Юная любовь

Он постучал кончиком ручки по блокноту, напряженно уставившись в экран ноутбука. Последний час он пытался придумать что-то со словами, которые бы подходили к мелодии, что сегодня отправил ему брат по электронной почте. Но он не мог напечатать ни слова. Он закрыл глаза, вслушиваясь в мелодию, заигравшую с самого начала. Может, стоило сначала представить образ в голове? Последнее время со всех сторон давили дедлайны и требовательные клиенты, а сейчас стоило позволить музыке самой говорить за себя. У брата было куда больше таланта, чем он когда-либо думал. Эта мелодия ему нравилась. Нравилась настолько, что играла уже часа два на режиме повтора, снова, снова и снова. Это было одно из лучших его произведений за все время. Если бы брат еще не отвлекался вечно на всякие глупости. Он откинулся на кресло, обтянутое бежевой кожей, оттолкнулся пальцами стоп, позволяя себе утонуть в мягкости спинки, и тихо замурлыкал под нос мелодию, уже оставшуюся в его памяти. Все, что ему нужно было — найти слова, что вписались бы в нее, как кусочки паззла. Ему нравилось, когда приходилось сталкиваться с очередным вызовом. А это была очередная задачка, которую нужно было разрешить. Не открывая глаз, он провел руками в воздухе, пальцы его двигались вперед и назад, губы шевелились в бессвязном бормотании — лишь бы попало в ритм мелодии. Образ. Образ возник в его мыслях. Принял очертания в звуках. Вихрь перьев, тоскливый вздох женщины, тихие переливы звона колоколов, запах неуловимого парфюма из поражения. И тогда он принялся печатать. Быстро. Яростно. Пальцы порхали по клавиатуре ноутбука, едва поспевая за словами, льющимися из мыслей. Побоку орфографию, это можно потом исправить, самое главное — писать и подчиняться голосу мелодии, поющей для него. Рассказывающей ему историю. Шепчущей, и он ловил шепот чистым листом. ...поглотила бескрайняя ночь откуда тебе знать все, во что я верю и больше некуда идти знаешь ли ты как лжива надежда в этом мире и отчаяние — единственная истина, открывшаяся мне я истекаю кровью этому нет конца Он остановился. Дверь перед ним тихо открылась, и он поднял глаза, замечая направляющегося к нему брата. Его ровно-спокойное лицо никогда не выдавало его настроения, но глаза сверкали необъяснимым восторгом. — Милая рубашечка, — сказал он брату вместо приветствия, прежде чем снова уткнуться взглядом в экран. Немного раздражал факт, что рассеянный братец должен был вернуться еще час назад, получив сообщение. Где был этот мозг, когда он писал слова? Нужно было четко знать, что творит в верном направлении, работая над их новой песней. — Сацуки, мне кажется, я нашел для тебя идеальную музу, — сказал брат и расплылся в довольной улыбке. Правильно, слушай, что за хрень несет Нацуки, вместо того, чтобы сконцентрироваться на нынешнем процессе. Сацуки едва не взвыл мысленно. Он наблюдал, как брат кидает рюкзак на стол с приглушенным грохотом; глубокий синий цвет новой рубашки только заставлял еще больше обратить внимание на шаловливые искорки в его глазах. Сацуки перевел взгляд на рюкзак, мысленно подмечая, что гремел там, скорее всего, ноутбук, и мысленно взмолился, чтобы хоть этот кусок электроники, легкий, обошедшийся ему дорого, пережил такое насилие над собой. Нацуки не осторожничал с вещами, и каждый раз приходилось искать замену испорченному. Только Сацуки собрался поинтересоваться, о ком говорит брат, как заметил, что тот пристально вглядывается в его экран. — Хм… — с этим Нацуки распрямился и подтянул стул к его столу, а после опустился лицом к спинке, сложив руки на ней и уперевшись подбородком. Ему что, не нравится то, что я написал, подумал скептически Сацуки. Когда брат создавал достойную внимания мелодию, он отсылал ее ему для доработки и на этом все заканчивалось. А уже Сацуки брал на себя дальнейшие корректировки и писал подходящие слова, и после этого в их портфолио появлялась еще одна песня, пополняя внушительный список, предьявляемый потенциальным клиентам, желающим использовать в своих альбомах их песни. У них уже был стабильный поток заключающих с ними контракты рок- и поп-звезд, исполнителей-соул и других музыкантов. Иногда их песни становились центральными в альбоме, иногда использовались как музыкальные темы для фильмов, сериалов, в рекламах и прочем. И с клиентами они были разборчивы. Их необычный подход к творчеству позволял требовать самые высокие цены и самостоятельно решать, кто же будет лучшим вариантом, чтобы вывести песню в свет. Выбор этот зависел от настроения Нацуки, невероятно тонко чувствовавшего людей. Ему было подвластно определить, лжет ли человек, не пытается ли обмануть себя самого, и делал он это так тонко, что собеседник даже не понимал, что его уже успели тщательно изучить. Большинство предполагало, что в их дуэте решения принимает Сацуки, ведь именно он занимался оформлением контрактов, переговорами и прочими подобными аспектами карьеры. К тому же даже упоминать не стоило, что в руках Сацуки была и финансовая сторона их деятельности. Но несмотря на это, окончательное решение, принимать ли предложение клиента, было отдано младшему брату. Об этом ни один из них никогда не заговаривал вслух с самого начала, как будто так и было задумано. Из-за всего случившегося в их детстве Нацуки вырос особенно тонко чувствующим истинную природу других людей, и Сацуки следовал за братом без единого вопроса, веря, что он понимает, как вести себя с людьми, и до сих пор они выживали в мире шоу-бизнеса. Сацуки продолжил разглядывать брата, отмечая, как каждый его шаг сквозит неведомыми искрами, и тут же понял, что случилось что-то хорошее. А если его брат со всем справляется — замечательно. Для него быть одним из пары близнецов было и счастьем, и проклятием. Счастьем было существовать бок о бок с кем-то, кто понимает тебя как себя через неразрывную связь. И проклятием было родиться на шесть минут раньше, стать старшим и взять на себя ответственность за жизнь младшего. Вот он и рос более серьезным и рассудительным из них двоих. А Нацуки, с другой стороны, оставался младшим, любителем повеселиться. Внешне они были столь похожи, что их лица, точно зеркальные отражения друг друга, заставляли людей принимать одного за другого. Да вот только Сацуки отличался от брата куда больше, чем могли бы предположить другие. Их отец был известным по всему миру композитором, завоевавшим в свое время множество наград за свои восхитительные работы. Легендарные его мелодии до сих пор играли в фильмах, рекламных роликах и даже мелькали в бродвейских шоу. Сначала братья думали, что не пойдут по пути, выбранному отцом, для счастья им было достаточно видеть славу отца. Но тот умер рано и оставил все им. К несчастью, их мать была слабой и поверхностной женщиной, легко попадавшейся на удочку бесчестных мужчин, которые бы наложили руки на наследство. Однако отец догадывался, что так случится, и две трети активов, предназначавшиеся сыновьям, были заморожены в целевом фонде, поэтому остатков хватало ровно на столько, чтобы с помощью поверенных покрыть умеренные расходы. Все эти интриги с целевым фондом вызывали раздражение матери, что было объяснимо — ее вдруг заставили содержать двоих детей при ограниченном бюджете. Год спустя после смерти отца, когда им было двенадцать, она умудрилась найти богача, который бы обеспечил ей желанную жизнь в роскоши. Отчим отказался воспитывать детей чужого мужчины и заставил ее сдать их на руки дальним родственникам по отцовской линии, хотя и те были не слишком рады этой перспективе. Но каждые несколько месяцев следовали новые похороны, и их продолжала преследовать злоба родственников, чьи имена не были упомянуты в завещании. Из-за физического и вербального насилия матери и родственников отца Нацуки стал замкнутым и тихим, а за свою импульсивность и любопытство его часто наказывали, и часто Сацуки принимал наказание, предназначенное брату. Свою мать, оставившую их волкам на съедение, он ненавидел, как и всех пустоголовых жадных родственников. Каждый день ему приходилось оберегать брата от ударов жизни, и Сацуки рос с клятвой, что найдет способ вырваться из этих страданий — ну или хотя бы переправить брата в безопасное место. После всех уродств, что окружали его в детстве, Нацуки зациклился на разного рода милых вещах и открыл в себе пристрастие в готовке, выпечке, садоводству и шитью; его часто можно было застать за рисованием, скульптурой или резьбой, и какой бы хлам не попал к нему в руки, результат всегда поражал. Маленькие милые зверюшки были его отдельной слабостью, и Нацуки притаскивал домой каждую раненую собачку, кошку или птицу, рискуя навлечь на себя гнев нынешнего опекуна. Сацуки не мог винить брата. Это было единственной возможностью сохранить рассудок, и он давал ему развлекаться как только хотелось. Нацуки жил в своем безупречном мире, скрытом в плотном пузыре, что креп с каждым годом, полным издевок — кто бы ни был их опекуном на тот момент — и лишь Сацуки добровольно и самоотверженно был для него якорем в реальном мире. Благодаря личному безупречному миру Нацуки открыл в себе талант создавать восхитительные мелодии и песни. Им было пятнадцать, когда Сацуки понял, какой в них композиторский и сочинительский потенциал — брат отличался в умении находить нужные звуки, а ему же в свою очередь больше давались рассказы и поэзия. Писать слова к песням брата было лучшим вариантом. Он понимал, что нужно быстро найти способ освободиться от жестоких опекунов. Неделями, месяцами он не вылезал из библиотеки в поисках законов, что помогли бы им, затем связался с попечителями, ведавшими завещанием отца, и после того, как были собраны все нужные доказательства и документы, удалось уговорить судью принять решение о их самостоятельности с семнадцати. А стоило им освободиться, Сацуки взял в свои руки их финансы, организовал покупку их собственного дома и ученичество у лучших композиторов страны. Через два года упорнейшей работы с потоками вдохновения, Нацуки стал штамповать композиции по десятку. Сацуки покрутил в руках перьевую ручку, мысли его затерялись в прошлом, и он не заметил, как брат установил ноутбук напротив его. В несколько щелчков по клавиатуре Нацуки что-то изменил в мелодии, что чуть раньше присылал ему. — Ну-ка, а если так? — сказал он, кинув ему флешку. Сацуки скопировал с нее файл и запустил проигрыватель. Мелодия, заслушанная им за последние несколько часов, обрела новое измерение, расцветающее яркими красками. Он не мог не улыбнуться удовлетворенно. Нацуки превзошел себя на этот раз. — Дай мне глянуть, что ты написал, может, если скомпоновать с моими записями, что-то получится, — сказал он. — Нужно кое-что поправить. Он схватил блокнот со стола и принялся строчить в нем с азартом ученого, готовящегося раскрыть секреты вселенной. Сацуки поднял взгляд от экрана и с удивлением посмотрел на брата — не трудясь это скрывать. — Прекрасная работа, Нацуки, — сказал он, — я в восторге. Так и было на самом деле. Брата посетило невиданное вдохновение, и только гадать оставалось, откуда в нем взялся этот огонь. — Я тут подумал… — медленно произнес Нацуки, отрываясь от листа бумаги. — Я тут подумал, может, предложим эту песню каналу Брайт? Сацуки задумался. Это был один из самых частых их заказчиков. Три года назад продюсер попросил их написать им песню для нового сериала, и та моментально стала хитом, а сериал пришлось продлить еще на три сезона. И с тех пор их сотрудничество продолжалось, с мнением близнецов считались, а месяц назад продюсер лично позвонил им с просьбой о новой песне в качестве открывающей заставки для их очередного сериала. Целевой аудиторией были определены старшеклассники, студенты и работающая молодежь, и его терзали сомнения, какую песню выбрать, с учетом того, что за сериал взялся один из самых востребованных режиссеров. — Вот как, — отозвался Сацуки медленно. — Значит, нам надо ее доработать и представить им как можно скорее. Директор Асагато звонил этим утром и интересовался так невзначай, не найдется ли у нас чего послушать. Эта песня ему понравится. Брат кивнул. — Значит, песня пойдет им. Выставляй высокую цену, он не будет спорить насчет лишней оплаты за то, что мы ему представим. — Как скажешь, — он пожал плечами. — Но у меня есть условия. Сацуки навострил уши. Его брат впервые предъявлял требования к будущей песне, и ему стало любопытно, чего же он хочет. Этот день явно становился особым для брата. — Вещай, — наверняка, это какие-то причуды, что пришли ему в голову вместе с текстом песни. — На эту песню я сниму клип, — Нацуки принялся загибать пальцы. — Исполнителя я выберу лично, и предпочтительнее будет мужской вокал. Мне нужен кто-то особенный. Поэтому кастинг должен быть на мне. Сацуки приподнял брови. Сурово. Как знать, согласится ли директор Асагато. Но судя по данным канала Брайт, можно было предполагать 95% вероятности, что они пойдут и на это. — Ты уверен, что хочешь сам снимать? — он пожал плечами. — У тебя же нет в этом опыта. Ему не хотелось сбивать настрой брату, но вдруг это окажется ему не по силам. — Ничего страшного, — Нацуки расплылся в улыбке. — Какая ерунда, пару недель вводного курса. Кроме того, я уже положил глаз на одну девочку для главной женской роли. У меня даже тут в голове история сложилась, — он похлопал по макушке. Сацуки критически взглянул на брата и вздохнул. Когда на него такое находит, останавливать бесполезно. Он уже догадывался, какую головную боль это ему сулит, но оставить брата одного разгребаться с таким большим проектом не мог. Столько ответственности. Стоило ли вообще пускать его в это все, подумал он, но тогда… Он снова посмотрел на брата, с энтузиазмом клацающего по сенсорной панели и что-то бормочущего под нос — судя по всему, он собирал список певцов для выбора. — …связаться ли с этим товарищем, который был топ-8 в прошлом году, — пальцы Нацуки теребили пуговицы синей рубашки. — Как же его имя-то было? Минасе Хаясе? Он нахмурился, глядя на рубашку брата. — Нацуки, новая рубашка? Его легкомысленный братец уже не раз отправлялся за новой одеждой и забывал за нее заплатить. Однажды был случай, когда он играл с детьми в парке и на футболке остались травяные разводы, поэтому он пошел за новой, а заплатить забыл, в результате чего его задержала охрана торгового центра. Сацуки тогда пришлось в срочном порядке закончить встречу и поскорее разрешить эту неловкую ситуацию, а брата отвезти домой. Чтобы не отчитывать брата и не позволить ему снова попасть в такую же ситуацию, пришлось взять за привычку каждый раз класть ему в рюкзак запасную рубашку. Он понимал, что ведет себя как мамаша-наседка с излишней заботой, от которой брату только тошно, но он был для него всем и не оберегать его было невозможным. Сацуки старался сделать свою заботу как можно более незаметной, но Нацуки всегда больше заботили другие вещи. Брат только и кивнул, возвращаясь к своим мыслям. — Так…да, и его. Пусть тоже будет в списке. Сацуки устало закатил глаза и поднялся. Если им предстоит выбраться в город, стоило сменить рубашку. Мурлыкая под нос застрявшую в мыслях на повторе мелодию, он покинул брата, поднимаясь в комнату, чтобы принять душ. *** — Добрый день! Не думала, что мы встретимся здесь вот так. Сацуки собирался закурить, когда кто-то заговорил с ним. На него смотрела девушка, ее макушка едва достигала его плеча. Он нахмурился и огляделся, сомневаясь, не ошиблась ли она с собеседником, но кроме него, рядом не было никого. Так что он лишь пожал плечами, вглядываясь в полную ожидания улыбку девушки. Продюсеры канала Брайт с удовольствием приняли условия Нацуки по поводу новой песни его сочинения. У них уже шла работа над сценарием, и через четыре месяца должны были начаться сьемки. Было принято решение первым отснять клип в качестве рекламы, чтобы вызвать интерес у аудитории. Дальше Нацуки не терял времени, получив добро. Тут же он подрядил брата организовать встречи с певцами из короткого списка для собеседования. За последние три дня они рассмотрели уже четверых. Пятый, Рен Дзингудзи, восходящая рок-звезда, сейчас сидел с Нацуки за закрытыми дверями приватного зала престижного трехзвездочного ресторана с великолепной западной кухней. — Эм…привет, — отозвался он, напрягая мозг в попытке вспомнить, где они могли встретиться. — Я собиралась встречать начальника с деловой встречи, а тут ты, — девушка активно жестикулировала. Сацуки спрятал зажигалку и взял сигарету пальцами, выбросив. Он поскреб подбородок в замешательстве. Обычно к нему никогда не подходили с таким дружелюбием из-за его холодной манеры держаться, и даже обижались на это, но его это не волновало. Ему нужно было сохранять вежливость для делового контакта, и всего. Эту девушку, казалось, не волновало, что он смотрит на нее с сомнением. Она продолжала болтать, интересовалась насчет него, говорила о погоде, и наконец спросила, куда он делся, когда вышел из магазина одежды. Сацуки попытался прикинуть ее возраст. Девятнадцать? Двадцать? Может, даже пятнадцать? Он остановился на пятнадцати, присмотревшись к ее хрупкому сложению. Высокие скулы подернулись румянцем и без косметики, золотисто-рыжие волосы подчеркивали светлую кожу, которая точно светилась изнутри, а темный изумрудный цвет блузки усиливал этот контраст. Девушка завязала длинные волосы в небрежный конский хвост, и пара прядей выбилась из-под резинки. Но ее глаза. Глаза были ее главным сокровищем. Удивительно редкого цвета, как яркий мед, как янтарь с золотыми искрами, рассыпанными по радужке. Глаза волчицы. Он уже видел такие глаза. На самом деле, у Нацуки была целая полка, полная изображений женщин с такими неземными глазами. Одной из его любимых художниц была Суламифь Вулфинг с ее широко известными рисунками — дриадами, речными нимфами и сказочными принцессами. Он даже несколько месяцев назад купил у одного канадского художника огромную картину, вдохновением к которой послужили иллюстрации Вулфинг. Сацуки едва сдержал порыв схватить ее за подбородок, чтобы ее кукольное личико замерло, и можно было бы подольше смотреть в ее глаза. Хватать вот так незнакомку, что за нахрен? О чем он только думает? Не хватало еще, чтобы его неправильно поняли и заклеймили извращенцем. От этой мысли стало дурно. У нее было тело женщины и лицо девочки. Убойная комбинация для половозрелых самцов, как он. — Ох, прости, я все болтаю и болтаю, а так и не представилась, как некрасиво, — девушка смущенно улыбнулась и формальнейшим образом склонилась в приветствии. — Мое имя Харука Нанами. Харука Нанами. Весенний цветок. Идеальное имя. Он чуть отступил, не зная, как быть. Ему тоже представиться? Да что с ним вообще происходит? Всего лишь девчонка, а он уже поплыл. Его странное поведение от нее не укрылось, и она вопросительно посмотрела. — П-прости. Ты, должно быть, перепутала меня с кем-то, — произнес он и развернулся на каблуках, направляясь к ресторану. Не хотелось бы еще больше обижать девчонку. — Осторожно! Маленькие ладошки с силой вцепились в его темное пальто и потянули на себя. В этот момент что-то прогремело мимо него, и он почувствовал, как падает на спину. Совершенно неграциозно приземлившись на тротуар, он выругался и услышал грохот чуть поодаль. Он лежал на спине, распластавшись на твердом покрытии, и воздух из легких, казалось, выдавило с падением. Кто-то из прохожих с криком кинулся к зданию. Перед Сацуки — там, где он стоял пару секунд назад — рассыпались инструменты, кисти и несколько тяжелых жестяных банок, вывалившихся из сорвавшейся с крыши люльки. С какой-то банки слетела крышка, и белые пятна усеяли тротуар, а рядом разлетелись осколками бутылки с растворителем. Мэтр поспешил выйти на улицу, чтобы помочь прохожим, ударившимся о тяжелые керамические горшки перед окнами, и принялся извиняться за произошедшее, пока администратор осматривал место происшествия и звонил ответственному за покрасочные работы, чтобы тот оценил нанесенный им ущерб. Те, кого не задело, помогли подростку, паре средних лет и матери с грудничком сесть. — Ты в порядке? — тихим голосом спросила Харука, и он только сейчас осознал, что она частично смягчила ему падение. Она не отпускала его, поддерживала его голову, ее руки лежали на воротнике его пальто. — Вызовите скорую! — прокричал полный мужчина в джинсах, помогая подняться старушке. Сацуки заметил у девушки кровь на щеке. Проклятье! — Надеюсь, ты не ударилась головой, — он покосился на нее. — Могла бы просто потянуть меня в сторону. Я же мог тебя раздавить собой. Несмотря на суровый тон, которым он ее отчитывал, она улыбалась, все еще лежа на спине. — Маленькая шишка, ничего серьезного. Сацуки раздраженно скрипнул зубами. Девчонке стоило бы понимать, какая она хрупкая. Ей бы прятаться самой надо было, а он бы сам справлялся со случившимся. — И не надо кривиться, — сказала она. — Простого спасибо достаточно. Вообще-то это я должна злиться на тебя за то, что ты не смотришь по сторонам. Она прикрыла глаза и Сацуки запаниковал. — Эй! Ты же сказала, что все в порядке! — он быстро перекатился на бок и с усилием поднялся на колени. Заодно и прислушался к телу, замечая, что сильной боли нигде нет, а пострадало разве что его самолюбие. Все благодаря этой малышке. — Харука, ответь мне! Очнись! — потребовал он, чувствуя нарастающую злость. — Могла бы и сказать, что пострадала. Ее глаза распахнулись. — Я и не пострадала. Мне просто стало нехорошо от всей этой ситуации. Как подумаю, что могла не успеть тебя оттащить, и был бы передо мной искалеченный человек… сразу слабость берет. Она пожала плечами и поморщилась, тихо выругавшись — вроде как по-французски. Его раздражение тут же улетучилось. Все-таки в ней было что-то хрупкое под стать ее тонкому сложению. Господи, спасибо. А вообще, она девочка с огоньком. Лишняя изнеженность в женщинах ему не нравилась, это напоминало о легко расползающемся трещинами хрустале. Вот поэтому он никогда не был в отношениях долго — стоило женщине влюбиться, и она начинала бессовестно цепляться за него. Сацуки взял ее за руку, удивляясь миниатюрности ее косточек. Стоило не рассчитать силу, и он бы с легкостью переломал бы ей всю кисть, но под тонкой кожей бился четкий пульс, и ее хватка была уверенной. Он напрягся от одной только мысли, как эта ладошка касается кожи и сжимает его… там. — Спасибо, что спасла меня, — сказал он, вглядываясь в ее глаза и ища в них подтверждение тому, что с ней все хорошо. Она храбро смотрела в ответ, и на что-то промелькнувшее в его зеленых глазах ее взгляд чуть окрасился неловкостью. Только Сацуки собрался предложить ей поехать с ним в ближайшую больницу, чтобы ее осмотрели должным образом, его оборвал вопль. — Харука! Она поспешила вытянуть из его хватки ладошку, и его грубо оттолкнул какой-то широкоплечий длинноволосый блондин, который тут же обнял девушку. Вот же Златовласка в штанах, подумал Сацуки, чувствуя нарастающее раздражение и злость за то, что его прервали. — Вот дурная! — выдал блондин. — Стоило мне на секунду отвести взгляд, и вот, ты опять в центре катастрофы. Вот скажи мне, что мне с тобой делать, мон шер? Моя дорогая? Обращение это от внимания Сацуки не ускользнуло. Он прищурился самым собственническим образом. Это что, ее парень? — Я в порядке. И не смей опять выносить мне мозг, я тут только что человеку жизнь спасла, — с гордостью отозвалась она из объятий блондина, и встретившись взглядом с Сацуки, лукаво подмигнула ему. Ямочками на щеках на ее лице расцвела смущенная улыбка. — Тебе стоит быть осторожнее, — и блондин что-то прошептал ей на ухо, от чего Харука покраснела еще сильнее. — Заткнись, Рен! Златовласка ухмыльнулся. — Ты в порядке? Сацуки поднял голову и встретился взглядом с братом, обеспокоенно склонившимся к нему. Не смея моргнуть, он кивнул. Как же трогательно было чувствовать заботу и любовь брата. Его теплая ладонь легла на его плечо, и брат помог подняться и отряхнул грязь с пальто и брюк. Оба они даже не смотрели на разворачивающуюся позади сцену, как задетым падением банок прохожим дают воды, как их усаживают на стулья и вызывают скорую. Братья стояли плечом к плечу, замерев, как каменные истуканы, и наблюдали за разворачивающейся перед ними нежной сценой. Златовласка все еще обнимал Харуку и пытался на ощупь определить, не сломано ли у нее что. Затем он распрямился и помог ей встать, и вот они стояли лицом к лицу с ними. Этот блондин был высокого роста, почти такого же, как и они сами. Лицо тонкое и красивое, прямой нос, высокие острые скулы. Черная рубашка-поло обтягивала грудь, добавляя темной чувственности в ауру. Изящен, как пантера. Действительно грозный противник. Сацуки понял, что блондин, вцепившийся в Харуку, носил имя Рен Дзингудзи. Тот самый Рен Дзингудзи, с которым его брат обсуждал новую песню сегодня. — Ой… — только и выдавила Харука. Глаза ее широко распахнулись, когда она поняла, что видит перед собой. Два зеркальных отражения. Один — в темно-синей рубашке и черном пиджаке, второй в оливково-зеленой футболке и джинсах. Одинаковые волосы, одинаковое лицо. Одинаковая грустная полуулыбка. Одинаковые глаза цвета зеленых листьев, промокших под летним дождем. — Близнецы… — произнесла она. Она со смущением посмотрела на него, затем перевела взгляд на Нацуки, и в ее глазах загорелось понимание. — Я не знала… Но надеюсь, рубашка тебе понравилась. Так она встретилась с Нацуки, понял он. Она узнала в нем Нацуки. И это она купила его брату новую рубашку. Сацуки покосился на брата и увидел, как он улыбается ей вовсю и чуть кланяется с извинениями. — Здравствуй. Прости, что сбежал тогда, понимаешь, я как раз сочинял песню, и тут на меня напало вдохновение и я поспешил. Мое имя — Нацуки Синомия. А это мой брат, Сацуки. — Харука Нанами. Краем глаза Сацуки заметил, что Харука смущенно улыбается ему. — Я такая дурочка, прости. Не могла понять, почему ты смотришь на меня, как на ненормальную. Я просто подумала… Просто, твой брат за все время, когда мы встретились, не произнес ни слова. — Не стоит беспокойств, — формальным тоном ответил он, и сам удивился тому, каким холодом был пропитан его голос. Брат чуть заметно напрягся и искоса посмотрел на него. Нацуки не терпелось узнать, что с ним происходит, а перед девчонкой устраивать сцену не хотелось. — Все путаются одинаково. Выпавший из беседы Рен вмешался. — Прости, что сорвался, Нацуки. Мне нужно отвезти Харуку в больницу, хочу убедиться, что с ней не случилось ничего неприятного, — он сделал акцент на «ничего неприятного», и Сацуки услышал за этими словами предупреждение. Не тронь ее. — Разумеется, — ответил Нацуки, тоже заметив на словах кружево ревности. — Мы можем назначить встречу в другое время. Когда они распрощались, Харука проводила близнецов взглядом. Даже она почувствовала это напряжение между Сацуки и Реном, но не могла понять, в чем дело. Рен с осторожностью разместил ее на пассажирском сиденье, коротко кивнул им и завел двигатель. Пара секунд, и их уже не было. — Я решил остановиться на нем, — тихо сказал Нацуки. Он посмотрел на брата, ожидая, что тот будет спорить, но Сацуки лишь повел плечами. Да пусть Нацуки делает все как ему захотелось, блин. Сацуки не понимал, почему так злится на ровном месте. Ощущение было, будто он нашел игрушку, собрался поиграть, а кто-то взял и выдернул ее из его рук. — Что ж, ладно, — произнес Нацуки, разворачиваясь и шагая прочь от ресторана. — Харука Нанами должна играть в клипе главную женскую роль. Наверное, это судьба. Он тихо усмехнулся. — Ты о чем? — вот сейчас чувство юмора братца совсем не радовало. Сацуки переполняла ярость, желание вцепиться кому-то в глотку. — Помнишь, я одним вечером сказал тебе, что нашел для тебя музу? — отозвался Нацуки, глядя на него. Сацуки замер на месте. Харука Нанами. — Да, Сацуки, — Нацуки чуть дернул уголками губ в улыбке, — я говорил о Харуке Нанами.