Юная любовь

Харука поерзала, пытаясь расслабиться и не обращать внимание на порхающих в животе бабочек. Она чуть смещалась на своем месте, так незаметно, чтобы визажист не отругал ее в очередной раз. В гримерной было душно, несмотря на холодный поток воздуха от вентилятора. Она мысленно взмолилась, чтобы кто-то настроил кондиционер. Лампочки на рабочем месте визажиста обжигали светом, забирались под кожу, под толстый слой макияжа на лице. Мягкие кисточки прошлись по ее векам, а затем последовало прикосновение пальцев, аккуратно наносящих что-то сверху. Когда визажист закончил (она знала, что он предпочитает мужчин), она попыталась чуть приоткрыть глаза и подсмотреть в зеркало. Ей не терпелось узнать, что за образ они ей придумали, но показывать ей отказались, следуя строгим указаниям, полученным лично от директора. Нацуки будет в ярости, говорил кто-то. Ему хотелось оценить полноценное впечатление, когда на съемочной площадке появятся главные герои. — О-о-ох! — простонал Маджента, всплескивая руками. — Солнышко, не открывай глаза, если не хочешь, чтобы блестки попали в глаза. — Про… — она хотела извиниться, но Маджента перебил ее. — И не говори ничего, иначе базовая помада отпечатается на зубах! Харука проглотила рвавшиеся наружу слова извинений и вздохнула, чувствуя, что начинает сожалеть, что согласилась. Ей не хотелось доставлять проблем Мадженте. Этот парень был настоящим гением, но и он бросил все дела, чтобы помочь Нацуки в проекте. Ну или по крайней мере так он объяснил ей, когда она в очередной раз была прикована к сиденью перед столом визажиста и терпеливо выносила все, что крайне аккуратно вытворял Маджента. Они были знакомы с Нацуки со времен старшей школы, и именно тот нашел его талант в кисточках для макияжа. С тех пор они были друзьями. Харука сидела смирно, лишь меняя гримаску, чтобы Мадженте было удобнее работать. Сидеть вот так два часа было довольно скучно, но особенно протестовали болью ягодицы. Ей оставалось надеяться, что финальная примерка не затянется. Последние несколько дней на ней пробовали разнообразные прически и стили макияжа, пока наконец Нацуки не одобрил. Так как большую часть проекта держали от нее за семью печатями, она слабо себе представляла, насколько масштабной будет ее роль. Все, что она знала, содержалось в выданном ей сценарии, и ее попросили сконцентрироваться на некоторых особо важных местах. Несколько вечеров она пыталась примерить на себя свою роль, читала строчки текста, строила зеркалу рожицы, и все это казалось каким-то несерьезным. Ей никогда не приходило в голову, как тяжело будет работать над этим проектом. Она обещала себе добиться признания в качестве композитора по всему миру, и теперь у этого пути открывались все новые горизонты. Что бы там ни думал Рен, никакого прослушивания не проводили. Аки якобы не был в курсе деталей по поводу ее контракта, и все, что он знал — она прошла вступительное испытание, продюсеры выбрали ее на главную роль. Конец истории. Аки явно не растерял свой актерский талант, судя по тому, как ему удалось обыграть этот спектакль для Рена. Ей самой было важным хотя бы набраться сил лгать вот так внаглую перед Реном. Мысль, что приходится его обманывать, поедала ее изнутри чувством вины. Но оставалось только стиснуть зубы и заставлять себя думать, что это все к лучшему. На карте — карьера Рена. Однажды, когда все это закончится, она расскажет ему правду, и они оба посмеются над этим. А сейчас нужно было держать рот на замке и следовать инструкциям Аки. Что бы Рен ни думал, как бы ни подозревал, что его обманывают, она не могла знать. Он ни малейшим образом не показывал, что чует обман. Харука продолжала думать об сложившейся трудной ситуации с Реном. С того дня, после ссоры и «официального сообщения» Аки о ее назначении они все еще не говорили друг с другом. Когда он едва не ударил ее, она моментально сбежала, и в этот вечер что-то в их отношениях надломилось — не поддаваясь восстановлению. Это заставляло ее нервничать и беспокоиться, настолько, что пропал даже аппетит, из-за чего она потеряла несколько килограмм. Чувствовать себя подобным образом было мерзко. Беспомощность, одиночество и злость в одно время. Злость на себя и на него. Ей не хотелось его провоцировать и раздувать ссору до таких масштабов, уж лучше бы он отстранился и перестал ее замечать. Ее одолевал гнев за его очередные попытки ее контролировать. Да почему он так упрямился, когда вставал вопрос о том, принадлежит ли ему ее время? Но большую часть времени ей овладевало любопытство. Почему Рен так не хотел, чтобы она тоже участвовала в этом проекте? Она надеялась, что, сорвавшись, он выдаст истинную причину своего упорного нежелания отпускать ее. Но вместо этого он едва не поднял на нее руку. Харука едва не вздрогнула, вспоминая тот ужас. Если быть честной, она перепугалась, что он действительно ее ударит. Может быть, она того и заслужила, но видеть его таким разъяренным было слишком, чтобы даже пошевелиться. Когда на его лице мелькнуло сожаление, она поспешила воспользоваться моментом и сбежала. Страх наполнял тело дрожью, и она боялась, что напоследок попытается огрызнуться так, чтобы ему было еще больнее, чтобы последнее слово осталось за ней. «Ты хотел меня ударить, да?» — выдохнула она. В ее глазах засверкали слезы. — «Потому что я не марионетка, которая будет плясать по каждому твоему капризу? Ну почему ты так хочешь упрятать меня в клетку?! Ненавижу тебя!» Выбегая из квартиры, чтобы укрыться у себя, она плакала. Ей уже хотелось ругать себя за то, что наговорила, за слова, которые уже причиняли ей боль, точно нож проворачивался в груди каждый раз, стоило ей вспомнить, что она ему наговорила. Стоило держать рот на замке. Через несколько часов она тайком прокралась в его квартиру, переживая, в порядке ли он, и была почти готова открыть правду, хотя и боялась, что за свой обман получит еще больше его гнева. Но дома Рена не было. Двое суток он не возвращался домой, и это заставляло ее нервничать в глубине души. Наконец, она позвонила Аки и тот сообщил, что Рен занимается в студии звукозаписи, решив освежить пару песен. Казалось, в его поведении ничего не изменилось, но Харука понимала — он до сих пор злится. Она не присутствовала в процессе подписания контракта, нашла какую-то отговорку, да и Аки никогда не настаивал. Только в вечерних новостях она увидела упоминание того, что все состоялось, и кадры из интервью с несколькими участниками проекта. Рен блистал, улыбаясь на камеру, в льдисто-голубых глазах сиял восторг. Красавец в свете множества ламп, он совершенно точно был благословлен чертами кинозвезд, вложенными в гены предков. Звучало множество вопросов, микрофоны чуть ли не впечатывали ему в лицо, но он и виду не подавал, отвечая на вопросы с непринужденной улыбкой, точно и не было той ссоры. Настало утро, Аки прислал сообщение с наказом прийти к нему в кабинет, где огласил новости, что она прошла «прослушивание». Рен тоже был там, и он даже не трудился смотреть на нее, пока она пыталась излучать радость. Больно. Когда он наконец поднял взгляд, это было подобно тому, как он смотрел бы на стену сквозь нее. Аки, казалось, вовсе не трогало, что они практически не разговаривают, он напрочь игнорировал разлившееся в воздухе его кабинета напряжение. Зато он освободил ее от обязанностей ассистента Рена до дальнейших изменений. С ней должен был связаться кто-то из агенства и организовать расписание. Харука пыталась спросить, справятся ли они сами, но Аки, видимо, и без слов понял, о чем она хотела заговорить, и сам объявил, что они отправляются в отель недалеко от студии, в которой будут проводиться съемки, и ей не стоит беспокоиться за Рена. «Сосредоточься на своей роли, Харука. Я организую доставку документов через кого-то еще. Если возникнут вопросы, звони мне. Все будет хорошо» — сказал он тогда после паузы. Рен даже не подумал протестовать. При обычных обстоятельствах он бы высказал свое недовольство и настоял, что нуждается в ее обществе. Но он не произнес ни слова в ее защиту. Вообще он только и делал, что сидел и играл с телефоном в пальцах с самым равнодушным видом. Когда ей намекнули удалиться из кабинета, Харука почувствовала себя маленькой девочкой, потерявшейся среди леса и не знающей, как пройти домой. Она жила одна до этого и в этом одиночестве не было бы ничего нового. Но чувство одиночества казалось слишком тяжелым теперь, спустя месяцы. Рен был с ней почти весь день…раньше. Но теперь она не могла даже приблизиться и от этого становилось тоскливо. — Открой ротик, солнышко, — Маджента взял палетку с красной матовой помадой и тоненькая кисточка запорхала по ее губам. Сегодня начинались пробные съемки, и ее попросили прийти пораньше. Один только макияж и примерка костюма занимали три-четыре часа до этого, а еще по утрам она проходила краткий курс актерского мастерства. Днем же Нацуки лично посвящал ее в суть искусства фехтования. Здорово. Она никогда не любила спорт, предпочитала оставаться на скамейке запасных. Да, ей нравилось сделать пробежку, но не что-то вроде танцев или, святые небеса, фехтования. Во что она ввязалась на этот раз? Странно, что Нацуки лично встретил ее в первый день репетиций. Казалось бы, он режиссер, а у режиссеров и так слишком много дел, чтобы еще показывать кому-то подноготную искусства создания музыкальных видео. Но у нее были свои инструкции, а их положено выполнять со всей строгостью. — Удивлена? — спросил он тогда. Они не виделись несколько дней, и в кепке, джинсах и футболке непонятной расцветки, которую точно заляпали масляными красками, Нацуки походил скорее на подростка, почти что ее ровесника. Встреть их кто-то вместе, могло бы показаться, что они одноклассники, хотя Нацуки был одного возраста с Реном. Однако вел он себя не по возрасту. Она едва прибыла на место встречи, указанное агенством. Это был большой общественный спортзал, арендованный для нее и еще нескольких человек из актерского состава. Кто-то нарезал круги и косился на мягкие синие маты посреди зала. Там стояла с парой легких длинных мечей высокая женщина средних лет с четкими китайскими чертами лица и длинными прямыми волосами. — А что мы тут делаем? — спросила шепотом Харука, придвигаясь поближе к Нацуки. Окружающие заметно возвышались над ее хрупкой фигуркой, но рядом с Нацуки, который был еще выше Рена, было комфортно. А спокойствие нужно было как никогда. — Будем тренироваться, — улыбнулся Нацуки, блеснув очками. Он вытащил два пластиковых кресла из стопки в углу и поставил их рядом. Присев, он указал ей на второе, и снял кепку, проводя пальцами сквозь копну растрепанных волос. — Тренироваться, — повторила она. — Ладно… Последовав за ним, она подошла к свободному стулу. Сегодня Нацуки не сопровождал брат. Во время подписывания контракта Сацуки был рядом, серьезный и неулыбчивый, внимательно слушающий, что говорит младший брат на интервью. Она задалась вопросом, а где сейчас был старший, и был ли он участником этого проекта. Наверняка был. Нацуки мил, но создавалось впечатление, что он проваливается в свой внутренний мир, когда создает невообразимые планы. Достаточно было увидеть таинственную тень, скользнувшую по лицу, чтобы это понять. А вот его брат казался более уверенно стоящим на ногах — вот на кого скорее можно было положиться. Вместо того, чтобы задавать вопросы, удовлетворяя любопытство, Харука молча села. — Тебе нужно будет взять пару уроков фехтования, — произнес он, глядя вовсе не на нее, а на женщину в центре зала, которая начала разминку, растягивая руки и ноги с невероятной грацией. — Самый минимум, который будет нужен для сцен со сражениями. Не переживай, — Нацуки повернулся, встречая ее взволнованный взгляд, — мы поможем тебе с хореографией. В целом это будет ближе к танцу, но с оружием. Ты справишься. Думаю, сценарий ты видела? Харука кивнула. Она несколько вечеров подряд изучала свою роль. Задача стояла трудная, но она уже подписалась сделать это, оставалось только расправиться с этим как можно скорее. Харука была девушкой практичной и несмотря на все неприятности решила вложиться на полную. Ей хотелось помириться с Реном, а пока этот проект длился, привлечь его внимание будет тяжело. — Что ты думаешь о Исиде? — спросил Нацуки. Харука задумалась, прежде чем ответить на этот внезапный вопрос. — Мне кажется, она прекрасна. Храбрая, сильная и добрая. Но с какой-то стороны и хрупкая, когда встает необходимость защитить тех, кого она любит. Она не раздумывает, сразу бросается действовать, даже не понимая полностью, что происходит, — Харука сделала паузу. — А еще, по-моему, она слишком упряма. Исидой звали девушку, которую ей поручили играть. В ее голове мелькали образы: Исида с мечом, в блестящих доспехах; Исида, командующая легионом пехотинцев; Исида, сраженная любовью… — Ага, — кивнул Нацуки, — вижу, ты уже влезаешь в ее шкурку. Харука пожала плечами. История, вплетенная в клип, ей нравилась. Ощущение было, будто в ее голове прокручивалась короткометражка. Она иногда засыпала с переплетенной плотной пачкой бумаги и видела во сне Исиду и ее подвиги. Харука гадала, насколько значительной будет роль Исиды, и даже не заметила, как погрузилась в себя. Очнувшись из забытья, она встретила пристальный взгляд Нацуки; его ярко-зеленые глаза сверкали как изумруды-близнецы. — Прости, — она покраснела от смущения, — ты что-то сказал? — Нет, — он внимательно посмотрел на нее и протянул руку, чтобы заправить ей выбившуюся прядь за ухо, а затем перевел взгляд на женщину, теперь выполнявшую серию движений. Она взмахивала мечом так и эдак, словно танцевала, и ее тело плавно изгибалось. — Надеюсь, ты не будешь разочарована тем, что работаешь со мной. Он не смотрел на Харуку, и что-то в его голосе не давало ей покоя. Она нахмурилась. Ей показалось, или Нацуки пытался что-то выяснить в ее настроении? Помотав головой, Харука перевела внимание на женщину в центре зала. Добрые двадцать минут она выполняла движения и выпады с тонким длинным мечом, почти танцевала в такт успокаивающей классической музыке. Когда она закончила, все они зааплодировали ее мастерству. Каждое ее безупречное движение приковывало взгляд. После этого китаянка — она представилась как Лин — разделила всех на четыре группы и подала им основы движений кистей и стоп. Харука была в первом ряду своей группы, она разминалась и растягивала руки и ноги до нужного состояния для тренировки. Растяжка ей понравилась, и Харука решила в дальнейшем пользоваться этими упражнениями. От растяжки они перешли к правильной стойке, стали учиться, как держать предплечья и делать взмахи. Через три-четыре дня они должны были перейти на практику с деревянными мечами — график был выставлен напряженный, и вскоре предстояло приступить к репетиции сцен сражения. Харука занималась с удовольствием, но ее движения были наполнены напряжением, ведь Нацуки пристально следил за ней все это время. Стоило им закончить, Нацуки протянул ей чистое полотенце и бутылку воды, прежде чем сделать инструктору знак отойти с ним. Они говорили о чем-то вполголоса, женщина кивала на выданные ей указания. После этого Лин разогнала всех оставшихся по раздевалкам, наказав отправляться домой и практиковаться. Следующая тренировка обещала быть еще более сложной. — Харука, ты ведь увлекаешься искусством? Она вытерла лицо и подняла взгляд, встречаясь глазами — с серьезными зелеными его. — Откуда ты знаешь? — Заметил, как горели твои глаза, когда ты наблюдала за Лин, — Нацуки пожал плечами. — У тебя на лице было такое…томящееся выражение. — Вполне может быть. Вообще, мне нравится смотреть, как кто-то танцует. Не то чтобы это был мой конек, но я умею оценивать нечто действительно стоящее. Когда-то я могла часами стоять в Лувре среди барочной живописи и представлять, какой была голова Ники Самофракийской, пока поднимаюсь по лестнице Дарю. А больше всего мне нравятся работы Дега. — Вот как, — ответил он задумчиво. — Лувр, говоришь? Но ты ведь японка? Путешествовала? — Я раньше жила в Париже. И не совсем. Отец родом отсюда, но моя мать была чистокровной француженкой. — Так вот в чем секрет твоего яркого окраса, — задумчиво произнес он, мягко прихватывая пальцами кончики ее волос. — Я все думаю, какие цвета лучше всего оттенят твою внешность. С этими словами он снова ушел в свои мысли. Харука не могла улыбнуться. Нацуки ей уже нравился. Они говорили совсем немного, но когда она была с ним, он вел себя, будто всегда был ее другом, и она знала, что может не сомневаться и расслабиться рядом с ним, вести себя открыто. С Реном все было иначе, он доводил ее до грани, где приходилось постоянно ждать капризов и поддевок. Сердце колотилось всегда, когда он звал ее по имени, и рядом с ним было так сложно находиться, что под конец дня она оставалась без сил. Не то чтобы работать с Реном ей не нравилось, не то чтобы ей не хотелось видеть его каждый день. Но стоило хоть раз забыть об осторожности, и она может выдать свои истинные чувства к нему, а это уже было бы подобно катастрофе. Ну зачем она влюбилась. Может быть, тогда все было бы проще, тогда не было бы этой глухой боли в сердце теперь, стоило лишь подумать о нем… — Ну вот. Харука моргнула, осознавая, что совсем забыла, где находилась. Маджента критически осматривал ее лицо, стряхивая микроскопические пылинки. — Теперь будь хорошей девочкой и посиди смирно, а я позову Сэм с твоим нарядом. Повернувшись, он начал собирать кисточки, попутно набирая номер ее костюмера. Стоило ему отойти, Харука замерла, уставившись в зеркало. Женщину, удивленно глядящую на нее из зеркала, она видела впервые. Спустя столько дней, полных отказов посмотреть на новый образ, Маджента наконец позволил ей увидеть себя в полном макияже. Стоило признать, это было действительно то самое, чем Нацуки собирался произвести фурор. На ее лице блестели крохотные золотистые перышки, собирающиеся в дуги бровей. Веки были аккуратно покрыты розовым тоном и блестками, отбрасывающими крохотные искры. Скулы точно поднялись, губы манили и влекли бархатным алым цветом помады. Парикмахер собрал ее волосы в пышный пучок на макушке, вплел в них белые розы и прикрепил шпильками золотые бусины. Неужели это и правда я, подумала она, пораженно замирая. Ей и в голову не приходило, что она может выглядеть вот так! Маджента действительно был волшебником. Не хотелось признавать, но теперь она на самом деле была похожа на фею, на существо не из этого мира. — Малыш! Рада, что ты наконец готова к примерке, — Сэм с грохотом распахнула дверь гримерки. Следом за ней два ассистента тащили огромную белую коробку. Они положили ее на стол с крайней осторожностью, точно держали хрупкое тельце грудничка. Маджента закатил глаза. — Пойду покурю, — он собрал вымытые кисти в банку, чтобы дать им просохнуть, вытер руки и схватил пачку сигарет. Пусть он и не интересовался женщинами, но все равно оставался мужчиной в полном смысле этого слова, и Харуке было совершенно неудобно раздеваться перед ним. — Солнышко, — он обернулся к Харуке, подняв длинный палец, — Не подведи меня. И только попробуй что-то сделать с моим шедевром. С этими словами визажист вышел из комнаты и закрыл дверь. Харука смогла кивнуть только когда услышала этот щелчок двери. — Раздевайся! — скомандовала Сэм, стаскивая ее со стула. Ее мышино-русые волосы прилипли ко лбу. — Господи, я больше часа приглаживала перышки этому платью! — она хмыкнула, — Харука, не волнуйся, это я просто жду не дождусь пятой чашки кофе. — Ничего, — Харука улыбнулась. Она была благодарна Сэм как самому чуткому костюмеру. Здорово, что костюмы успели закончить вовремя. Когда Харука впервые их примеряла, они были лишь набором кое-как собранных тряпок, и теперь ей не терпелось узнать, что же получилось в итоге. — Та-дам! — помощница открыла коробку. И на мгновение Харука ослепла в этой золотой вспышке. Платье было невыносимо прекрасным. Оно было сшито облегающим; высокий жесткий воротник, длинные рукава и корсаж целиком были покрыты золотистыми перьями, мягкими на ощупь. Корсаж тянулся вниз, до колен, где из-под перьев расходились пышные юбки бледно-золотистого шифона, расшитые тяжелыми узорами. — А я смогу в нем передвигаться? — робко спросила Харука, впитывая кончиками пальцев ощущение тепла от перьев. — Конечно! — рассмеялась Сэм. — Мы сделали все так, чтобы тебе было удобно в нем, когда ты бьешься с демонами. А теперь… — она достала маленький бумажный пакет, приютившийся в одном из углов коробки с платьем, — надевай вот это! Харука взяла пакетик и запустила внутрь руку. Там оказался комплект самого вызывающего белья, который она только видела, совсем крохотного, кружевного. — Эм-м-м, Сэм?.. — Никаких но, сладкая! — та принялась расстегивать платье, готовя его к финальной примерке. — Я не позволю испортить эту красоту торчащим бельем. Харука отступила, наблюдая, как Сэм вытряхивает платье из складок бумаги. Спрятавшись за ширмой, она быстро сняла рубашку и джинсы, и надев кружевное безобразие, замерла в ожидании платья. *** Вернувшись домой, Нацуки застал брата с бокалом вина. Опустив на пол спортивную сумку, он опустился в кресло. День выдался один из тяжелых, но зато результаты очень радовали. — Как ты? — Сацуки встретился с ним взглядом. Он опустошил свой бокал, жестом уточнил, будет ли Нацуки, и получил кивок в ответ. Дойдя до маленького бара, разделяющего обеденную зону и жилую, где на поблескивающей черным мрамором столешнице обитали бутылки с вином и бренди, Сацуки щедро плеснул рубиновой жидкости в свой бокал и налил оставшееся в другой. Затем он вернулся к своему месту и протянул Нацуки бокал. — Съемки идут просто прекрасно. Актеры молодцы, баталии — блеск, — Нацуки порылся в сумке в поисках одной вещи, — Еще пару недель, и мы уложимся по срокам. Нацуки вдруг улыбнулся, вспомнив, как был поражен, впервые увидев Харуку при полном параде в платье, с макияжем и аксессуарами. Тогда он тут же забыл все инструкции, что роздал съемочной группе, когда увидел ее в этом облике, плывущей в облаке запаха ванили и груши в карамели. Пожалуй, предположение с убойным впечатлением было верным. Вот она, его Исида, облаченная в доспехи для боя. Жаль только, что брат не видел ее во всей красе. — Замечательно, — отозвался Сацуки, опускаясь напротив брата, и раскрыл в газете финансовую рубрику, погружаясь в нее с вниманием ученого, готового раскрыть секреты вселенной. Нацуки молча окинул брата пристальным взглядом и вытащил из сумки пластиковую коробку с диском, возвращаясь к мыслям. Брат работал без остановки с другими их клиентами, при том, что он был слишком занят, чтобы встретиться лично. За последние две недели с подписания контракта Сацуки ни разу не посетил съемки и даже не попросил подменить его. Он занимался делами с привычным вниманием к деталям, и такими темпами план увлечь брата новой музой стремился к провалу. Нацуки беспокоило, что брат обрастает цинизмом и быстро избавляется от каждой встретившейся ему женщины, видимо, на подсознательном уровне сравнивая их с легкомысленной матерью. Однажды, одна из этих женщин разрушит и мою жизнь, угадывал он. То, как Сацуки с легкостью менял подружек, можно было только сравнить с тем, как снимают одежду и надевают новую. Нацуки казалось, что брат становится все ближе к роботу. Да, ему самому было грустно и невыносимо горько помнить, что мать бросила их ради жизни в роскоши, но все это оставалось в прошлом. Он был благодарен за защиту и заботу Сацуки, когда ему доставалось куда больше ударов и придирок, но даже когда со стороны казалось, что он сейчас сломается — он не сломался. Он был сделан из более прочного теста. А все благодаря позитивному взгляду на жизнь и безоговорочную поддержку Сацуки. Он может и был чудаком с необычными хобби, предпочитающим работать в одиночку, спускаясь в свой собственный мир, где так легко создавать красоту. У него были несколько друзей и Сацуки — все самое важное. В отличие от брата, Нацуки никогда не чувствовал в себе потребности в противоположном поле, ни эмоционально, ни физически. И быть может даже если ему удалось отпустить прошлое так просто, то брата это задело гораздо сильнее, чем он думал. Сацуки поддержал его — но отдал этому самого себя. С самого начала их самостоятельной жизни Нацуки заметил, какой след оставило их детство на попытках брата завести отношения. У него было много женщин, зачастую даже две сразу, почти все они оказывались в его постели, и после пары проведенных ночей оказывались выброшенными так же скоро, как и появлялись в жизни старшего из братьев. Все они были для него лишь игрушками. Игрушками, которые можно выкинуть и найти новые. Брат использовал этих женщин, чтобы выместить на них горечь испытанного с матерью и родственниками. Будучи старшим, Сацуки не признавался в том, что ему и самому больно, но Нацуки чувствовал тоску в сердце своего близнеца. Они ведь были двумя половинками одного целого, рожденные из одной клетки. Подсознательно они были связаны друг с другом мысленно, эмоционально и даже физически. И Нацуки чувствовал, что путь его брата закручивается спиралью, ведущей к саморазрушению. У Сацуки был острый ум и явное преимущество на этом поле. Ему отлично давались рассказы и стихи. И вот поэтому они были таким замечательным дуэтом. Но в последнее время стихи Сацуки отдавали залежалым душком. Им не хватало того самого, что когда-то придавало краски их песням: эмоций. Когда-то его брат писал песни с любовью и страстью. Так что же хорошего в том, чтобы сочинять песни, когда ты не чувствуешь льющегося в венах огня? Что же хорошего в том, чтобы сочинять песни, когда в твоих глазах не горит любовь, когда ты пишешь о желанной женщине? Не сверкает тоска и боль, которую чувствуешь, когда теряешь кого-то дорогого тебе? Когда Нацуки поделился с братом своими наблюдениями, тот только отмахнулся. Он оставался прежним повесой, как и в их университетские годы, но теперь когда дело доходило до отношений, он стал в них блестящим манипулятором. Видимо, замечания младшего брата задели его, потому что после того разговора он стал прятать от него любые проявления своих интрижек, так, чтобы Нацуки не волновался. В конце концов, главной заботой Сацуки всегда был младший брат, но ему-то надоело, что над ним трясутся вот так. Теперь была его очередь заботиться о брате. Сацуки становился все холоднее и холоднее, и это пугало. Нацуки искал огонь, что мог бы растопить сердце брата, и надеялся, что нашел тлеющий уголек для этого костра в Харуке. Казалось, ее им послали небеса. Хрупкая и ранимая, могло показаться на первый взгляд, но Нацуки нельзя было одурачить. Каждый с такими рыжими волосами, как у нее, оказывался страстной натурой с характером. Человеком, что ценит нечто, что не купишь за деньги. Нацуки разбирался в людях, и его инстинкты никогда не подводили. Даже когда он беззастенчиво пялился на нее, она не казалась напуганной. Быстрая в решениях и мыслях, она помогла ему привести себя в порядок, не побоялась говорить с незнакомцем. Может быть, в их времена она могла показаться беспечной и глупой, юная девушка, что болтает с первым встречным, но казалось, будто она из тех, кто упрямо верит, что в каждом человеке есть добро, знакомом или нет, независимо от того, что за ним стояло. Вот почему он так твердо стоял на условии включить ее в проект. Она была идеальным вариантом, чтобы помочь Сацуки вернуть свои чувства. Принцессой, что разбудит спящего красавца. Нацуки горько усмехнулся. Существовал ли лучше путь открыть миру скрытое пламя в душе Харуки, чем этот клип, в котором неограненный скромный камешек будет отполирован до идеальнейшего блеска? Стоит Сацуки ее увидеть, и он не сможет устоять перед ее чарами. Нацуки был в этом уверен. Ведь что уж там говорить, он уже попал в сети ее чар.