья — мелочь, но… Но почему тогда его так растрогало это платье, уставшая мама Тэхена, сам Тэхен, который смотрел на него большими карамельными глазами из-под веера опущенных ресниц? Нет… он не будет плакать. Не будет. Нет… — Чонгук? — Тэхен обрывает молчание единственным жестом. Он аккуратно складывает платье и одним шагом приближается к Гуку. — Ты же не рыдать собрался? — Нет! — он закрывает руками лицо, прячется как страус головой в песок. — Не собираюсь я плакать! — А вот и да, — голос Тэхена вдруг такой веселый. Чонгук чувствует руки старосты на своих плечах, а потом… чувствует объятия. Нежно и ранимо. А еще… когда Тэхен сам тянется за объятиями, Чонгук становится ранимее вдвойне. — Не плачь, — Тэ жмется ближе, обвивая талию Гука руками. — Я всего лишь исправил то, что испортил. Казалось бы, что совсем недавно Тэхен кричал в его руках, что не хочет видеть ни свою мать, ни сестру, ни отчима, а теперь… Это платье… Чонгук очень запутался и устал, но слезы в его глазах кипели вовсе не по этой причине.

🌸🌸🌸

Возвращаться домой пришлось в гордом одиночестве. Чонгук просидел у Тэхена до самого вечера, надеясь, что с Тэхеном они все-таки вместе поедут обратно, но тот изъявил желание остаться дома у матери еще ненадолго. Чонгук не стал спорить, — ему не хотелось тянуть одеяло на себя и забирать президента класса у его родных, ведь они и без того виделись с Тэхеном слишком редко. Пока Гук сидел в трясущемся автобусе, снова открыл диалоговое окно с Минсу. Теперь написать ей хотелось еще сильнее, но прежде чем он сам начал набирать ей сообщение, внизу всплыла надпись «Минсу набирает сообщение». Ого… «Встретимся на качелях?» «Качели» действительно являлись детским комплексом из пары качелей и невысокой детской горки. Комплекс этот находился где-то между закусочной семьи Чон и домом Минсу. Все это умещалось в одном крохотном районе. Они же выросли все вместе! С самого детства гуляли в одних и тех же местах — так и познакомились. А «качели» стали негласным местом сбора. Только вот… давненько они в этом месте не собирались. Чонгук пишет: «Хорошо». …На улице уже успела разлиться вечерняя прохлада, а солнечный свет сменился последними лучами, которые окрасились фиолетово-багровыми красками. Чонгук шагал по улице, насвистывая мелодию песни, которая самой последней включилась по радио в автобусе. Какая-то глупая мелодия, но въелась в память и не отпускала… — Чонгук! Чонгук оглядывается, только сейчас понимает, что чуть не прошел мимо тех самых качелей, на которых уже договорился встретиться с Минсу. Он оглянулся: девушка привстала с раскачивающейся из стороны в сторону дощечки, что была подвешена на вертикальной балке уже проржавевшими цепями. Металл поскрипывал от редких колебаний. А Минсу стояла, не зная что ей делать, смотря на Чонгука вдалеке потерянными грустными глазами. — Ми, — Чонгук сам подходит к подруге, растягивая на губах слабую, но очень искреннюю улыбку. — Привет. — Привет. Неловкое молчание Чонгук разбавляет смешком. А потом он плюхается на вторую дощечку, вызывая еще одну волну неприятного слуху скрипа. Минсу тоже опускается на сиденье, цепляясь руками за цепи. — Что-то случилось? — Чонгук спрашивает не думая, почти тут же жалеет, нервно смеется. Почему-то не может сам начать нужный разговор. Тот самый разговор, который он пытался завести, открывая диалоговое окно с подругой. — Я хотела извиниться, — Минсу не дает Чонгуку открыть рта, тут же продолжает: — Я тоже виновата, не спорь. Я не должна была так срываться ни на тебе, ни на… Тэхене. Платье… это ерунда. На самом деле, я и сама думала сделать его короче. Просто… Я устала. Не сдержалась. Сейчас мне так стыдно… — А ты меня прости, — Чонгук мимолетно хлопает подругу по плечу. — Я не должен был… — Нет, — Минсу покачала головой. — Ты не мог иначе. Ты заступался за Тэхена. Я… понимаю это. Поэтому не обижаюсь. От этих слов, — Чонгук и сам не понимает почему — но ему тут же становится легче. Будто распустили тиски, которыми его зачем-то поймали и удерживали против воли. Он смотрел на девушку и неосознанно улыбался. — Как хорошо, — выдохнул он. — Я все это время переживал, что ты обижаешься на меня. Сам… немного на тебя обижался. Совсем чуть-чуть. Но я забыл, насколько ты у меня хорошая. Я не заслужил такого друга как ты. Чонгук… научись следить за словами. Естественно «ты у меня» больно кольнуло девушку где-то в сердце. Но виду она не подала, выдавив в ответ лишь вымученную улыбку. — Чонгук, — Минсу кусала губы, отпустила цепи качелей, начала нервно заламывать пальцы, но все равно заставила себя посмотреть в глаза другу, когда сказала следующие слова: — Я… тебя люблю. — Я тоже тебя люблю, — они никогда не говорили друг другу этих слов, но не было никаких сомнений: Чонгук вкладывал в свои слова совсем другой смысл — не тот, который хотела бы слышать Минсу. — Нет, — девушка качает головой. Она откуда-то находит гору смелости: — Ты меня не понял. Я люблю тебя, Чонгук. Люблю так же, как ты любишь Тэхена. Какое-то время Чонгук продолжает улыбаться, но постепенно уголки его губ медленно начинают опускаться. То есть… как это так? — Что?.. — Прости меня! — Минсу больше не находит в себе сил смотреть другу в глаза. — Прости… Я давно должна была признаться. Но я… Я просто не могла. Я надеялась, что со временем это как-то само собой получится. Понимаешь… Я никого кроме тебя не видела. А когда появился Тэхен, то я не сразу поняла, что он-то появился довольно давно. Ты смотрел на него, но я не видела в нем своего соперника. Тешила себя мечтами, что однажды ты каким-то чудом посмотришь на меня. Заметишь меня! Но этого не случилось. Сейчас я понимаю, что в этом виновата только я сама. Это я ничего не сделала. Это я… — на большее девушки не хватило. Слезы застили глаза, а всхлип забрал последние слова, которые так и не успели слететь с ее губ. Чонгук не любит думать, поэтому он делает: порывисто обнимает подругу за плечи, притянув ближе к себе. Они все еще сидели каждый на своем сидении качели, и от их объятий дощечки соединились, стукнувшись друг с другом. Минсу позволяет себе уткнуться в грудь Чонгука и расплакаться так, как хотела уже давным давно. Она больше не хотела разлучать друга с его парнем, но хотела хотя бы ненадолго вот так обнять, вот так прижаться к Чонгуку. Чонгуку, которого она, казалось бы, знала всю свою жизнь. Злые чувства покидали ее навсегда, уступая место чему-то светлому и доброму. Чонгук осторожно поглаживал подругу по плечам, позволяя мочить ворот своей кофты солеными слезами — это все, что он мог для нее сделать. — Спасибо, — в какой-то момент Минсу стала успокаиваться, начала тереть глаза руками и постепенно отстраняться. — Спасибо тебе, Чонгук. — Минсу… — Ничего не говори, — девушка отстранилась окончательно. Дощечки жалобно скрипнули из-за изменения положения. — Не надо, — она сверкнула покрасневшими глазами. — Мне стало намного легче, — улыбка, теперь больше радостная, чем печальная, осветила ее лицо. — Давай оставим это здесь и больше никогда уже не вернемся. Сегодня я, наконец-то, попрощалась с тем, что мучило меня уже несколько лет! Не смотри на меня так, слышишь? Теперь все будет хорошо.