"Рано или поздно..."

      Валет всё ещё упивается своей минутой славы. Народу в Кофейнике всего ничего. Поодаль беседуют Сфинкс и Слепой. Кролик за барной стойкой в который раз протирает стаканы и ждёт новых заказов. Поглядывает на меня. Неодобрительно. С подозрением.       — Зо, ты чего заплакала-то? По-моему, всё классно прошло. Медиаторы — супер! Лёгкие, удобные. Я в восторге! — Валет так и не переоделся, продолжая чувствовать себя королём сцены.       — Это самое главное. Рада, что угодила с подарком. Честно говоря, покупала наугад.       — Ты точно сумасшедшая!       — Потому фто делать больше нефего, как деньги на ветер бросать! — бубнит Кролик из своего угла. Вот точь-в-точь озлобленный пёс, заворчавший из недр своей конуры.       Валет уже готов возмутиться, но я его опережаю более миролюбивым замечанием:       — Знаешь, Кролик, а на мой взгляд, деньги на то и существуют, чтобы их тратить. Мы живём здесь и сейчас, так зачем же себе отказывать в повседневных радостях? Слыхал про такого певца — Юрия Антонова? Так в **80-тые годы он зарабатывал столько, что хранил свои деньги в чемодане под кроватью. Боялся сдавать свои гонорары в Сберегательную кассу, чтоб Советская Власть не заставила делиться честно заработанным с народом. То есть, сам не ам и другим не дам. В итоге, дохранился. Не успев растратить накопленную сумму, на которую можно было купить две легковых машины, Антонов добился того, что в **90-тые годы его капитал попросту обесценился. Чемодан советских денег стал чемоданом ненужных бумажек.       — Какой облом! — вставляет своё мнение Валет.       Кролик смотрит грозно, зримо считает выгоду и прокол советского певца. Через некоторое время делает вывод:       — Он просто лох. А ты — транжира!       — Даже если и так. Будь добр, стакан яблочного сока и пачку вон того печенья, организуй.       Валет заулыбался, начал вновь что-то наигрывать на гитаре. Кролик засопел, будто получил приказ «к ноге!», но он — выдрессированный пёс.       — Фто-то ты осмелела слишком, — напоминает он мне. Главный музыкант Дома тотчас ему отвечает:       — А чего б ей не осмелеть? Тебе деньги нужны, а Зо делает заказ. Никакого преступления она не совершает. Так действуй, Кролик, действуй!       Сфинкс отслеживает, как я получаю свой сок и печенье. В Кофейник возвращается несколько крыс. Тройка девочек-птичек залетает и оглядывается в поисках Стервятника.       — Три чашки кофе! — громко звучит из зала, и Кролик окончательно включается в «рабочий процесс».       — И всё же, почему ты расплакалась? Нельзя быть такой чувствительной. Это же всего лишь песня. Опа! — изящным жестом фокусника Валет выхватывает белоснежный платок из нагрудного кармана пиджака и в несколько движений превращает ткань в тряпичного лебедя. — Фокус-покус!       Лебедь присаживается мне на ладонь.       — Какая прелесть! Спасибо.       Экс-состайник как само собой разумеющееся поедает моё печенье. Одно за другим. Мне же это даже приятно. Вспомнив про совесть, он расправляется с предпоследней печенькой и возвращается к гитаре. Крошки портят его праздничный вид. Валет превращается в привычного знакомо-потрёпанного «старичка». Даже запах псины так некстати проявился из-под насыщенного аромата туалетной воды.       — Песня песне рознь. А Птица спел «Рано или поздно» так, что прям до мурашек.       Лебедь перелетает с руки на барную стойку.       — Рекс любую песню «до мурашек» споёт, — веско отвечает Валет и тут же спохватывается. — Ах, да! Я и забыл, что ты слышишь его вокал впервые. Скажи, здорово? — делает паузу. — Капитально накатило, судя по всему.       — Это была моя песня, понимаешь? Моя… Не думала, что в Доме слушают такую попсу. И это после Led Zeppellin и Santana!       Услыхав напоминание о Сантане, Валет расходится новой серией искусных гитарных переливов и углубляется в исполнение одного из произведений американского гения. Вновь покачивает головой. Из зала начинают аплодировать ему. Крысы вылезают на танцплощадку.       Стакан яблочного сока быстро пустеет. Я очень надеюсь, что это действительно всего лишь сок, и желания поспать под столом у меня не возникнет.       Карлос Сантана отзвучал. Дронт, Дорогуша и Дракон — самые азартные картёжники, располагаясь за одним из столиков, удивились моему присутствию. По счастью, никто из них не додумался подъехать ко мне — пообщаться.       Делаю напряжённый вдох. В нос шибает терпкий мужской парфюм. Захотелось чихнуть. Заметив мои позывы, Валет философски и одновременно пафосно комментирует:       — А что ты хочешь? Это же AVON!       От важности и смеха в его голосе я чихнула и прыснула одновременно, от чего стало вдвойне веселей. Поперечная царапина тотчас дала о себе знать, но боль не прервала мой смех. Посетители Кофейника начали подозрительно поглядывать в нашу сторону. Дорогуша сделал «страшные» глаза, Дракон укоризненно покачал головой.       — Артист! — всё ещё посмеиваюсь я.       — Ага, погорелого театра, — как-то уже совсем невесело добавляет Валет.       В возникшую паузу я уже совсем собираюсь уходить, но маэстро берёт новые аккорды, и я понимаю, что уйти просто не могу. Да и не хочу. Этот персональный концерт всё ещё продолжается. Меня уносит на волнах музыки куда-то в розовые мечты.       На «Losing My Religion» в Кофейник входит Вожак. С кактусом на сгибе локтя.       Кролик мгновенно принял служебную стойку и начал суетиться над заказом Стервятника уже заранее, даже не спрашивая, что соизволит отпить и откушать Папа Птиц. Меня же конкретно затрясло. Всё-таки надо было уйти раньше, как и планировала. Нужно больше доверять внутреннему голосу.       Дорогуша замер над веером карт. Почувствовав «цепную реакцию», на меня обернулись и Дронт, и Дракон. Второй что-то ответил на реплику Дорогуши, и все трое кисло усмехнулись.       Папа Птиц не обращает ни на кого внимания. Видимо, привык. Замечаю, как его взгляд отслеживает движение Тени. Невидимый брат идёт с ним рядом, шаг в шаг.       Сквозь музыку, под которую так и хочется запеть: «The lengths that I will go to, the distance in your eyes. Oh no, I've said too much. I set it up…», я запоздало прощаюсь с Валетом:       — Ладно. Я, пожалуй, пойду. Спасибо за всё.       — Ты куда? — Валет вернулся из своего музыкального транса. — Не дослушаешь даже? Ох, ты!       — Не помешали? — вопрос Вожака раздаётся прямо над головой. Его же голос тихонько подпевает звучащей мелодии. …I thought that I heard you laughing. I thought that I heard you sing. I think I thought I saw you try…       Валет яростно ударяет по струнам, будто бы подначивая петь громче, в голос. Но Стервятник не принимает музыкального предложения. Взлетает на свой шесток. Кролик почтительно придвигает Вожаку чашку. Заискивающе виляет хвостом.       — Кальян?       Отказ обозначается едва заметным движением головы. Под взглядом Большой Птицы Кролик испаряется, в целях собственной безопасности.       — Не знал, что ты стала завсегдатаем столь злачного места, — делает замечание Вожак. Указывает длинным когтем на мой пустой стакан. — Что это было?       Сам делает глоток из своей чашки.       — Яблочный сок, — мямлю я. Щёки и уши начинают полыхать насыщенным красным цветом. Мне кажется, будто в эту минуту все присутствующие в Кофейнике уставились на меня. Отчаянно хочется зажмуриться и съёжиться.       — Чёрт! — неожиданно чертыхается Валет, внезапно сбившись со струны. В кровь рассадил себе палец. Смотрит на нас неодобрительно. — Э-эй, ребят, полегче! Может, это мне уйти, чтоб не мешаться? Ослабь хватку, Желтоглаз! Зо, а ты чего?       — Продолжай играть, старичок.       — Да, пожалуйста, — бормочу я, по-прежнему алая, обращаясь к Валету как к последней надежде. — Это я должна уйти. И я уже ухожу.       — Тебя никто не выгоняет отсюда.       — Ещё бы меня выгоняли! — звонко отлетает от меня. Я ненавижу себя за собственные нервы, за свою красную физиономию, за трясучку, охватившую меня с головы до ног. Слышу, как звучно усмехается Кролик. Бросаю уничтожительный взгляд в его сторону. Валет, уловив бывшие пёсьи повадочки, качает головой. То ли с восхищением, то ли с неодобрением, наоборот. Картёжники выруливают из-за стола, готовые поддержать Папу в любой момент. Дронт подходит. Дорогуша и Дракон подкатывают ближе.       Я продолжаю тяжело дышать, в который раз ощущая себя не в своей тарелке. Стервятник смотрит на меня в упор, замораживая взглядом.       — Зо, извини, но у меня оказия, — Валет вовремя вставляет реплику вперёд Вожака. Ему позволяется. На правах бывшего чумного дохляка. Экс-состайничек подхватывает созданного из платка лебедя, превращает его обратно в платок и обматывает им раненый палец.       Жаль Валета. А исчезнувшего лебедя жаль вдвойне. Это было красивое «волшебство», созданное специально для меня.       Кривая ухмылка затрагивает губы Стервятника: мгновенным движением лебедю «свернули шею».       Кролик сопит. Его взгляд для всех свидетелей более чем красноречив: я же говорил, что она хамка, и незачем было мне челюсть отбивать! Будто бы уловив эту секундную мысль от местного бармена, Стервятник делает ещё один глоток и переводит стылый взгляд на свой кактус.       — Прошу прощения, если я опять сказал что-то бестактное, — неожиданно говорит он. — Общее стрессовое состояние сказывается. Мне очень жаль.       Валет открывает рот от удивления. Я следом за ним.       — Продолжай играть. Услади птичий слух хорошей музыкой, — обращается Стервятник к коллеге по чумной братии. — «Losing My Religion» оборвалась на втором куплете.       — Ну, ребят, с вами не соскучишься, — ошарашенно бормочет бывший состайник. Крякает. Качает головой. Копается у себя в сумке, подбирая медиатор, более удобный для игры с травмированным пальцем. Чуть позже звучит «Nothing Else Matters»       Кофейник будто выходит из оцепенения и вновь оживает. …Trust I seek and I find in you Every day for us something new Open mind for a different view And nothing else matters…       Собственный голос сам собой выводит слова под потрясающую музыку. По каким-то непрописанным правилам уходить без разрешения Вожака мне теперь уже нельзя. Тогда что же ещё остаётся мне делать, как не петь?       — А вслух?       Его вопрос возвращает меня в реальность.       — Я не умею.       — Как же так? Очень плохо. Ты же птица.       — Но не певчая. Вряд ли это пение вообще. На собачье подвывание больше похоже.       — Что верно, то верно. Да и сама ты — далеко не соловей.       Валет на этих словах сбивается во второй раз. Я подпрыгиваю на месте. На моих щеках и ушах можно жарить яичницу.       — На себя посмотри! — огрызаюсь я. Если это была дружеская подколка, то я её не поняла. Обиделась.       Валет сбивается в третий раз. Снова продолжает играть. Кто-то из зрителей ахает и переводит жадный взгляд на реакцию Папы Птиц. Тот не смотрит на меня, а смотрит на пустой шесток рядом. Переглядывается с Тенью.       Моё раздвоение личности принципиально молчит.       — Стервятник и не должен быть «соловьём». Разве нет? — скептически замечает Вожак. Щёлкает пальцами. Кролик выскакивает как из небытия и спешит дополнить опустевшую чашку таинственной жидкостью из гранёной бутылки, в которой он всё это время что-то старательно смешивал.       — Яблочный сок девушке.       Я в который раз открываю от удивления рот, замечая, что в глотке действительно всё пересохло. Попить ещё было бы весьма кстати. Смотрю на одинокое печенье. Не угощать же им Вожака в ответ!       — Спасибо, — бормочу я. Птицы — Дракон, Дронт и Дорогуша откатили на вежливое расстояние, почувствовав, что опасность миновала.       — Я закурю?       Снова удивляюсь. Передо мной всегда курили в открытую, не спрашивая разрешения. Это же Дом! Кто тут вспомнит об этикете?!       — Да, пожалуйста, — выдавливаю из себя.       Стервятник щёлкает зажигалкой, жадно затягиваясь. В нос шибает знакомый запах ментоловых сигарет. У него даже курить как-то сверхизящно получается. Я невольно залюбовалась. Выдыхает дым в сторону от меня. Кролик услужливо подвигает к нему пепельницу из консервной банки.       Я пью сок. Замечаю ревнивые взгляды фанаток средь засилия псов и крыс. В зале вновь уже нет ни одного свободного места. Нарвавшись на широкую улыбку Рыжего, нервно передёргиваю плечами. Валет продолжает что-то там играть, а я не знаю, куда себя девать. Бросаю умоляющий взгляд в сторону своего дружка в ошейнике, но маэстро вновь весь растворился в музыке. Он сам стал музыкой: его унесло на волнах романтических мелодий, и весь земной Мир перестал для него существовать. «Везёт же!» — с завистью подумалось мне. Схватилась за косточку на браслете.       Выплывая из курительно-музыкального транса, Птица уточняет:       — Ты в порядке?       — Да, — честно вру я, прекрасно понимая всех тех, кто «никогда не садился к Стервятнику вплотную». Каждый соблюдает дистанцию в два-три шага. Я же, видимо, совсем потеряла инстинкт самосохранения. Ощущаю себя мухой, попавшей в вентилятор.       «Если тебе так тошно от нас, то можешь уйти», — звучит в голове чужая мысль.       Я даже выпрямляюсь от ощущения непонятной обиды где-то в сознании. Мне ещё не хватало с собственным раздвоением личности поссориться! Растерянно смотрю на пустой шесток, пытаясь увидеть сидящего призрака. Тщетно.       Допила второй стакан сока.       — Я тебе что-то должна?       — Нет, — холодно отрезает Вожак. Включает проницательность. — Почему ты ёрзаешь на месте? Хочешь в туалет?       Кролик хрюкает, пряча смех в ладони. Валет выныривает из своего музыкального амплуа.       Не теряя насыщенного алого цвета своих щёк, я стараюсь говорить с достоинством и гордостью уязвлённого самолюбия:       — Ты только что опять сказал что-то бестактное.       — Рекс, — предупреждающе подаёт голос Валет. Но Стервятник игнорирует собственное имя. Напряжение между нами вновь начинает стремительно набирать обороты. Я стараюсь не сглатывать.       «И это тот самый человек, который спел на весь Дом мою любимую песню?» — мысленно спрашиваю я у себя самой. Его немое рычание кажется мне оглушительным. Косточка «от Тени» того гляди треснет в руке — так крепко я сжимаю её.       — Он сказал: «Если тебе так тошно от нас, то можешь уйти». Ты со своей шизофренией когда-нибудь спорил? Она обижалась на тебя? А у меня вот так… И что касается естественных потребностей, то вовсе не обязательно озвучивать свои предположения во всеуслышанье. Я этого тоже очень не люблю.       Валет тихонько присвистывает. Скорее всего, вся гамма противоречивых чувств отразилась у меня на лице: от уважения до страха, от отчаяния до растерянности.       Не дожидаясь ответа, покидаю Кофейник первой, мысленно перечёркивая какие-то там запреты, обязывающие птиц дожидаться разрешения от Вожака на право уйти. Музыка уже не звучит. За спиной повторно щёлкают зажигалкой.

***

В коридорах Дома.       Чувствую себя морально истощённой, раздавленной. Впрочем, как и всегда после «разговоров по душам».       — «Хочешь в туалет?» — передразниваю я слова Вожака. На весь Кофейник! Будто я неразумная какая-то!       — Да, хочу! — отвечаю самой себе. — Мне вообще не по себе становится от одного твоего взгляда. И чего? Пусть все об этом знают? Хотя это и так ни для кого не новость.       Лилейник молчаливо внимает моим проговариваемым мыслям, оглаживает всё ещё горящие щёки прохладными мясистыми листьями. Это очень приятно.       — Надо было сразу уйти, — продолжаю откровенничать я и обращаюсь к своей «шизофрении». — И не зачем было вставлять своих фразочек про «тошно»! А то ты сам не знаешь, каково мне. Тем более, если Птица действительно братец твой, единоутробный. Просто это обидно… Вернули с небес на землю. В который раз.       Посторонних голосов в голове не звучит. Меня это не смущает.       — Я знаю, что ты мне скажешь, — выговариваю я мысленному «соседу». — А что ещё я должна была ожидать от Монстра Дома? Стервятник — птица хищная и далеко не безобидная. Как выяснилось, я и сама «далеко не соловей»! Но неужели нельзя быть просто человеком? Чтоб не трястись, не бояться, быть взаимно вежливыми и дружелюбными?.. Я не собираюсь принижать ничьих статусов. Я просто хочу уважения!       — Вот ты где!       Мой монолог прерывает всё тот же Валет. Единственный настоящий друг. Видимо, спешит утешить: «не злись, Зоечка» и дать добрый совет: «не вякай на вожаков». Но я ошибаюсь. Первая же высказанная фраза сражает меня буквально наповал.       — Ну между вами и.!       — И что?       — Не знаю, что конкретно, но смертельная доза для сидящего рядом.       — Ты, в таком случае, быстро оклемался.       Валет усмехается, оценив сарказм.       — Вопли Табаки любого «воскресят», особенно, когда Шакал исходит на праведное негодование, что пропустил кое-что интересное и почему никто не додумался его позвать.       — Табаки там только не хватало.       — Вот и я тоже так думаю. Фуххх, — Валет, кряхтя из-за костылей, садится рядом. Дружески пихает в бок. — Я же говорил, что ты Рексу понравишься. Как в воду глядел, — вновь усмехается. — Заставили же вы меня поволноваться! Я даже сбивался несколько раз.       — Как твой палец?       — Ничего, нормально. Весь платок, правда, заляпал. Плевать. Ты-то как?       — Никак, — мрачно отзываюсь я. — Видишь, с лилейником душу отвожу. — Спустя минуту слова льются из меня бурным потоком возмущения: — Наглый! Бестактный! А строит из себя! По-моему, он в «Папу» несколько заигрался, ты не находишь? Думает, что красивый, да? Весь такой вот «вау»? Да он просто жуткий! И страшный.       — Ну-ну, понеслась душа в рай, — укоризненно качает головой бывший состайник. — На мой взгляд, пьяные Разберусь и Рикша в разы страшней. Хотя они и трезвые-то тоже не красавцы. А что там Птица выскажется резко или обидно — так у него же у самого нервы сдают. Он же не каменный, Зо. Тоже человек всё-таки.       «Об этом я даже не подумала!» — пристыженно догадываюсь я.       Валет внимает моему немому удивлению.       — Полчаса назад, как ты ушла, Стервятник курит сигарету за сигаретой, чашку в столешницу с такой силой впечатал, что она и рассыпалась пылью. На ваших колясников только зыркнул — так те и бросились из Кофейника наутёк. Побоялись под раздачу попасть. До появления Табаки в Кофейнике заткнулись все, даже логи. Правда! Но, — Валет вдруг как-то замялся, начал теребить потрёпанную «бабочку» поверх ошейника, — знаешь, Зо, ты уж не обижайся… Вообще-то ты и сама с тактом тоже не в ладах. Всё-таки Шестая оставила на тебе свой весомый отпечаток. Сказать грозное предупреждающее «гав», чтоб собеседник не забывался — это в тебе заложено уже навсегда.       Многозначительно замолчали. Оба.       — А я, дурак, думал, что всё так просто, — чуть позже вновь заговаривает Валет. — Теперь-то я понимаю, что ты имела в виду, когда говорила, что быть чьей-то девушкой — это нечто большее, чем просто дружба, и всё такое… Да. Теперь я отлично понимаю.       — Давай не будем возвращаться к этому разговору.       — Извини.       Валет гладит спатифиллюс по размашистым листьям. Норовит его понюхать, но отцветающее великолепие особо ничем не пахнет. Травой если только.       — И всё же не обижайся. Сколько я Рекса знаю, даже с Максом когда… и уже после он был совсем другим. Сейчас Птица очень старается стать лучше, чем он есть. Но, как я уже говорил, не ошибаться пока не получается.       — Но почему именно я? Вокруг столько девочек-поклонниц! С ними-то Папа не ссорится, весь такой ласковый, любезный, обаятельный.       Валет почёсывается. Сопит. Видно, что ему тоже хотелось бы иметь толпу поклонников и, по его мнению, как заслуженный артист Дома, он эту толпу заслужил поболее остальных.       — Опять кровь засочилась, будь она не ладна! — Мой дружок отвлекается на свой раненный палец. Не долго думая, суёт его в рот. Но о вопросе помнит. Отвечает. — В этом вся и фишка, Зо. С тобою можно быть настоящим, со всеми своими недостатками. В то время как перед фанатками приходится играть в того, кого они в нём придумали. Приходится блюсти образ, без права на личные переживания. Как в песне поётся: «Они понимают, не понимая, и любят тебя, не любя».       — Ты светишь себе, себе и только. Холодный твой свет не греет нисколько, Звезда!       Валет как заново включается. Подхватывает мотив, начиная подыгрывать на гитаре.       — … А свет новых звёзд куда вернее. Всё ярче они, а ты бледнее, Звезда! Звезда.       Изобразить с талантливым приятелем подобие дуэта получается довольно-таки неплохо. Обидки уплывают на задний план.       — Может, с начала начнём? — с энтузиазмом предлагаю я. И, уловив ритм, запеваю: — Ты восходила в небе унылом, грустившим осенним дождём…       — И ночь удивилась, когда озарилась твоим необычным огнём, — тихим эхом вторит моему голосу Валет, выдавая на гитаре аккорды ещё одной любимой песни.       — А ты говоришь, что не умеешь петь! — смеётся Валет позже, когда мы оба порадовались нашему дуэту. — Нужно чаще сподабливать тебя на совместные выступления.       — Но я «далеко не соловей», — мрачнею я.       — Зо! Стервятник не хотел тебя обидеть. Он подразумевал, что не настолько ты мелкая пташка. А размеры у вас в Третьей имеют значение, об этом знает каждый!       Валет снова смеётся, повторно пихает меня в бок.       — Не грузись. Не дай Чёрному чувствовать себя победителем, будто бы ты сдалась.       — У Чёрного по-прежнему свербит? — искренне удивляюсь я, вставая. Валет поднимается с пола вслед за мной. Горшок с лилейником не протягивает. Самому бы костыли и гитару удержать!       — Свербит, — как-то нехорошо отзывается Валет. — Говорю же, замашки Спортсмена к нему быстро вернулись. Бойся тех, кто не умеет проигрывать. Пойдём?       — Пойдём. — Я подхватываю тяжёлый горшок с лилейником. Возвращения в Гнездо пред гневные очи своего Вожака я уже не боюсь.