Юная любовь

Масато чувствовал неожиданное предвкушение, когда днем в среду обнаружил, что закончил со всей срочной бумажной работой. Нацарапав перьевой ручкой свою подпись на последнем требующем того документе, он облегченно вздохнул от осознания, что впереди есть несколько часов отдыха. Даже не верилось, что у него есть немного свободы перед отлетом домой, которого он так ждал. Отлет был организован Августом на сегодняшний вечер, как раз достаточно заранее перед ежегодным торжественным вечером, который должен был состояться в эту пятницу в честь юбилея канала Брайт. Масато как раз собрался позвонить другу, как тот появился в его кабинете с намерением забрать последние подписанные бумаги. Стремление друга угодить во всех мелочах в очередной раз заставляло с удовлетворением подумать, что решение десятилетней давности нанять Августа было верным. Если бы кто-то задал вопрос о самых значимых вложениях, то в этом списке он определенно назвал бы Августа. — Почему бы тебе не развеяться? Мы выедем в Шарль-де-Голль только в шесть вечера, — предложил Август, собирая договоры в ровную стопку и умело отправляя их в папку. Как же контрастно его светло-золотистые волосы и бледная кожа смотрелись в этом кабинете, оформленном в темных тонах. — Я так и планировал, — Масато поднялся и ослабил петлю металлически-синего галстука, прежде чем провести пальцами сквозь волосы. К нему взывала возможность сесть, наблюдая за миром вокруг, и взять бокал вина. К тому же, ему надо было найти тихое место, чтобы обдумать планы на ближайшие несколько дней как минимум. — Мне организовать, чтобы тебе подогнали машину? — предложил Август, занеся пальцы над клавиатурой мобильника. — Нет, я пройдусь пешком. Машину вызови мне позже, на пять часов. Я буду ждать на Сент-Оноре, — небрежно бросил Масато, вспоминая название улицы неподалеку от самого дорогого универмага Парижа — Галери Лафайет. Зная Августа, он не станет выполнять распоряжение, а вместо того, чтобы отправить его одного, даст указания паре самых доверенных своих людей, чтобы следили за ним тайком с безопасной дистанции. Масато ненавидел, когда за ним тянулся такой хвост. Люди еще больше обычного пялились на него, и он явно давал знать другу, что такая ситуация его не устраивает. Но Август не мог бы сидеть спокойно, зная, что за ним никто не присматривает. В конце концов, это было слишком важно для его безопасности. Так что стоило делать вид, что он ничего не замечает, и дальше. Он и сам мог защитить себя, а уж эти ребята были лишь дополнительной мерой предосторожности. Почти неслышно насвистывая, Масато ступил в кабину лифта, нажал пару кнопок и почувствовал, как кабина стремительно уходит вниз, к первому этажу. Выйдя из здания, выполненного в стекле и металле, которое он называл своим временным офисом последние несколько месяцев, он пересек пару улиц и зашагал к улице Камбон, вдоль которой зашагал неспешно, иногда замедляясь, чтобы впитать мягкий дневной солнечный свет или нехотя улыбнуться, глядя на маленьких детей из туристической группы, старательно игнорирующих мольбы родителей успокоиться. Высокая стройная женщина в лимонно-желтом платье тепло улыбнулась ему, проходя мимо и оставляя за собой лишь шлейф Диориссимо. Масато посмотрел ей вслед, шутливо отсалютовав, и продолжил свой путь, мысленно усмехнувшись. Он снял плащ и перебросил его через плечо. Белая шелковая рубашка натянулась на груди, точно была второй кожей. Масато мельком увидел свое отражение в одной из кристально прозрачных витрин бутика Гермес. День складывался прекрасно. Даже его лицо казалось расслабленным, заметил он, прежде чем пойти дальше. В кои-то веки он не чувствовал себя стариком, ведущим гонку со временем. Сложно было объяснить это чувство, но оно было похоже скорее на приятное волнение. Несмотря на то, что толком поспать не удалось, этим утром Масато показалось, что с его плеч свалился невероятно тяжелый груз. Причина была ему совершенно точно известна — Август узнал, где находится юная леди, которую они искали последние несколько месяцев. Харука Нанами. Ни одна женщина до нее не лишала его сна. Она была его первой мыслью, всплывающей в разуме сразу после пробуждения, и последним образом, мелькающим перед глазами перед тем, как уснуть. Сначала его приводила в бешенство одна только мысль, что у какой-то незнакомки ключи к успеху его нынешнего дела. Ощущение было, будто он перед ней в долгу за что-то, и оно совсем не радовало. Как будто взял кредит, который нечем выплатить. Но шли недели, полные мыслей о ней, и Масато подмечал все больше: ее волосы, ее кожа, даже ее навыки в фортепиано; это создавало какое-то чувство привязанности. Август умудрился вытащить ее вещи, прежде чем здание полностью снесли. Среди всего этого была маленькая деревянная шкатулка, где хранилось самое дорогое: выцветшие фотографии, локон рыжевато-золотистых волос, перевязанных лентой лавандового цвета, старинное кольцо с опалом. Одна из фотографий привлекла его внимание. На ней была Харука, сидевшая на траве, взгляд ее был направлен куда-то вдаль, не в объектив и не на снимающего. На ней была воздушная блузка мандаринового цвета с розами из сатина на плечах и простая белая юбка. Солнечный свет скользил по ее волосам, заставляя их мерцать, и ее глаза были полуприкрыты, но все равно светились мечтательностью. Глаза цвета солнца. На вид ей было около четырнадцати, может, немного меньше. Масато предполагал, что фотография была сделана незадолго до того, как погибли родители Харуки, судя по информации, полученной от социального работника, который занимался ее делом. Чувствуя некую сентиментальность в том, что у них есть что-то общее, он купил серебристую ажурную фоторамку, поместил туда эту фотографию и поставил на прикроватный столик. Когда его мысли были полны тревогой о ней — замечал Масато — он непроизвольно тянулся к рамке и подолгу всматривался в фотографию, погружаясь в мысли и надежды, что с девушкой все в порядке и она найдется, без разницы, где. Ее потрепанная старая тетрадь с выпадающими затертыми страницами была полна стихов и песен — она лежала рядом с фоторамкой. Харука писала мелким, изящным по-женски курсивом; видимо, как результат уроков каллиграфии в частной школе. Масато был удивлен количеством пометок на тему искусства на всех свободных местах. По ним он и вычислил, что она очень много времени провела, гуляя по просторам Лувра. Особенно ей нравился импрессионизм: о работах Дега, Моне и Ренуара заметок было больше всего. Песни, написанные ей, были разделены в четыре категории: «Весна и рождение», «Лето и юность», «Осень и старость» и «Зима и смерть». Если распределять написанное по датам, то первым и самым большим разделом была Зима, затем она перешла к Осени, следом — к Лету. В последние несколько дней до своего исчезновения Харука наконец добралась до Весны. Своей тетради она доверяла свои обиды и тревоги, и каждое слово было тщательно выверено, чтобы соответствовать настроению. Масато нашел некое удовольствие в чтении — а затем и перечитывании — ее творчества. Это было точно отыскать глоток свежего воздуха после тяжелого рабочего дня. Август наверняка заставал его за этим, когда заходил в его комнату забрать вещи, но был слишком воспитан, чтобы комментировать. Масато Хидзирикава, циник и безжалостный предприниматель, с упоением читает стихи девочки-подростка. Что скажут журналисты, если докопаются до таких забавных фактов? Но стоило благодарить Августа, ни один из них не приближался к нему ближе чем на шесть метров без позволения секретаря. Он держал в руках фотографии, сделанные детективами с помощью длиннофокусных объективов. Эти ребята делали свою работу как надо и подтверждали информацию о найденной женщине. Когда он брал в руки фотографии, ему с трудом удавалось подавить дрожь в пальцах. Вот она, девочка, что владела его мыслями каждый день, беззаботная и счастливая, несмотря на все беды, с которыми ей пришлось столкнуться несколько месяцев назад. Масато рассматривал каждый снимок, на котором ее личико было приближено в несколько раз и занимало весь лист фотобумаги. Свежая и прекрасная, без единого грамма макияжа, она чуть ли не светилась изнутри. За эти несколько месяцев она немного набрала вес, и ее скулы перестали болезненно выдаваться вперед, а щеки округлились. Теперь Харука не выглядела такой ужасно хрупкой, и ему оставалось только гадать, что же ее так изменило. Возможно, после освобождения из-под стражи ее новая жизнь казалась слаще. Он жалел, что не ему выпало стать ее спасителем. Как бы все сложилось, думал Масато, если бы ее вытащил он? Ему было любопытно, как бы она отреагировала на его появление. Вспомнит ли она его? Или скорее нет? Он был лишь одним из бессчетного количества безымянных посетителей ресторана, в котором она работала. Примет ли она его помощь? Наверняка — да. Хотя Масато не был уверен, что догадывается, какой будет ее реакция на обстоятельства с завещанием Голдсмита. Так не бывает в реальной жизни. Это как вдруг найти на конце радуги горшочек с золотом. Как такая, как она, может быть в центре внимания из-за капризов старика? Один из поверенный Голдсмита даже поделился информацией, что старик был заинтересован в том, чтобы она училась, и предлагал ей оплатить ее образование, но она отказалась. Идеалистка. И с первого взгляда видно, насколько упрямая. Он засунул левую руку в карман, обходя парочку, решившую сфотографироваться на фоне витрины бутика Шанель. В голове роились мысли. Теперь, стоило только вспомнить те детали и уже можно было начинать сомневаться, а согласится ли Харука работать на него. Пять лет — достаточно долгий срок для той, что должна будет выступать только на Зимнем балу. Масато мысленно сделал пометку обсудить с Августом пару вопросов насчет этой девочки. Она была достаточно талантлива, и в качестве вопроса сделки можно было бы организовать обучение в любой музыкальной школе на ее выбор, даже, если ей этого захочется, подписать эксклюзивный контракт с Брайт — пусть у нее будет свое жилье, автомобиль, одежда, украшения. Масато остановился и выругался. Этот список был предназначен скорее для очередной временной фаворитки в постели. Любовница-содержанка в наши дни. Чем он только думал? Она же еще так юна, почти что совсем девочка! Что о нем подумают партнеры по бизнесу, что у него фетиш на школьниц? Ее дневника и так было достаточно. Но нет. Он не думал о ней в подобном ключе. Харука не была такой, как остальные. Она шла по жизни с таким достоинством, которого не хватало молодым людям в наши дни. Но Масато должен был признать — его тянет к ней. Сколько раз ему приходилось принимать вечерами холодный душ, когда его мысли были о ней, когда в его воображении ее тонкие руки обвивались вокруг него, ласкали; ее шелковые волосы скользили по его бедрам; ее стройные ноги обхватывали его бедра и… Даже теперь эти мысли заставили тело напрячься. Ч-черт! Он должен был предложить ей что-то, что сделало бы их договор ценным и для нее, но в то же время его предложение должно было выглядеть не так, будто он пытается ее купить. Что бы ни случилось — он не собирался принимать ее отказ. Жизненно важно было заставить ее понять, насколько нужна ее помощь. В голове зажужжали мысли. Нужно было рассмотреть все детали этой ситуации по одной, как детали мозаики, которые потом должны были встать в красивую картину. Масато остановился перед ателье известного модельера, чьи вечерние платья подарили ему славу среди высших слоев общества. На черном лакированном манекене в витрине было особо прекрасное платье — оно-то и привлекло его внимание. Разглядывая платье, Масато вдруг улыбнулся: в его голове возник план. Повернувшись, он толкнул тяжелую стеклянную дверь. Над головой зазвенел колокольчик, оповещающий о его появлении. — Добрый вечер. Высокая длинноногая блондинка приветливо улыбнулась ему и жестом предложила осмотреться, прежде чем благоразумно отойти к стене и не мешать. Зайдя в бутик, Масато окинул взглядом платье в витрине и принялся быстро печатать сообщение Августу. Через несколько минут телефон завибрировал; Масато прочитал пришедший ответ и довольно ухмыльнулся. Он подошел к сотруднице и указал ей на платье в витрине, называя нужные размеры. Кажется, у него появилось идеальное решение вопроса, как произвести первое впечатление. *** Рен Дзингудзи прибыл в номер отеля, в котором проживал последние несколько недель, отправил Аки сообщение, что вернулся, и снял одежду, готовясь спать. Ему хотелось принять душ, но спать с мокрыми волосами он не выносил, а высыхали они, длинные, долго. К тому же Рен слишком устал. Но стоило его голове коснуться подушки, глаза и не думали смыкаться. Он повернулся на бок, вспоминая недавний разговор под душам с Анри. Черт возьми, какой демон им овладел, заставив вот так выболтать ей все?.. — Рен, — она покачала головой. — Иди сюда, сядь рядом со мной. Я дала тебе достаточно возможности привести нервы в порядок. Пора поговорить. В момент, когда были произнесены эти слова, ему стало стыдно. Рен скрипнул зубами и мысленно отругал себя за то, что распустил сопли перед своей первой любовью. Так вести себя было бы простительно подростку, а не мужчине двадцати четырех лет. Рен приблизился к ней, и Анри под одеялом обняла колени, прижав их к груди, когда он сел рядом и вздохнул. — Это все женщина, да? — мягко спросила она. Рен кивнул. — Вот как?.. — произнесла Анри, ожидая, когда он начнет. Она склонила голову набок, и ее тяжелые шелковистые волосы заструились блестящим черным водопадом. Стоило ему открыть рот, все вырвалось наружу. Рен рассказывал с самого начала: о том, как между наркотой, куревом и самыми разными женщинами он бился за свое место в жизни, за право жить своей жизнью. Как он был расстроен и зол сразу на несколько обстоятельств: свою внешность, свое имя и происхождение. Не то что бы ему не нравилось выглядеть хорошо, с его лицом можно было заполучить любую женщину. Не то чтобы ему было противно иметь деньги или происходить из семьи, капиталы которой были сравнимы с десятилетним бюджетом какой-нибудь небольшой страны. Рен знал, что все эти бонусы жизни — не только его удача среди большинства людей, но и огромная ответственность, даже слишком огромная. Ему хотелось вырваться из золотой клетки, в которой он рос. Ему хотелось, чтобы люди оценивали его самого, а не его происхождение. Рен продолжал, и говорил о том, как он был расстроен, когда она исчезла из его жизни, как он изо всех рвался досадить отцу, лелеявшему идею, что одно его существование означает следование за шагами отца. Когда она исчезла, это было точно ему оторвали какую-то часть тела, и некому было рассказать, как он злится на отца. Его грызла вина за то, что он причинил боль матери, отчаянно старавшейся склеить семью. Он скучал по младшему брату, Рю, который до сих пор отказывался встретиться с ним, поговорить, с тех пор как два года назад он сбежал из дома и начал свою карьеру в музыке. Два года назад он бросил все, чтобы начать жизнь заново. Чтобы трудиться в поте лица, пытаясь доказать, что у него есть талант и сила воли пахать и дальше. Сделанные до этого решения казались верными, но чего-то в душе все же не хватало. Рен думал, что мог бы и больше, не одолевай его трусость и лень. Но потом в его жизни появилась она. — Харука, — прошептал Рен, уголки его губ чуть дернула улыбка. — Я знаю, что мне еще работать и работать над своим характером. Я рос в мире, полном роскоши, и принимал как должное слишком многое. И когда я ее встретил, все, чего мне хотелось — владеть ей. В ней был такой огонь, в обычных уличных девчонках такого не бывает. Она бы могла рассудить иначе и воспользоваться моим интересом в ней, но вместо этого… она стала первой женщиной, которая передо мной устояла. Анри пристально смотрела на него, не моргая. Он и предположить не мог, о чем она думает, и он продолжал. — Она была первой, кто отказалась от возможности быть моей. И когда я улетел из Парижа, я зарылся в работу с головой. Но тогда она стала преследовать меня во снах. И мне не хотелось признавать, что она так на меня влияет. Такая девчонка и отказывается от моего предложения… — он прервался, поднимая взгляд на Анри. Было неловко об этом говорить. Он предложил ей стать его личной секс-игрушкой, думали они оба. Рен рассказывал о том, как ему позвонили. Это был внезапный звонок с криком о помощи, и прежде чем он успел опомниться, он уже летел во Францию, чтобы вытащить ее из-за решетки. Осознав свое нежелание выпускать ее из поля зрения, он решил предложить ей работать на него под предлогом щедрости. Работать личной ассистенткой. Но на самом деле он хотел выждать, когда она перестанет сопротивляться его присутствию в ее жизни и поддастся наконец его действиям. А когда все получится, думал он, все будет так и продолжаться. Он хотел заменить ей Анри! Она рвано вздохнула: — Рен! Н-но… — ее голос затих. Он помолчал, всматриваясь в ее глаза, темные от неведомого чувства. — Анри. Мне жаль, что у нас ничего не вышло. Я любил тебя, прошу, не сомневайся в этом. Ты была и останешься моей первой любовью, — его голос дрогнул. — Но мне нужна Харука. Я никогда никого так не хотел, как ее. Настолько, что даже больно. Мне хотелось спрятать ее, чтобы никто даже не смотрел на нее. Мне хотелось отрезать ее крылья и заставить ее подчиниться. Мне хотелось, чтобы она плакала из-за меня. Мне хотелось сломать ее гордость… Сейчас голова раскалывалась от усталости. Рен ударил по подушке. Он уже жалел, что рассказал Анри все, но стоило только начать, и он уже не мог замолчать. Он не договорил тогда. Его слова звучали как речь полного тирана, стоило только озвучить свои желания вслух. Не удивительно, что она так злилась на него за попытки возразить ее решениям. Ему хотелось поглотить само ее существование и все равно этого было бы мало. — Не могло ли так случиться, что ты ее любишь? — спросила осторожно Анри. Любит? Рен встретился глазами со взглядом Анри, читая в нем проблеск понимания и жалости. Он прищурился. Любит? Он скрипнул зубами. Любит. — Я не люблю ее, — резким тоном отозвался он. — Не позволю ни одной женщине мной управлять. Даже тебе, Анри, хотя ты и моя первая. Но даже после этих слов ощущение ужаса и беспокойства свернулось клубком в его груди. Незнакомо и неприемлемо. Всего лишь одно слово, произнесенное ей, всколыхнуло его до глубины души. Любит. Черт. Он ее любит? Сможет ли он принять это объяснение всем своим вспышкам гнева и обвинениям в адрес Харуки? Сможет ли перестать бегать вокруг да около и признаться самому себе в том, в чем признаваться не хочется? Он любит Харуку. Нет, нет, нет. Разве это то же самое, что он чувствовал к Анри? Та же неутоляемая жажда, то же беспокойное чувство? Невыносимая боль отдалиться физически и эмоционально? Он вдруг вскочил тогда, чувствуя, как к горлу подступает комок от одной мысли, что он действительно мог влюбляться в Харуку. Нет, влюбляться было неправильным словом. Судя по тому, как быстро сделала выводы Анри, то он не движется к дну бездны любви к девушке. Он уже ее любит. Рен принялся расхаживать перед Анри, чувствуя, как она наблюдает за его метаниями туда-сюда. Харука. Любовь. Секс. Одержимость. Это всего лишь желание секса. Это всегда было лишь желанием секса. Блять. — Все, что мне нужно — попробовать ее. Насытиться ей. И когда я это сделаю, ее власть надо мной исчезнет, — сказал он наконец. Да, все правильно. Вернемся к самому началу. Лжец, зашептал голос в его голове. Ты не можешь в нее влюбиться. Ты уже ее любишь. — Ну если ты так говоришь, — спокойно ответила Анри. — Все-таки ты не стал совсем другим человеком, Рен. Знаешь, что я тебе посоветую? Иди домой, разберись в своей голове. Возьми пару выходных и подумай над тем, что ты пытаешься мне доказать. Не любит он, как же, — она тихо усмехнулась. — Кого ты пытаешься обмануть? Я не вчера родилась, и эти симптомы хорошо известны. Он ничего не ответил. — И когда ты будешь готов принять очевидное, мы еще поговорим. Сон овладел им только к рассвету. Рен ворочался на кровати, сминая простыни, и продолжал мысленно сражаться со своим сознанием снова и снова, прокручивая в голове слова Анри, которые он не мог принять. Я не люблю ее Тогда не забудь это Это просто глупые слова Это пройдет Я не люблю ее Слова продолжали кружиться в его мыслях как будто играл сломанный магнитофон. Как так вышло, что он сам себя загнал в эту ловушку? Когда он проснется, когда мысли прояснятся, когда уйдет колотящая в виски головная боль, его сомнения пропадут. И тогда может быть — только может быть — он действительно примет тот факт, что любит ее. Прежде чем признавать, стоило сначала проверить. *** Казалось, что целая вечность прошла, и не пятнадцать минут назад Рен вышел из номера, прежде чем та же дверь снова открылась, почти бесшумно. Анри подняла голову, встречаясь взглядом с глазами стального серого цвета, полными желания обладать. Мужчина закрыл за собой дверь, пригладил волосы, и его кожаные туфли мягко ступили на плюшевый ковер. Подойдя к изножью ее кровати, он остановился. Желтоватый свет ее прикроватной лампы выхватил из темноты лишь серые брюки, а верхняя половина его тела оставалась в тени. — Что с фотографиями? — спросила она, пристально вглядываясь в темноту, скрывающую его лицо. — Готовы, — как же ей нравилась хрипотца в его голосе. Бархатном, успокаивающем. Они прошли вместе голод и холод. Господу лишь было известно, как она любила его больше своей жизни. Но и он был лишь вторым пунктом в списке ее приоритетов. Первым оставался тот единственный, что был стимулом не опускать руки последние несколько лет. Анри задумчиво нахмурилась, вспоминая, как высокий красивый мужчина, что сидел так близко, медленно опустошал вторую бутылку виски. Она первый раз видела, чтобы Рен напивался из-за девушки до такого состояния. Хотя в тот год, что они были вместе, Рен и не встречался ни с кем, кроме нее, а точнее, она не знала ни о ком другом, поэтому сравнение было сомнительным. Все это значительно усложняло все ее тщательно выверенные планы. Видимо, думала она, стоило вернуться в его жизнь немного раньше. А что, если бы любопытство не взяло над ней верх и не заставило бы тайком отправиться увидеть его? Она и подумать не могла, что ее планы можно воплотить в жизнь скорее, чем предполагалось. Ей не нравилось, когда все шло не так, как она планировала. Но сейчас время было на ее стороне. Ей повезло. Очень, очень повезло. И теперь стоило рассчитать шаги, чтобы не упустить один-единственный шанс заполучить все, чего она так хотела. Хотела она Рена. Хотела и всегда будет хотеть. Он был ее раньше — пусть и не полностью, это все равно было лучше чем совсем ничего. А теперь у нее появилась возможность окончательно его заполучить. Хорошо, что она не последовала своему же решению и отправилась встретиться с ним, иначе, по секрету, ей бы не удалось получить информацию, что ее жертва по уши влюблена в какую-то наивную инженю, едва вылезшую из передряг. Анри мысленно надула губы. Это все только усложняло. Что это за девчонка с именем Харука? Что в ней такого, чтобы Рен сходил с ума, не зная, что делать? Когда Рен в деталях рассказывал о их встрече, о том, как она работала на улицах в совсем юном возрасте, она внимательно слушала. Он рассказывал, как одной судьбоносной ночью спас ее, как узнал, что она мечется между двумя работами, чтобы выжить в Париже. Его глаза были такими мечтательными, когда он вспоминал, какое облегчение почувствовал, отыскав ее живой и невредимой в полицейском участке, когда ее забрали туда за нападение на полицейского. Вытащил из-за решетки. Какой кошмар. Ей нужна была еще информация. Завтра она отправит его с таким поручением, пусть он соберет новости обо всем, что имеет хоть какое-то отношение к Рену. Ей нужно быть готовой ко всему всякий случай. — Фотографий достаточно. Можно переходить к следующему этапу. Анри моргнула, возвращаясь в реальность, от звука голоса. Ее гость сделал шаг навстречу и швырнул на пол шелковый серый галстук, следом полетела и рубашка синего шелка. — Можно переходить, — повторила она, чувствуя, как между ног растекается жидкий огонь от неожиданного предвкушения. Секс с этим мужчиной всегда был тем, что стоило предвкушать, особенно в моменты, когда даже его тело мелко дрожало от страсти и ревности. Пусть это был не Рен, но он тоже был хорош — если не сказать даже, что лучше. Не будь у нее желания, куда более сильного чем любовь, того, что сподвигло ее строить планы и придумывать схемы на пути к успеху, ей бы было достаточно сделать его своим. — Знаешь ли ты, как сильно мне хотелось его пристрелить? — негромко произнес он. Она не ответила. — Мне хотелось отрубить ему руки и вырвать язык за то, что он тебя трогал. — Но разве тебе не понравилось наблюдать за нами? — спросила она, и по спине пробежались мурашки. Между ног стало еще больше влаги от подступившего жара. Ну что не так с мужчинами, с которыми она крутит романы? Чем больше ей демонстрировали желание владеть ей в одиночку, тем больше ей хотелось с ними поиграть. Он подошел, останавливаясь прямо перед ней, сидящей на краю кровати, и потянул прикрывающие ее тело простыни. Ткань собралась лужицами у ее талии, открывая великолепные белые груди. Горячее дыхание защекотало шею. Их губы встретились. И когда они подались друг другу навстречу, он вцепился в ее волосы и потянул, грубо вжимая ее в постель.