***
Она просыпается в жарком коконе, понимая, что ей нечем дышать, ворочается и открывает глаза — они так и заснули у камина, только, видимо, потом Кайло все же сходил за одеялами. Но сейчас его рядом нет и нигде не видно, когда огонь потух, и дом отвоевала себе темнота. — Кайло? — она навостривает уши, не понимая, неужели он ушел?! — Кайло?! Рей судорожно скидывает с ноги одеяло, но цепи там нет. Он ни за что не оставил бы ее одну без привязи. Что случилось? Страх наваливается на нее, не давая больше вздохнуть или закричать — горло сдавило так, что ни звука не пропустит. Забавно, а ведь она когда-то хотела, чтобы он ушел. А теперь вот не может представить, каково это — без него. — Кайло! — Рей наощупь ползет по полу, натыкаясь на выступающие из темноты углы мебели, шипит и ворочает головой, чувствуя себя в клетке. Пусть и побольше, пусть и без цепи, но ее будто словно что-то сжимает, скручивает, наваливается на плечи и лезет в рот, чтобы ни звука издать не могла. Страшно. Страшно без него. Страшно за него! Рей вскидывается — сперва на колени, потом встает — и уже почти бежит наружу, и никто ее не останавливает. Никто. Даже Чуи на своем месте нету, снежные сугробы блестят под лунным светом, идеально подсвечивая черную цепь, свернувшуюся змеей рядом с деревянной будкой. Они сияют нежным серебром, доходя до самой кромки леса неподалеку, так и маня сделать шаг, а потом еще один и еще. Бежать, не оглядываясь, потому что сейчас у нее есть шанс. Рей отступает назад, цепляясь за косяк входной двери. — Кайло? — ей так страшно без него. Каждый треск, даже свист ее собственного дыхания кажется слишком громким, пугающе громким. И тени, что сгустились у края леса, оживают, они шевелятся, будто оцепив снежный островок в тесное кольцо. — Ты тут? — Рей стучит зубами, не понимая, от чего ее колотит больше — это все холод или страх, что он не вернется? — и вглядывается изо всех сил в темноту. Она может поклясться, что там что-то есть. Что-то... большое, что-то ужасное, оно смотрит на нее в ответ, поймав на крючок, оно затаилось и ждет, когда же она наконец сойдет с крыльца и пойдет ему навстречу. Это будет быстро? Или же оно будет рвать ее когтями, волочить по заснеженному лесу к самому подножию того дерева, чтобы оставить там как жертву. Образ, мелькающий в голове, настолько яркий и реалистичный, что она сдается. Отступает в дом и захлопывает дверь, прижимаясь к ней изо всех сил, если оно решит зайти в гости. Эта тьма страшнее Кайло и его приставаний. Она страшнее Сноука и остальных жителей поселения. Потому что она другая. Такая, как в тех сказках. Она живая. Ей удается найти спички и разжечь сначала газовую плиту, а затем и камин, закинув туда оставшиеся дрова, хотя если бы не было этих трех поленьев, Рей, пожалуй, не пожалела и стул. Или кровать. Огонь — единственное, что ее успокаивает сейчас. Завернувшись в покрывало, спрятавшись под шкурами, она смотрит на маленький огонек, пляшущий на деревяшке — он понемногу отвоевывает себе пространство, но сырое дерево не самое лучшее топливо, и ему приходится ждать — и чувствует себя точно такой же. Слабой, крохотной и совершенно одинокой.***
— Эй, малышка... — ее будит Кайло, поднимая на руки и унося куда-то. Она совсем замлела, продрогла и не может пошевелить и пальцем. Слишком холодно и одновременно жарко. — Ты вся горишь! — сперва он доносит ее до спальни, но потом заворачивается и вместе с ним кружится потолок. — Т-т-ты оставил мен-н-ня, — ее голос напоминает жалобное блеяние, такое слабое, что ему приходится наклониться, чтобы услышать ее. — Почему ты меня брос-с-сил... — Тихо, молчи, — его ладонь укладывается на ее рот. Такая прохладная, пусть и жесткая, вся в мозолях ладонь, что Рей инстинктивно тянется к ней губами, пытаясь слизать несуществующий холодок. Выпить его и остудить себя. — Погоди, вот так, — Кайло опускает ее в ванну прямиком в одежде и покрывале, которое она никак не может отпустить, потому что пальцы не разжать совсем, и поливает сверху прохладной водой из шланга. Мелкие струйки растекаются по макушке, намачивая волосы, по лицу, заставляя жмуриться и беспомощно дышать. Она снова будто под водой, ей везет, что в этот раз ее недостаточно, чтобы захлебнуться. Да и Кайло рядом. — Т-ты... — Рей морщится, пытаясь прижаться к нему, потому что этот мир отчего-то не выглядит очень реальным. Он напоминает кошмар, размытый, дрожащий словно марево в жаркий день, и удушливый. — Я искала тебя в доме. А снаружи... — Ты выходила наружу?! — его голос тут же меняется, а ладонь, поддерживающая ее под затылком, больно стискивается, заставляя Рей хныкать. — Я же говорил, Рей Рен, я запрещаю тебе... Рей не слышит. Кажется, она теряет сознание — в этом нет ничего особенного, подумаешь, обморок. Ну он хотя бы рядом, тормошит ее, хлопает по щекам, и надтреснутый, изменившийся голос слаще музыки. — Глотай, — требует Кайло, пропихивая сквозь сцепленные зубы что-то маленькое, тошнотворно горькое, а затем прикладывает к губам холодный стакан, и вода льется внутрь, клокоча, хотя большая часть стекает по подбородку, марая и его одежду. — Глотай же, черт тебя дери! — он будто совсем не он, ругается как самый нормальный человек и смотрит на нее совсем по-другому. Как Бен. — Только попробуй снова свалиться в обморок! Как странно, его голос — наверное, это все последствия жара — словно тугая нить вьется вокруг нее, стягивая достаточно туго, чтобы она чувствовала, как ему страшно. И она ворочается в воде, цепляясь за нее сама, за невидимую путеводную нитку, только бы остаться здесь и сейчас, потому что там, во сне за нею снова следит темнота. Кромешный мрак, в котором сидит что-то голодное. — Косичка... — пальцами перебирает Рей его спутанные влажные волосы, нащупывая сплетенные ею же прядки. — Ты оставил ее... — Это должно было защитить меня, — грубо рявкает он и начинает поднимать из ванны. — И тебя тоже! Дура, ты могла замерзнуть насмерть. — Т-т-там... — стоит ей только вспомнить о темноте, и Рей снова трясет. — Там было что-то... Большое. Оно смотрело на меня, оно... — ей везет, что Кайло не может избить ее. Он белеет, да так, что вполне мог бы посоперничать со свежевыпавшим снегом. Только зрачки его большие и черные, цепкие, и Рей смотрит только в них, удерживаясь на грани обморока. — Оно хотело, чтобы... Кайло стискивает ее в объятиях изо всех сил, притянув к себе. Кажется, он собрался раздавить ее, переломать все косточки до последней, но несмотря на боль, он все же прохладный. И большой. И Рей его любит. — Никто тебя не отберет у меня. Никто никогда не отберет. Не отдам, не отпущу, не позволю... — его слова сбивчивые, сумбурно-быстрые, они как заклятие, и Кайло повторяет их снова и снова, держа Рей на весу. С подола платья, с рубашки, с волос капает вода. И мир все еще немного кружится, но ей чуточку лучше.***
Он дает ей таблетки каждые четыре часа, и Рей покорно глотает их, запивая водой. Они явно из аптечки, это не та дрянь, которой пичкают в поселении, и они действуют. Жар уходит, сменившись апатией и упадком сил, и ей сложно шевельнуть даже пальцем или напрячь голос, чтобы позвать Кайло. Он все еще суетится рядом, таскает из ванной в спальню миску с прохладной водой, чтобы поменять компресс на лбу, и выглядит ужасно растерянным. — Ты не должна рассказывать обо всем, Рей Рен. Никому! — о монстре? Нет, дело же не в монстре, о них так много говорят в поселении, что еще одна байка погоды не сделает. О антибиотиках, вот о чем он. Да-да, все ясно. — Я... — Рей кое-как отрывает ладонь от одеяла и скрещивает пальцы, — не скажу. Спасибо. Он заботится о ней. Это так хорошо, что хоть кто-то заботится о ней. — Только... не бросай меня. Мне было страшно. Кайло встряхивает волосами — в прядях запутались дурацкие косички — и молча открывает и закрывает рот, не зная, что сказать, и это правильно, ведь он вроде как охранял ее все это время. Это была ночь его дежурства, Рей просто не подумала, да и без цепи... Может, если бы была цепь, всего этого не случилось. — Я не брошу, малышка, — решается он наконец. — Не брошу, слышишь, — его здоровенные пальцы обхватывают ее, аккуратно сжимая. Не чтобы причинить боль, а подбодрить. — Все будет хорошо. Поспи. Она закрывает глаза и сперва даже притворяется дремлющей, чтобы хоть как-то успокоить Кайло, потому что выглядит он ужасно. А потом и в самом деле проваливается в какое-то сумбурное видение, где она все еще лежит на этой же самой постели. Окруженная свежесрезанными розами, белыми и розовыми, острыми — их шипы колются сквозь одежду — в своем свадебном платье. И Кайло все это время где-то рядом, он оберегает ее, он гладит ее по волосам, трогает лоб легкими поцелуями. Он ничего не боится, даже когда за дверью слышится топот и хрип чужого дыхания, искаженного, но так похожего на человеческое, и зов, требующий отдать ее. Это Сноук, он что-то хочет — сквозь зыбкий, напоминающий водяной пузырь кошмар почти ничего не слышно — но Кайло скалит зубы, и сквозь рвущуюся рубашку выступает черная косматая шерсть монстра.