Юная любовь

Съемка рекламы пива, в которой Рен участвовал, уже закончилась, а он все продолжал хмуриться. Весь день он не мог сосредоточиться на последних моментах сьемки. Лицо заволокла пелена гнева, Рен с трудом мог управлять голосом, когда выслушивал указания, когда пытался вспомнить свой текст и вести себя, будто ему все действительно очень нравится, в то время как единственным его желанием было поскорее сесть на первый же самолет и отправиться домой — чтобы придушить чертову упрямицу Харуку. Он ведь действительно волновался, когда она не отвечала на звонки. Звонил ей он дважды в день, если выезжал из города: утром или ближе к обеду, чтобы обсудить с ней свои дела, и ближе к вечеру, чтобы узнать, как прошел день у нее. Вчерашний день стал исключением. Когда Рен ей звонил, ему с трудом удавалось сдерживать радостный порыв поскорее рассказать, что в сроки, установленные рекламщиками, они не только уложились, но и даже сняли на день раньше. Он хотел выяснить, что ей привезти как сувенир, но даже дозвониться не получилось. Решив, что она занята, Рен сбросил звонок и вернулся к работе. Через полчаса Джим, водитель, нанятый для Харуки, отправил сообщение, что она отпустила его пораньше. У него были четкие инструкции оставаться рядом с ней, что бы ни случилось, с учетом ее склонности привлекать к себе ненужное внимание в самый неподходящий момент. Она поступила так в первый раз, и Джим, помня инструкции, но не желая давить на Харуку, сбросил ему сообщение и попросил ночного консьержа держать в курсе, когда она появится дома. Хорошо, что старик оказался достаточно прозорлив, чтобы предупредить его. Иначе еще час без сообщения, что Харука дома — и он бы заволновался, что она попала в неприятности. Пытаясь сохранять ровный тон, Рен отправил ей обычное сообщение, надеясь, что она ответит. Тишина. В паузе между дублями он отправил еще одно. Все так же тишина. Раздражение и злость подступали, Аки начал бросать на него предупредительные взгляды, но Рен в каждой паузе набирал одно сообщение за другим. Он переживал. Его котенок, его сокровище никак не вернется домой, и как в такой ситуации сидеть на месте? Ему нужно было делать хоть что-то, создавать иллюзию кипучей деятельности, лишь бы отвлечься, но мыслями он все еще был с молчащим телефоном. Весь следующий час Рен нетерпеливо ждал, когда она поднимет трубку. Засыпал уговорами, умолял, угрожал пустоте, и наконец, когда он уже не мог терпеть более, от нее пришло сообщение. «Огромное спасибо, но я вообще-то могу сама о себе позаботиться. Просто пошла за покупками и потеряла счет времени. Мне что, нужно тебе каждую секунду докладывать, где я? Я не в тюрьме, а ты мне не надзиратель. Это глупо! Я ложусь спать, не утруждайся звонками.» Рен вздохнул с облегчением, увидев ее имя на экране смартфона. Господи, мне жаль человека, который когда-нибудь женится на Харуке, подумал он. Он попытался еще раз дозвониться ей, но она не поднимала трубку. Да, видимо, она сильно злится. А когда у нее случалось такое настроение, Рен мог поклясться, что видит крохотные разряды, проходящие сквозь ее кожу и волосы, а глаза ее сверкали, точно брошенные в огонь драгоценные камни. Он знал, что ведет себя как полный идиот, кинувшийся пить за успех в первой попытке завоевать ее. Не будь в расписании этой командировки в Нью-Йорк и билетов на ранний утренний рейс, вряд ли он бы смог сдержаться, увидев ее замутненные глаза, полные приглашением. Тогда Рен наблюдал, как напряжение, искажающее ее прекрасные черты, тает с первым глотком шампанского. Полная пузырьков жидкость творила чудеса, заставляя ее перестать цепляться за внутренние запреты. С ней было так легко и приятно проводить время, вспоминая о давно прошедших школьных годах. И когда с ужином было покончено, он понял, что одержал победу. В ее светящихся глазах безошибочно читалось то самое сладкое желание. Она хотела его. Не будь она так юна и упряма, Харука бы уже давно осознала это, но она только и продолжала цепляться за свои лицемерные старомодные принципы морали. Харука хотела его — в этом Рен был почти совершенно уверен — и отчаянно пыталась избежать ситуации, где они остаются наедине. О, да, подумал он, замечая это. Но чем больше она его избегала, тем больше Рен жаждал ее. А ее он хотел больше всего, к чему только тянулась душа за всю его жизнь. Каждый раз, стоило ей замереть, вглядываясь в неведомую даль, такой прекрасной и ранимой одновременно, или провести пальцами по лицу, убирая падающую прядь, его собственные сами собой дергались. Его удовлетворило бы лишь если бы она призналась ему в любви столь же жаркой, какой он любил ее. Он замер. Любви. Неужели он влюбился в нее? Но это же абсурд. Любовь — чувство, которое нужно только предпринимателям, наводняющими город открытками сердечками в день святого Валентина, тем, кто наживаются на всем подобном. Не существует любви. В этом ему легко было увериться, только посмотрев на отца и мать, или сосчитав количество песен о разбитом сердце и любовных муках. Легко было увериться, вспомнив, в какое месиво превратилось его сердце, когда ушла Анри. Больше он не хотел чувствовать себя таким же беспомощным. Анри… — Рен! — Аки вмешался в поток его мыслей, ворвавшись в комнату с кейсом за спиной, — Ты готов? Через пятнадцать минут за нами прибудет транспорт. Рен молча кивнул и бросил в сумку пару чистых рубашек, прежде чем перекинуть лямку через плечо и окинуть напоследок взглядом сьют, а затем выйти следом за Аки, закрыв дверь. Скромный, но очаровательный отель на его вкус сохранял слишком девчачий стиль со всеми этими обоями под сирень и полевыми цветами в вазах. Хорошо, что у него не было аллергии на пыльцу. Они спустились на лифте на первый этаж, где остальная съемочная группа убивала время в ожидании фургона, который отвезет их в аэропорт. Несколько детей, родители которых остановились в этом отеле, играли в уголке зала, с визгом гоняясь за толстым полосатым котом — своего рода визитной карточкой отеля — который прятался от них за горшками с растениями и мелкими декоративными кустиками. В зоне отдыха стояла темноволосая женщина в летнем платье, соломенной шляпе и огромных черных очках; она читала сообщения на экране телефона. Мужа ждет, наверное, подумал Рен, изучая ее взглядом в то время, как Аки обменялся парой фраз с режиссером. Что-то в этой женщине казалось неуловимо знакомым, и Рен продолжал наблюдать, стараясь не пялиться на нее слишком открыто. Что-то в изгибе ее губ… может, они виделись когда-то? — Рен, я все пытаюсь тебе сказать, — произнес Аки, пока они стояли неподалеку от женщины. Она продолжала ждать кого-то и внимания на них не обращала. — Тебе стоит сконцентрироваться на работе. Руководство давит на нас с выпуском нового альбома, в ближайшие дня три будет встреча по этому поводу. Рен отвел взгляд от женщины и почувствовал, как чуть заметно краснеет. Аки впервые отчитывал его таким тоном, что становилось стыдно. Съемка прошла удачно, но Рен понимал, что Аки видит его насквозь и знает, что он не прикладывал усилий в последний день. К счастью, съемочная группа не заметила, что он не в лучшей форме. Режиссер — мог, хотя после нескольких дублей последней сцены результат его устроил. Но с Аки дело было совсем иначе. Глаз у его менеджера был острый, и было понятно, что внимание Рена далеко от их проекта. — Прости, Аки. Я понимаю, что ты сердишься на меня за то, что я не собран, — Рен наклонил голову в знак сожаления. Аки смотрел на него несколько мгновений, прежде чем отозваться. — Рен, тебе стоит знать, что часть меня все равно против того, чтобы ты заявлял права на жизнь этой девочки. Я знаю, что она тебе нравится…хотя нет, это не слишком подходящее слово. Мне кажется, ты ей почти что одержим. Он не стал возражать. Аки попал в яблочко. Оставалось только гадать, к чему ведет разговор менеджер, ведь Рен знал — раз уж Аки заговорил, то пока не донесет свою мысль до него, не остановится. — Харука — талантливая девочка. Когда я впервые увидел ее в ресторане, то сразу понял, что у нее как раз тот уровень, чтобы строить карьеру, — Аки задумчиво потер подбородок. — Но время сложилось не слишком удачно, и я готов аплодировать этой девочке за ее рвение прокладывать себе будущее. Она работает на тебя, но все равно находит время заниматься. Ее воля и решимость мне нравятся. Нужно иметь стальные нервы, чтобы держаться такого плана. Рен кивнул менеджеру, подбадривая говорить дальше: — Продолжай. — И я знаю, чего ты хочешь добиться, Рен. В тот самый момент, когда ты привел ее домой, я уже понял, что ты хочешь сделать ее своей собственностью. И мне это не нравится. Мне совершенно это не нравится. Я не собираюсь лезть в твою личную жизнь, моим приоритетом номер один всегда было направить твою энергию на работу, и это меня беспокоит. У тебя талант, потрясающая творческая жилка. Мы так далеко зашли, я научился видеть тебя насквозь, и… — Аки вздохнул. — Я тебе очень благодарен, Аки. Я действительно ценю все то, что ты делаешь для меня, твою помощь и поддержку, — отозвался Рен. Он догадывался, что Аки не может решиться продолжить. — Рен, — сказал он наконец с серьезным видом, — Я наблюдал за тобой годами. Я знаю, насколько тебе ненавистны ограничения отца, скольким тебе пришлось пожертвовать, чтобы получить свободу. Я поддерживаю мысль, что ты должен наслаждаться жизнью и карьерой, и знаю, сколько часов ты впахивал, чтобы взобраться на такой уровень, где мы сейчас. А чтобы это все компенсировать, ты с не меньшим рвением относился к вечеринкам, наверстывал потерянное время, когда ты рос под внимательным взглядом легендарного Такуми Дзингудзи. Он замолк на пару мгновений и запустил пальцы в волосы. — Дело в чем. Я сейчас скажу не как менеджер, а как твой друг. Будь осторожнее с Харукой. Я понимаю это желание получать все, что только захочешь — и боюсь, что так случится и на этот раз. После того, как ты получишь желаемое, беды не миновать. Рен почувствовал, как по позвоночнику скользнула холодная волна. Аки никогда не говорил с ним так. Да, он не одобрял намерение привезти Харуку в Японию, но помалкивал и даже принял ее с распростертыми объятиями. Не хотелось отталкивать Аки, тем более, что он был прекрасным менеджером и мастером переговоров, но что было делать? Рен не хотел выпускать ее из своего поля зрения в страхе, что она исчезнет, как Анри. Харука была особенной. Ему вспомнился день, когда подруга Харуки позвонила ему и сообщила, что ту забрали полицейские. Какая удача, что это была всего лишь камера в полицейском участке, а не ситуация на грани жизни и смерти. Харука уже отвоевала к этому моменту кусочек его сердца, хотя он этого и не осознавал вплоть до того самого момента, как увидел ее входящей в зал переговоров и посмотрел в ее огромные глаза, полные жидкого золота. Как можно было отрицать его сильное влечение к ней, когда она стояла на пороге, перепуганная и полная ужаса за свое будущее внутри, но держалась, как гордая смелая королева? Он собирался гнаться за ней, пока не заставит сдаться. Если он упустит эту возможность, остаток своих дней он будет жалеть. Что бы ни было такого притягательного в этой девушке, в его намерениях было извлечь максимум из этой связи. Рен глубоко вздохнул, надеясь показать Аки, что ценит его мнение и заботу: — Я понимаю, Аки, не стоит так заводиться. Ситуация с Харукой под контролем. Обещать тебе, что проблем не будет, я не могу, но даю слово — смешивать работу и личную жизнь не стану. Аки пристально смотрел на него и, казалось, принял его доводы, хоть и не избавился от волнения. — Надеюсь, ты примешь в расчет мои предупреждения. К входу подъехало несколько белых фургонов, и остальные члены съемочной группы принялись погружать оборудование и другие вещи. Они с Аки присоединились и тоже скоро были в машине. — Господи, а еще я очень надеюсь, что ты сам слышал, что обещаешь, — добавил Аки, пристегиваясь. *** Потребовалось минут пятнадцать, чтобы съемочная группа погрузила багаж в фургоны, очистила путь фургонам и покинула холл отеля. Стоило фургонам отъехать, в холле стало тихо как в склепе. Дети перебрались играть в сад и к бассейну — оттуда доносилось жалобное мяуканье кота, явно возражающего против толпы, безостановочно рвущейся щекотать его. Она сняла очки и шляпу, встряхивая блестящими темными волосами, рассыпающимися подобно черному водопаду против светлой кожи, и задумчиво прикусила кончик дужки очков. Кто бы мог подумать, что он окажется здесь. — Вы готовы? — произнес рядом с ухом высокий молодой мужчина. Она подняла голову, вовсе не удивляясь его внезапному появлению. Он принес ей ее сумку Биркин красно-синей расцветки, и она с благодарностью приняла ее, возвращая на место солнечные очки, а затем передала ему соломенную шляпу, которую он незамедлительно упаковал в бархатную шляпную коробку, прежде чем переносить ее багаж на улицу, где их уже ожидал Мерседес-Бенц. — Вы хорошо провели здесь время? — спросил мужчина. Он выглядел как милый студент в шелковой рубашке-поло лавандового цвета и темных джинсах. Она неопределенно кивнула, не сказав ни «да» ни «нет» — слишком мысли овладели ей — и забралась в салон ожидающего автомобиля, устраиваясь поудобнее. Мужчина погрузил ее чемоданы в багажник и занял переднее сиденье рядом с водителем, командуя ехать. Заговорила она только через несколько минут. Голос ее звучал, точно переливались звоном колокольчики. — Роланд, я очень занята на следующей неделе? Мужчина повернулся, посмотрев на нее. — Полагаю, что да. У вас встреча с другими инвесторами насчет ежегодного отчета по Карибскому бассейну, в том числе с родственниками вашего последнего мужа. К тому же, на будущей неделе ваша подруга выходит замуж. Мы уже приняли их приглашение на церемонию в Мадриде. Свадебные подарки как раз в пути. Она тихо вздохнула и откинулась на спинку сиденья: — И это все на будущей неделе, — это было утверждение, не вопрос. Она изучала взглядом свои ногти, как ни в чем не бывало. — Разумеется. — Очень хорошо. А еще через неделю? — она решилась отправиться. Две недели подождать еще можно, но не больше. — К концу этого срока дел пока не предвидится, — кивнул Роланд. — Значит, и после него я должна быть свободна. Все остальное отменяешь, — сказала она, глядя на проплывающие за окном виноградники. — У меня появился новый объект для инвестиций и нужно время, чтобы его изучить. *** Харука вышагивала туда-сюда по гостиной Рена. Снаружи было темно, и сильный дождь не думал униматься. Ей звонил Джим, передавший сообщение, что рейс Рена задерживается из-за грозы, пересадка в Сеуле откладывалась. Она включила телевизор и добавила громкости. Этот резкий шум немного успокаивал, придавал пентхаусу хоть какой-то отблеск уюта и наполненности. Ее сандалии щелкали по паркету, и она вслушивалась в эхо своих шагов. Надеюсь, с Реном все будет в порядке, подумала она и помотала головой. Господи, нет, надеюсь, с ними обоими будет все в порядке, поправила она себя, напоминая, что Аки тоже с ним. Она поймала взглядом свое отражение в зеркальной стене гостиной, подумав, не стоило бы ей переодеться в обычные джинсы с рубашкой? И что только ей овладело, когда она надела эти бежевые брюки в облипку и блузку красного шифона? Ей хотелось выглядеть старше, это она и сказала консультанту в магазине, когда ее спросили, что бы она хотела, и слишком много одежды попалось ей на глаза, чтобы можно было решиться что-то выбрать. Ей всего-то и хотелось, что одеться красиво, чтобы поднять себе настроение. Она провела ладонями от ребер к бедрам, разглаживая ткань. Наверное, это был перебор тогда? Она вздохнула. Стоило бы подумать над тем, почему она злится на Рена, мысленно составить список всего того, что хотела бы сказать. Она прошла в обеденную зону и села на стул. К его приезду все было готово, в вазах стояли алые розы — они добавляли цвета невыносимо белой просторной комнате -, холодильник был полон привычным набором закусок и фруктов, ужин был готов и уже пару часов ждал в контейнере момента, когда его подогреют. Пачка счетов и квитанций покоилась в специальной папке, каждый был тщательно маркирован и сверху лежали ручка и калькулятор, подготовленные к месячному финансовому отчету. Ты трясешься, как будто ждешь домой мужа, съязвил внутренний голос. Харука не сдержала несколько цветастых ругательств и с грохотом упустила пульт из пальцев. Да что такое! Она подняла взгляд на часы над дверью. 22:45. Ее живот урчал от голода. Чтобы принять решение, хватило доли секунды; она быстрым шагом обошла стойку и достала из винного холодильника бутылку красного вина. Ей нужно было выпить, чтобы успокоить нервы, а кроме этого вина ничего больше не было, хотя идея пить только ради снятия напряжения ей не нравилась. Что она скажет Рену? После ее сердитого сообщения он звонил как минимум дважды. Щедро наполнив хрустальный бокал рубиново-красной жидкостью, она осушила его наполовину, и тут же покраснела. Вот черт! Какого дьявола она хлещет вино как воду? Она тут же забыла, что была голодна. Ну, теперь-то уже поздно, сказала она себе, сделав еще несколько глотков. Был бы ее отец жив, он был бы в шоке. Он ведь любил вина, у него даже был маленький погреб с хранилищем старых вин, привлекших его внимание. А маме нравились красные вина. Достав один из контейнеров с салатом, она вытащила из него ломтик огурца, который тут же кинула в рот. Ждать осталось совсем немного, уже вот-вот. *** Когда Рен вернулся домой, он был уверен в двух вещах: первое, он знал, что она будет его ждать, второе, он не знал, что сказать, когда они встретятся лицом к лицу. Он покачал головой. Это был первый раз, когда ему было бы нечего сказать девушке. Да и не был он готов к тому, что начнет Харука высказывать за то, что он сделал. Рен пересек холл пентхауса, замечая, что свет включен. Пахло лимонно-хвойной полиролью для паркета, а затем появился какой-то цветочный запах. А еще — запах приготовленной еды. Эти мучительно домашние запахи внесли в комнаты дух ностальгии, напоминая, что именно они когда-то ассоциировались с домом. На краткое мгновение Рен почувствовал себя снова пятилетним мальчишкой, который только вернулся домой из детского сада, бегает по дому в ожидании отца, пока мать готовит что-то на кухне. Он же не ошибся адресом? Швырнув ключи в черную лакированную миску на столике в прихожей, Рен скинул обувь и прошлепал босиком дальше. Телевизор был включен, какое-то шоу звучало негромко. Снаружи все еще лил дождь, и в темном небе вспыхивали росчерки молний. Едва слышно доносились раскаты грома. Харуки, которая ждала бы его, не было. Наверное, устала его ждать из-за задержки рейса, и пошла к себе спать, забыв выключить свет и телевизор. Чувствуя подступающее разочарование от этого осознания, Рен с глухим стуком опустил сумки на пол и направился на кухню, где открыл холодильник и нашел бутылку воды. Он отвинтил крышку и принялся жадно пить, рассматривая содержимое холодильника. Что ж, хотя бы его ждала еда, а уж справиться с микроволновкой, он знал и без Харуки. Затем Рен заметил прядь золотисто-рыжих волос на подлокотнике белого дивана и замер. Нет! Чувствуя, как сердце гулко стучит в ушах, он почти что выронил полупустую бутылку и кинулся к дивану. Сколько уже времени она без сознания? Хоть бы с ней все было в порядке. Но Харука сонно сопела, откинувшись на спинку дивана и склонив голову набок. Ее щеки окрасились румянцем, рот был чуть приоткрыт. На кофейном столике перед ней стоял пустой бокал, а рядом — открытая бутылка красного вина и недоеденный овощной салат. Где-то под ногами валялась упавшая на паркет вилка. Опять. Она заснула, не в силах дождаться его. Слава богу, с ней ничего не случилось, пробормотал Рен, чувствуя подкатывающую к горлу тошноту от одной мысли, что он только успел себе придумать, пока бежал к ней и прикидывал все варианты, что могли с ней быть. Рен был готов схватить телефон и вызвать скорую. Ах, вот он, сладкий вкус опасности. С самой первой их встречи его жизнь пошла под откос. Она казалась такой хрупкой и уязвимой; ее красная блузка была расстегнута у горла и обнажала белую шею, узкие слаксы обтягивали каждый изгиб ее прекрасного тела. Она выглядела скандально восхитительной, как сладкий запретный плод, что только и ждет, как бы его сорвали и съели с аппетитом. Рен опустился на пол рядом с ней и провел пальцами сквозь кончики ее волос, чувствуя, как душу отпускает, и приходит блаженство осознания, что он дома, в безопасности, рядом с этой красивой девушкой, что заняла его мысли на 24 часа в сутки и 7 дней в неделю. Рен с легкостью поднял ее, замечая с легким недовольством, какая она легкая. У Харуки был здоровый аппетит, но видимо после их маленькой ссоры по поводу сообщений она не ела как положено. Или, по крайней мере, ему хотелось думать, что она думает о нем больше, чем пытается показать. Рен нахмурился. В этой одежде она выглядела как пирожное, девушка, пытающаяся показаться взрослой, но потерпевшая неудачу. Как тогда, в Красной бабочке. Ну кто подбирал ей одежду? Ему больше нравилось, когда она носила рубашки и джинсы, ее повседневный стиль, ведь даже если бы она носила хоть мешок из-под картошки, ее удивительные глаза все равно приковывали бы его внимание. Он отнес ее в свою комнату, кое-как стащил с кровати покрывало и уложил ее, стараясь не разбудить. Но она спала так крепко, что едва шевельнулась. Рен поднялся, глядя на нее сверху вниз, вспоминая, как тогда в Париже он тоже укладывал ее спать, в вечер, когда только вытащил ее из участка. Как же летит время. Неужели за всего четыре месяца она стала еще более притягательной? Но уже скоро ей исполняется восемнадцать, вполне подходящий возраст. Для чего подходящий? Для того, что он всегда планировал. Да что за… Рен тихо выругался, чувствуя неконтролируемый похотливый порыв, и вцепился в него, пытаясь погасить внезапно вспыхнувшее пламя. Пускать слюни по этой невинной девочке, что он за извращенец. Да, она не так уж и невинна, напомнил он себе, вспоминая, что его с самого начала дурачили с ее невинностью. Все-таки в момент их первой встречи, когда он и впитал этот первый образ, она уже работала на улице. Играла с огнем, пытаясь заработать на жизнь. Как же легко было бы воспользоваться положением. Она спала на его кровати, готовая и открытая, захмелевшая от вина. В глубине души Рен знал, что у нее не будет сил сопротивляться, с ее-то слабостью перед алкоголем, которая оказалась удивительным открытием тем вечером. Если бы он продолжил вести себя по своей дурной совести, то было бы проще простого дать ей напиться еще сильнее и взять желаемое. Рен почувствовал возбуждение, и джинсы вдруг стали невыносимо тесными. Да будь оно все проклято! Он стянул черный шарф, отправляя его на пол, взъерошил длинные волосы, еще мокрые после дождя, расстегнул рубашку, стащил вместе с кожаной курткой. Следом расстегнул ремень, стараясь не звенеть пряжкой, и скинул джинсы, оставаясь в одних боксерах, чувствуя, как по спине пробегают мурашки от предвкушения. Сглотнув, Рен забрался на постель, накрывая Харуку собой. Ее мирное личико, еще сонное, придали ему смелости действовать дальше, и он опустился, касаясь ее мягкого тела. В его ноздри просочился ее сладкий нежный женственный запах, запах ее тела и яблочного шампуня. Мягкая шелковистая ткань ее блузки коснулась его груди, заставляя соски тут же затвердеть. Он склонил голову и чуть прикусил край ушной раковины, чувствуя, как все тело дрожит в постыдном восторге. Ее небольшие грудки, гордо вздернутые, уже идеально ложились бы в его ладони. Вот уж открытие, учитывая, что ее хрупкому телу еще нужно время налиться соком. Его пальцы заскользили по ее щеке, спустились по горлу и легли на теплые мягкие холмики. Он прижался губами к ее шее, провел языком по нежной коже в местечке между плечом и горлом. Харука пошевелилась, чуть отвернув от него голову, судя по всему, устраивалась поудобнее на подушке. — Рен… Он замер. Она не спит? Стараясь не раздавить ее своим весом, Рен отстранился, ожидая увидеть ее глаза, полные обвинения, встречаясь с ними виноватым взглядом. — Рен, — пробормотала она, — Рен… — и тихо вздохнула с тоном, будто сдается, точно бессознательно звала его — давай, возьми меня. Я ведь принадлежу тебе, в конце концов. Блять…блять, блять, блять! Он выругался про себя. Не так! Чем он только, думает, ведет себя как султан, который собирается овладеть беспомощной рабыней. Да блять! Чувствуя, будто его окатило холодной водой, Рен поспешил отстраниться от нее и лег рядом на спину. Им овладевали стыд, вина и ненависть к самому себе за то, что повел себя как голодный до секса маньяк. Не хотел он так ее брать! Какой бы это был удар по его эго, стоило бы ему воспользоваться такой подлой тактикой, воспользоваться ей в ее состоянии. Нет, когда он займется с ней любовью, она придет к нему по своей воле. Он будет любить ее, когда ее глаза будут открыты, когда в этих чертовых золотых глазах будет плескаться желание. Он будет смотреть, как она изгибается под его касаниями, как краснеет, принимая его по самую рукоять. Но не так! Черт возьми! Не так! Он встал, отправился в ванную, где плеснул в лицо водой и почистил зубы, забывая наконец об этой жажде. Прежде чем забраться в постель, Рен натянул чистую пижаму и выключил везде свет. Он наклонился к ней, чтобы поцеловать в щеку мимолетно, и она что-то пробормотала, когда едва наметившаяся за день щетина потерлась о ее нежную кожу. Усмехнувшись, Рен устроился на второй подушке, и поднял взгляд в темноту. Она будет его. Однажды она сдастся. Ведь ей уже случилось поддаться его соблазнению, нужно было всего лишь отшлифовать несколько моментов в их так называемых деловых отношениях. Еще несколько недель — и она будет его. Представляя пламя желания в ее взгляде, обращенном к нему, Рен заснул, внезапно почувствовав, насколько вымотался. *** Она проснулась, чувствуя, как болит все тело, как глаза отзываются усталостью и тяжестью, точно к векам привязали грузы. Но она понимала, что должна проснуться, иначе опоздает, и ей объявят выговор. Первое, что она увидела — белоснежный потолок вместо кремового в ее комнате. Она поморгала. Это была не ее комната. Харука вскочила на кровати и окинула взглядом комнату. Тонкая черная простынь соскользнула с ее тела. Кровать, в спальне Рена. Харука узнавала эту строгую комнату с черной мебелью, лакированный туалетный столик, высокий шкаф, мимо которого она всегда проходила, когда нужно было зайти в гардеробную, чтобы повесить одежду. Она тут же окинула себя взглядом на предмет одежды и вздохнула с облегчением, когда обнаружила, что все еще одета. Было бы совсем неловко очутиться в чужой кровати в чем мать родила. Но как она добралась до кровати в ее состоянии? Она тихо простонала, когда тупая головная боль напомнила о себе. Да как же ей сегодня работать? Но только когда она опустилась обратно на постель, она заметила, что кто-то мерно дышит рядом с ней. Кто-то по имени Рен Дзингудзи. Что за..! Она почти вскрикнула, но едва удержалась, когда взглянула в его лицо. Он выглядел таким уставшим и измотанным после перелета, а она не дала бы ему отдохнуть своим запахом изо рта. Рен. Ей стоило бы злиться на него, но видеть его дома, мирно спящим, давало ощущение облегчения. Она так за него волновалась прошлой ночью, что опустошала бокал за бокалом, едва ли запихнув немного еды в себя, пока не уснула. Видимо, это он перенес ее в кровать, чтобы она могла поспать в более удобном положении. Харука осторожно подползла ближе, удерживая руку в воздухе. Прядь волос упала на его лицо, и она аккуратно убрала ее, касаясь его лба. Он выглядел как Эндимион этого времени, погруженный в глубокий сон. Высокие скулы, чуть подернутые розовым, ресницы, изогнутые как у девушки, гладкие шелковые волосы, как золотой сироп. Особенно ей нравился вблизи его нос, ровный, прямой, без горбинки, напоминающий ей о мраморных статуях Лувра. Она чуть коснулась его лица, играя с ресницами, точно собиралась пересчитать их по одной, и скользнула подушечкой пальца по нижней губе. Он не шевельнулся, лишь продолжал ровно дышать, обдавая ее руки теплом. Она снова провела по его губам, вспоминая, какими они были мягкими, когда она прижалась к ним своими в ту ветреную ночь, когда-то уже давно, и хотелось легко куснуть их. — Пожалуйста, будь осторожнее с моими губами, вдруг я не смогу петь, если ты выгладишь их в другую форму. Она задохнулась от удивления и поспешила убрать руку. Как же она пристально смотрела на губы, что не заметила, что он открыл глаза. — Только не подумай… — начала она, отодвигаясь, но он поймал ее за талию и притянул обратно. Она смотрела на него сверху вниз, их губы разделяли всего несколько сантиметров. — Не подумай что? — шепнул он, обдавая ее теплом дыхания. Сердце громко колотилось, и она боялась, что через его тонкую хлопковую рубашку он почувствует это. Ее грудь была прижата к его, его длинные пальцы распростерлись по ее ребрам, удерживая ее близко к нему. Слишком близко. Харука плотно сжала губы, отказываясь отвечать. Честное слово, Рен задразнит ее до смерти, если не сведет с ума своими требованиями и гневом тирана. — Ой-ой! Объявляешь мне бойкот, шери? — Ты забыл кое-что, — отозвалась она, пытаясь упереться ладонями в его грудь и оттолкнуть. — С тебя причитается объяснение, что это был за выпад с сообщениями. Он чуть заметно улыбнулся, глядя на нее полусонными глазами так, что впору было растаять. Проклятье, а не глаза, подумала с раздражением Харука, ему нужно лишь посмотреть на нее, чтобы задрожали коленки. Отвратительно до невозможности. — Я знаю, — тихо ответил он. — Прости меня. Харука удивленно распахнула глаза. Она ожидала, что он начнет ее отчитывать, и уже приготовилась к спору, приготовилась набрасываться и кричать на него, но вместо этого он просто извинился. Он не заболел? — Ты извинился? — медленно произнесла она, все еще не веря, и почувствовала, как он пожал плечами. — Я должен был прояснить свою позицию тебе. Я виноват, полностью виноват перед тобой. Мне стоило объяснить, почему я так жестко стоял на том, чтобы тебя всегда сопровождал Джим. Я боялся, что ты попадешь в неприятности, когда я далеко, и могу к тебе не успеть, чтобы спасти. Он начал гладить ее по спине, порой прихватывая кончики ее длинных волос. Она было хотела заговорить, но он остановил ее, прикладывая палец к губам. Шшшш. — Харука, я знаю, как яростно ты желаешь независимости. Чувствовать свободу для тебя не меньшее удовольствие, чем для старика его трубка. Но мне жаль, что ты никак не увидишь смысл в том, чтобы отдавать себе отчет, что происходит. Ты выживала в безопасности на чистой удаче, и привыкла к этому. Ты женщина, а в наши дни многие ужасные преступления, совершенные над женщинами, даже остаются безнаказанными. Надеюсь, ты поймешь. Я просто хочу, чтобы ты всегда была в безопасности. Рен смотрел на нее с такой нежностью, что ей было страшно отводить взгляд. Она не знала, что сказать на эту речь. Уже долгое время ей не на кого было положиться, она жила одна, жила, стараясь не касаться краев уличной преступности и насилия, всего, что наблюдала, работая в поздний час. Но делать было нечего. Она пыталась сливаться с окружением, носила мешковатые джинсы и толстовки с капюшоном, чтобы спрятаться от взглядов и не привлекать внимания. И вот, несколько лет спустя, с ней все было в порядке. Но она понимала, что он пытается ей сказать. Стоило признать, иногда она была вспыльчивой, как подросток, только что вступивший в переходный возраст, и Рен наверняка пытался припомнить ей инцидент у ее дома, из-за которого она угодила за решетку на пять долгих дней. Что уж упоминать, когда в Красной бабочке она ударила мужчину по голове бутылкой — той самой ночью, когда потом пришла к нему в приватную комнату отдыха. Рен приходил к ней тогда, когда она нуждалась в нем больше всего, и уже дважды спас ее. Может, пойдет на пользу его слушаться хоть иногда. Ее раздражение растаяло, сменяясь усталостью. Она не могла больше срываться на него. Может, пришло время убрать щиты. В конце концов, если бы он хотел сделать с ней что-то гадкое, он бы сделал это в тот самый момент, когда она переступила порог его квартиры. У него было много возможностей пересилить ее, учитывая, что его сил хватало, чтобы побеждать в боевых искусствах мужчин. — Прости, — тихо сказала она. — Я буду осторожнее в следующий раз и не заставлю больше волноваться. В конце концов, тебе надо думать прежде всего о работе, — скромно добавила она и заметила, как пораженно он смотрит на нее. А в следующий момент он расплылся в невероятно красивой улыбке, от которой его глаза вспыхнули и льдисто-голубой их цвет стал казаться куда ярче. — Слава небесам, ты сегодня такая сговорчивая, — заметил он, качая головой. — Видимо, это все алкоголь. Кстати, — добавил он строгим тоном, — В твоем возрасте развлекаться таким образом без присмотра…я разочарован. Она покраснела от стыда. — Я не развлекалась! Мне просто надо было успокоиться, и это все, что я смогла сделать, — прозвучало как-то жалко. Да что ж такое. Рен рассмеялся. Она уже и забыла почти, как приятно слышать его смех. Когда он смеялся, его лицо расслаблялось, теряя острые черты, и становилось еще красивее. Да и вообще он изменился. Такое ощущение, что пока он был в отъезде, случилось что-то хорошее. А с таким расслабленным и довольным Реном и работать хотелось больше прежнего. Сердце отчаянно колотилось в груди, отзываясь на мысли. Рен все больше походил на принца, каким с самого начала казался ей. А ты говорила, что не станешь влюбляться, с сарказмом прокомментировал внутренний голос, какая же ты, Харука, большая жирная лгунья.