С лязгом и искрами два орудия - клинок и булава - высекая друг из друга фонтаны искр, рассыпающихся во все стороны и освещающие лица противников. Одно надменное, темнокожее, глаза которого сияли мощью тысяч и тысяч верующих, наполняющих тело силой, божественной мощью; взгляд второго пылал зеленым огнем, рот кривился в кошмарном оскале, а тело, покрытое серым кожным покровом, тонким, словно папиросная бумага, рассыпало вокруг себя частицы пепла, срывающиеся как с тела, так и с одежды, испещренной царапинами и дырами. Хрипло дыша, носитель зеленого пламени атаковал другой рукой, намереваясь распороть одежды противника и воткнуть лезвие клинка-близнеца в живот бога, однако тот перехватил его руку у запястья, пропуская через себя электрический импульс и, крутанувшись в воздухе вокруг себя, метнул его в стену, устремляясь следом, занося булаву для сокрушительного выпада.
Серокожий сумел затормозить себя, выпустив на краткий миг такие же серые, побитые крылья, осыпающиеся перьями, превращающимися во время падения во все те же частицы пепла, оседающие на окровавленные трупы треллов и искореженные тела испускающих дух кровососов, покрывая их размазывающейся коркой. Он развернулся как раз вовремя, чтобы принять на скрещенные клинки ударную часть оружия, украшенную сияющими в полумраке шипами:
- Спустись с небес на землю, урод, - оттолкнув от себя булаву, Марк нанес удар крылом в височную область врага, а когда выпад был ожидаемо парирован, попробовал рассечь руку, сжимающую оружие, но лезвия встретили лишь сталь навершия и головки булавы, но никак не пропитанную силой божественную плоть.
- Я сброшу тебя обратно в мирок, где тебя породили! - воскликнул Сирабейн, пытаясь свободной рукой вытянуть из преобразившегося Инквизитора ману, однако спустя мгновение развеял свое заклинание, с изумлением бросив взгляд на свою руку в момент, когда они разошлись к разным концам пещеры, расцепив орудия.
- Заманаешься лишать меня сил, остроухий бездарь. Ты или слишком самонадеян, или же не ощутил в полной мере серьезность моих намерений, - проскрежетал с жутким оскалом Инквизитор.
- А еще ты нарушил договор, заключаемый не лично с тобой, но со всем пантеоном. Ты хоть понимаешь, что подставляешь всех?
- Мара не должна была лезть в наши дела, так же, как ты не смеешь и по сей день посягать на жизни истинно верующих, готовых взять на себя ответственность за судьбы и жизни...
- Тьфу ты, мало нам ебнутых эльфов, у них и боги такие же... теперь понятно, - харкнул в сторону пламенем Инквизитор, попав точно в то, что оставалось от лица Лодерана, вызывая тяжелый всхрип умирающего, ибо его связки и легкие уже не могли исторгнуть полноценного стона.
- В таком случае Тамриэль должен будет сказать мне спасибо! - рявкнул он, разрезая пространство перед собой и отправляя пылающую волну в сторону бога, который разбил ее ударом булавы, с навершия которой сорвался молниевый зигзаг, пытавшийся атаковать врага в затылок, но попавший в один из сталагмитов за спиной сместившегося бойца.
Тот взмахнул крыльями, отправляя клубы праха во врага, который пытался контратаковать и сжечь мешающую обзору завесу, однако не преуспел в этом. Струя ярко-алого пламени поглощала каждую частицу, попадающуюся на его пути, но на ее место, едва смещалось пламя, смещались другие, которым, казалось, не будет конца и число их не поддавалось подсчету. В ярости бог выпустил из себя ауру, которая, словно пузырь, стала расширяться вокруг него, уничтожая преграду из праха. Взор его очистился, и Сирабейн обнаружил, что Инквизитор исчез, а вместе с ним пропали и потерявшие сознание от боли, ран и кровопотери его спутницы. Он бросил взгляд вокруг себя, выискивая хоть малейший намек на ауру врага, однако все за пределами пещеры, где они схватились, оказалось запятнано аурой преобразившегося вторженца, и эманации быль столь сильны, что искажали взор божества.
- Трус! Кичившийся силой, ты оказался не готов к честному поединку со мной! Лжец! - рев бога сотряс землю, часть каменных наростов с потолка сорвалась и устремилась вниз, падая на трупы и издыхающие останки вампиров. В ярости он едва не обрушил ударами булавы потолок, после чего бросился в темноту прохода, ведущего наружу, куда, по его мнению, и мог удрать Марк вместе со своей драгоценной ношей.
Рывок во тьму, рассекаемую его пронзительным взором, едва не закончился плачевно, когда из смешанного марева-эманаций вылетел пылающий крест, летящий точно по центру его груди. Взмах булавой сумел отклонить атаку, которая, врезавшись в стену, проделала в граните огромную дыру-рану, осыпав вниз кучу обломков, погребая под оными несколько выпотрошенных тел треллов и вампиров. Пасс свободной рукой, и с темной кожи, теряющейся во мраке пещеры, срывается поток молний, пронзающий марево и впивающийся в камень, но не плоть Инквизитора, который вылетает, объятый тошнотворно-зеленым пламенем и наносит удар.
ШАРК
Оба орудия исчезают во вспышке, за которой последовал лязг и треск от соприкосновения, волны энергии прошли через руки обоих противников дальше, по всему телу, но никто не отступил. Один с серыми крыльями и зеленым пламенем, другой с черной кожей и иссиня-яркими вспышками, коими переливались его широко открытые глаза. Оба давили друг на друга, но безуспешно, пока, наконец, не разошлись в стороны на мгновение, чтобы сойтись в поединке вновь. С пальцев Сирабейна срывались ветвистые молнии, пламя же, использованное им лишь раз, было без проблем - даже с удовольствием - пожрано его кошмарным противником, который продолжал орудовать двумя клинками, одним из которых он постоянно отбивал направленные в него магическо-божественные выпады.
Сталактиты и сталагмиты очень скоро рассыпались на мельчайшие обломки, поднимаемые в воздух порывами ветра, поднимаемого выпадами непримиримых врагов, которые смешивались с кусками плоти, одежды, углями и остатками яств - всего того, что свидетельствовало о недавнем присутствии здесь кровососов, чьи души едва слышно, на фоне звуков боя, завывали, будучи не в силах покинуть Мундус и оказаться во владениях своего кошмарного повелителя, ведь их неумолимо тянуло к рассыпающей вокруг себя прах фигуре, которая, зверски скалясь и сияя тошнотворно-зеленым светом, бил крыльями и клинками своего чернокожего оппонента, покрывая его вспыхивающие при каждом попадания одежды постепенно растущими прорехами, словно бы играясь, или же желая покрыть его массой порезов, чтобы тот со временем банально истек кровью.
- Довольно! - взревел Сирабейн, собирая собственную силу в единый поток, который обрушил на противника, принявшего атаку на скрещенные клинки, с которых перед этим сорвалась волна пламени, разбившаяся о концентрированную ярость божества. Инквизитора отнесло назад, практически вжимая в стену, однако тот сумел удержать себя всего в паре сантиметров от избитой поверхности пещеры, покрывшейся свежими ранами и выступами.
- Это. Мои. Слова! - лезвия коротких клинков вспыхнули алым пламенем. Собравшись, Марк отбил поток мощи противника, а после и вовсе разрубил его. Он бросил себя вперед, сливаясь с крыльями в единый кокон, который, словно сверло, стремительно полетел в грудь противнику. Тот не стал пытаться остановить его ударом булавы или еще как, а сместился в сторону, но живой снаряд последовал за ним, и так снова и снова, не теряя скорости вращения, пока Сирабейн не сумел уклониться, пропуская противника в стену, в которой тот едва не застрял, просверливая отверстие. Пользуясь замешательством, он поспешил ударить булавой, но, ощутив сгущающую мощь, поспешил отшатнуться, и вовремя - столб слепящего пламени пробил потолок и пол пещеры, сжигая плоть, ткани, металлы и даже камень, превращая их в жидкий поток, вскипающий прямо на глазах. Вся вода в озере мгновенно испарилась, превращаясь в белесую завесу водяного пара, мгновенно заполнившую все пространство.
- Вновь пытаешься скрыться и ударить из тени, трусливый пришелец!
- Зато у меня нет привычки нарушить соглашения или похищать, кто дорог моим врагам! - донеслось откуда-то с той стороны. Бог сделал выпад, рассекая стену пара, однако атака не достигла адресата.
- Ты смеешь вмешиваться в дела, о которых не имеешь ни малейшего понятия! - прошипел Сирабейн.
- Ты посягаешь на наши права и на нашу власть!
- Плевал я и на вас, - из белесой дымки "выстрелило" крыло, ударившее по кончикам пальцев отшатнувшегося в последний момент божества, ощутившего, будто подушечки проскользнули по остро наточенной кромке лезвия клинка,
- на ваши права и вашу власть!
Кончик другого крыла нацелился точно в центр лба эльфийского небожителя, однако тот отмахнулся от удара своей булавой, вырвав несколько перьев, которые прямо на глазах превращались в россыпи праха, под воздействием пара превращающиеся в тошнотворно-серые комки клейкого вещества с отвратительным запахом. Белесая мгла дохнуло возгласом боли, и Сирабейн рванул вперед, рассекая преграду нисходящим выпадом, который со скрежетом встретился с лезвием клинка Инквизитора, который уже не так уверенно держался в воздухе.
- Твое присутствие вносит хаос в устоявшиеся порядки, ты якшаешься с даэдра и перекраиваешь весь Тедас по своему желанию, как тот наглый смертный, ставший богом!
- Ах, так дело в зависти, ревности и страхе! - глаза Марка выплюнули языки пламени, он оттолкнул булаву бога и нанес колющий в область груди, помогая себе крыльями, перехватывая другой рукой клинок обратным хватом, чтобы пробить противнику ключицу и вонзить лезвие в легкое. Первый выпад был заблокирован булавой, второй удар Сирабейн перехватил своей рукой, сжимая предплечье противника ниже кандалов с остатками цепей на оных. Он вкладывал в свою хватку много сил, стремясь как удержать продолжающееся движение, так и лишить Инквизитора руки, раздавив кости и вырвав кисть с оружием. Сосредоточившись на руках, он позабыл, что атаковать можно не только конечностями.
ХРУСТЬ!
За миг до этого он успел заметить отблеск ядовито-зеленого, стремительно приближающийся к его лицу и немного отвести голову в сторону и назад, поэтому вместо его изящного носа чернота, скрывающаяся под капюшоном, встретилась с надбровной дугой и скатом лба. Кожу опалило чужеродным пламенем, однако эта боль меркла с ошеломлением и хрустом костей его черепа. Хватка ослабла, дезориентация вывела его из равновесия, перед глазами поплыли алые круги... а затем тело обожгло в районе груди, почти тут же живота. С его уст сорвался вопль боли и злобы, ударной волной разошедшийся от тела. Что-то натужно просипело рядом с ним, шелест крыльев подсказал, что противник отступил, появилось время прийти в себя.
Сирабейн тряхнул головой - кровь из разбитого лба застилала ему обзор и не спешила останавливаться, часть челки обгорела, кожа в той области пошла пузырями, хотя в тоже время он, мимолетно коснувшись, ощутил, как рана и повреждения постепенно исцеляются. Он несколько раз махнул перед собой булавой, не столько чтобы ударить сколько для острастки, предупреждая возможную атаку Инквизитора. Однако тот не спешил атаковать, что было странно, не ощущай бог его силу рядом с собой, а также ничем не скрываемую злобу и ярость, сочившуюся из его естества. Рана на голове еще не успела закрыться, когда эльфийский небожитель, остановивший кровотечение, принялся судорожно осматриваться вокруг, метая молнии в подозрительные тени, коих было слишком много, чтобы ухватить каждую своим божественным взором, которому мешались удивительно непросматриваемые хлопья пепла, висящие в воздухе и не спешившие оседать на каменистую поверхность разрушенной пещеры.
Раны на теле тоже практически затянулись, но жгучая боль не спешила покидать его, несмотря на все усилия. Она отвлекала, злила, не давала сосредоточиться... она же и стала причиной того, что он не успел вовремя приготовиться к атаке снизу. Из сваленных в кучу расчлененных тел треллов, опаленных яростью атак двух непримиримых врагов, взлетел Инквизитор, метнувший еще на взлете Деймоса в область живота. Замечая движение, вспышку красного пламени и тусклое сияние проклятого лезвия, Сирабейн взмахнул булавой. Ее головка, высекая сноп искр, отбила клинок в сторону; оторвав руку от почти исчезнувшего на лбу шрама, бог, накапливая в ладони свою мощь, намеревался выпустить сноп молний во врага, но тот уже оказался на расстоянии выпрямленной ладони.
С влажным чавканьем и треском одежды в его грудь вонзился Фобос, которому владелец добавив импульса и скорости, положив освободившуюся ладонь на навершие гладиуса, развернувшись боком, врезаясь плечом в бок противника, поднявшего булаву в коротком замахе. Импульс выпада был столь силен, что они оба полетели дальше, пока Сирабейн не врезался спиной в потолок пещеры, ощущая, как рядом с сердцем проходит лезвие, погрузившееся в тело еще глубже и практически вышедшее кончиком острия из его спины недалеко от позвоночника. Рот наполнился солоноватой, пылающей жидкостью, воздух выбило из легких, а рука едва не выпустила оружие, потеряв цепкость пальцев.
В голове возник один-единственный вопрос: "Как?" Ответ на него он дать не успел, ведь вновь пылающие зеленью глаза устремились к его лицу, и в этот раз ему не удалось увернуться. Хруст костей, горячая кровь хлынула из раны на его лицо, затылок вновь поцеловался с потолком пещеры, камень стал крошиться в месте удара, по потолку пошли трещины, гранит шатался и стонал. Инквизитор вновь ударил его, проворачивая клинок в ране, когда потолок не выдержал, и они оба рухнули вниз, увлекаемые тоннами камней.
***
Они не находили себе места, слоняясь перед темнеющим зевом пещеры, затянутым мерцающим пологом барьера, поставленного кем-то из местных богов, если верить словам Серафолл. Мало того, что эту преграду непросто разрушить, учитывая, что лучшие специалисты по магии сейчас находятся по ту сторону, в плену, так еще и подчиненные Марка, выстроившись в боевые порядки, встали на ее защиту. Шок быстро прошел, они набросились на упертых легионеров с требованием пропустить их, дабы силой пробиться внутрь, но получили категоричный отказ от их предводителя, твердившего, словно заведенный, что таков приказ - никого не впускать и никого не выпускать до поступления иных приказов или смерти своего предводителя.
Надо ли говорить, что они были с этим не согласны?
И все бы ничего, вот только в решительно замерших, с копьями или пилумами, искаженных страданиями и долгими сражениями людях давно погибшей империи сбежавшая от своих обязанностей Владыка Демонов не видела страха, когда она специально напитала окружающую атмосферу толику своей силы. Они проигнорировали сочившийся мощью клинок, подаренный Марком Анариэль, добытый в турнире, проводимом в Обливионе, а мощь молниевых разрядов, пускаемых Жрицей Молний, выражение лица которой пугало ее даже больше, чем обида драгоценной сестренки Соночки, удостоилась лишь уважения. Им было плевать на ядовитые навыки Куроки, силу ударов Конеко, мощь и скорость клинков двух подруг-мечниц... нет, в их взглядах читались вызов, истовое желание, чтобы они пошли в бой.
Демоница поняла, что они невольно получили дозволение атаковать тех, кого они истово ненавидели, жаждали уничтожить. Она вспомнила скупые на подробности редкие рассказы Марка, которого иногда удавалось развести на откровения о его прошлой жизни. Он не любил вспоминать время, проведенное в Аду иного измерения, где приходилось бороться за жизнь и резать ее сородичей, что так сильно были похожи на ее родичей, служивших еще истинному Люциферу, или же на одичавших, безумных сородичей, на которых порой охотилась сестра со своей свитой. Старшая Ситри не сомневалась в своей силе, но она понимала, что без потерь эту битву не выиграть, а ведь здесь лишь часть целого легиона солдат, истово ненавидящих демонов, презирающих ангелов и не доверяющих всякого, кто не был из их скрепленного муками, кровью и яростью братства.
В какой-то момент мучительного ожидания, когда девушки суетливо метались перед выставленными наконечниками копий, сопровождаемые сотнями пар глаз напряженных стражей прохода, пласт скалы, куда вел темный зев прохода, стал истово сотрясаться из-за процессов, скрываемых от их глаз. Девушки замерли, все как один обратили свои взоры за спины легионеров, которые не дрогнули и не отвели от них своих глаз, застыв в напряженных позах, будучи готовыми, словно пружина, сделать выпад против своих целей. Интенсивность тряски и грохот все нарастали, пока не случилось нечто, похожее на взрыв, повлекший за собой обвал огромных масс породы, которые спустя какое-то время сошли на нет, сменившись хрупкой тишиной, не продержавшейся и десятка секунд.
- А ну разойдись! - вооружившись Дюрандалем, Зеновия было попыталась перелететь через порядки легионеров, однако несколько выпущенных для острастки стрел притормозили крылатую воительницу, как и ее подругу, чья скорость и ловкость не были чем-то сверхъестественным для неупокоенных солдат.
- Сейчас не время для выяснения отношений! - рыкнула, словно разъяренная львица, Анариэль, заводя руку за спину, чтобы перехватить рукоять магического двухклинкового меча. - Мы должны вмешаться!
- У нас приказ... - вновь безликим голосом молвил Секст Кальпурний. Казалось, что Лаймэнэль сейчас бросится на него, словно взбесившаяся кошка, и выдерет глаза, таким было выражение ее лица и положение тела. Она была куда больше похожа на "гуляющее там, где вздумается" существо, нежели две некоматы, которые просто походили на демонов с нелепо смотрящимися на них ушками.
- В бездну твой приказ! - взревела Изира, протолкнувшись вперед и практически насадив свое тело на наконечники копий, остановившись всего в нескольких сантиметров, так, что ходящая ходуном грудь под одеждой едва не касалась тускло-темного металла. - Вас совсем не волнует, что непосредственный командир может пострадать, проиграть и погибнуть?!
Дова сверлила римлянина взглядом, полном злобы и жажды крови, и ожидала какой угодно реакции, кроме грустной улыбки, которая скривила и без того не самые симпатичные лица легионеров. Такие разные, и в тоже время столь одинаковые по смыслу и значению, понятные лишь им самим и никому более. Это немного сбило боевой настрой девушек, равно как и тихие слова, едва ли не схожие с шепотом призрака в нордских руинах:
- Мы не можем погибнуть, ибо уже мертвы. А коль трибун проиграет и будет уничтожен, то мы обретем долгожданное забвение. При любом исходе мы будем в выигрыше.
И снова
седая ночь ломкая тишина заполонила пустоту и воздух перед столь разными сущностями, объединяемые лишь одним-единственным индивидуумом, потерявшем себя в хаосе перерождений и игр существ высшего порядка. Секунда, две, быть может и полчаса минули с момента, как были произнесены те слова, навеявшие мысли, воспоминания, сомнения и надежды, заполонившие сердца живых и оставшиеся без отклика внутри измученных превозмоганием боли мертвецов. Наконец, в какой-то момент, когда тонкая линия зари уже показалась на дальнем крае горизонта, центурион, ни к кому не обращаясь, вновь молвил, кривя изрубленные губы:
- Он не проиграет, не отступит, не теперь, когда есть вы, что ст... ви...кам... прод... ...ших к...шма...в... - его последние слова потонули в грохоте передвигаемых масс гранита. Ни единый мускул легионеров не дрогнул в момент, когда куча чего-то темного и стонущего на одной ноте с влажным шлепком приземлилась у ног Изиры. С непониманием драконица, а так же подошедшие со спины Серафолл и Акено рассматривали это нечто, в котором едва угадывалась черная кожа, багровые глаза, цвет которых сливался с красками, покрывающими агонизирующее тело, которыми была кровь, льющаяся из многочисленных ран.
Следуя неведомой команде, легионеры опустили копья, опуская их тупые концы вместе со щитами на землю, подпирая последние сандалиями, образуя живой коридор и отдавая честь традиционным приветствием, ударяя кулаком по плечу. Все для того, кто выбрался из темного зева прохода, измазанный кошмарной смесью из каменной крошки, грязи и крови, покрытый ей с головы до ног, пылающий зеленым пламенем из разрезов для лаз и рта во тьме, таящейся под истрепанным капюшоном. К измазанной кровью кирасе он прижимал тела двух безмолвных девушек, испещренные синяками и еще кровоточащими ранами.
Первыми оправились Ирина и Зеновия, поспешившие к Инквизитору. Лишь освобожденный от драгоценной ноши, он показал свои ранения, которые прикрывались телами бывших пленниц: весь низ живота представлял собою месиво, бедра зияли сквозными дырами, левая рука почти висела плетью, а походка сквозила хромотой. Он неумолимо приближался к дрожащему куску плоти, что выло и пыталось отползти на переломанных отростках, едва ли напоминающих руки; мешанина ран и костей уже не была тем надменным, но прекрасным лицом божества. Марк сошел со сцены, уступая ту мстительной и кровожадной сущности, пылающей тошнотворной зеленью, вновь обнажавшей лезвия своих гладиусов-близнецов.
Споткнувшись о тяжелый взгляд, девушки, подавившись всеми теми словами, что собирались обрушить на бросившего их мужчину, они отступили на несколько шагов перед хромающим и истекающим кровью существом; старшая некомата, окутавшая руки сенджуцу, собиравшаяся хотя бы немного подлатать воина, замерла под брошенным искоса взглядом того, кто продолжал дергано приближаться к бьющимся на земле куче плоти и костей. Сверкнула за его спиной вспышка мягкого света, было воспрянувшие сонные птицы вновь испуганно примолкли; прекрасная дева божественной красоты ступила на покрытую ихором землю, не обращая внимания на то, как пачкаются полы ее робы, с выражением муки и раскаяния протягивая руки в его сторону... Лязгнул металл, прогрохотали сотни ног по земле, и замерла Мара, глядя вокруг себя на сотни легионеров, направивших на него свое оружие, на дев, чьи взгляды, позы, магия и оружие выражали угрозу. Они не решились вмешаться в происходящее и не могли дать вмешаться той, кто не удержал от нарушения соглашения...
Казалось бы, что никто и ничто не могло бы остановить неудержимое, кривое движение вперед, но сверкнула молния, разделившая небосвод, а следом за ней прокатился раскат грома. В вышине началось светопредставление, перемежаемое грохотанием, а затем, стремительно превращаясь из темной точки на горизонте до целой процессии, появилась колесница, запряженная двумя огромными козлами, с пылающими копытами. Возничим был высоченный, бородатый мужчина, в броне, сжимающий железными рукавицами поводья, с легендарным молотом на не менее легендарном поясе. Легионеры подались в сторону, освобождая место для посадки невиданного гостя, заставившего одним своим видом остановиться истекающего ихором мстителя.
- Кажется, я успел к десерту, - с краткой усмешкой молвил мужчина, поднимая с днища повозки свой груз и бросая его к куче плоти и костей. В нем куда сильнее угадывались черты разумного существа, хотя двигаться самостоятельно тот так же не мог, как и членораздельно говорить.
- М-мастер? - пролепетала Акено (я бы тоже с такими таймингами в осадок выпал! Прим.Borland94), обращая на себя внимание. Мужчина бросил на нее веселый взгляд:
- О, малышка Акено! Слышал, ты славно показала себя в боях. Я горжусь тобой!
- Спа...сибо. Это... сильно... упрощает... все, - немного невнятно бросил инквизитор, бросив краткий взгляд на Торвальда-Тора (а то был именно он).
- Я думал сам разобраться с наглым выскочкой прямо на месте, но это могло бы помешать развитию ребенка, и вообще такое детям показывать нельзя, - недовольно пробурчал скандинавский бог, сложив руки на груди, - поэтому я решил порадовать тебя и посмотреть, как ты тут, - он выразительно хекнул, осознав, что Инквизитор перестал обращать на него внимание. - А ты тут бодрячком, как я погляжу, просто... истекаешь... уверенностью.
- Пожалуйста, не надо! - вновь рванулась женщина в робе, воспользовавшись замешательством солдат и девушек, однако она не успела сделать и пары шагов, как почти уперлась носиком в головку молота, Мьельнира, а так же запнулась о твердый взгляд холодно улыбающегося божества:
- За попытку угрожать моей семье я готов весь ваш пантеон на уши поднять. А вот этот парень имеет право, и возможности, уничтожить их, пусть даже это будет стоить ему своего существования.
"Сломанные" пытались уползти; происхождение давало о себе знать, раны стремительно затягивались, восстанавливался опорно-двигательный аппарат, однако все это требовало колоссальных сил и какого-никакого времени, коим они не располагали. Девы из другого мира, равно как и две эльфийки, не собирались протягивать им руку помощи, а страшные раны на теле Инквизитора не могли остановить его неумолимую поступь. И если напавший на Торвальда божок уже вполне мог встать (однако подножка от Изиры и крепкий удар по макушке куском крепчайшего льда от Серафолл не давали ему свалить отсюда), то вот у Сирабейна дела шли намного хуже, особенно если учесть, что он лишился обеих рук целиком, а ног по колено.
- Т-ты не можешь убить нас, пришелец! - прошипел бог, сверля ненавистным взглядом дову и демоницу.
- Твое вероломство не останется безнаказанным, и... бгфдхжвыф... - его последующие слова потонули в неразборчивом бульканье, пока он судорожно сжимал своими руками рассеченное горло. Под его пальцами воссияла целительная аура, края разреза исчезали прямо на глазах... но спустя мгновение пальцы россыпью кровавых обрубков осыпались на землю, а хрипящая голова отделилась от тела. Стукнувшись затылком о грудь, она устремилась вслед за частями кистей, однако через срез была насажена на клинок и поднята вверх.
- Нет,
не надо! - крикнула Мара, добавляя в голос божественной силы, однако вспышка молний обожгла ей лицо, заставляя вскрикнуть и отшатнуться. Тем временем из тела и головы божества стали вытекать изумрудные потоки энергии, в которых ощущалась мощь эльфийского небожителя, а так же боль и страх сущности, стремительно перетекающей в раскрытую пасть Инквизитора, где и пропадали с чавкающе-булькающими звуками. На глазах собравшихся его многочисленные раны затянулись, оставляя лишь огромные прорехи на кожаных кирасе и штанах, хотя ряд относительно мелких повреждений тоже исчезли, сменившись серой тканью, будто бы она всегда была такой.
Настала очередь Сирабейна, восстановившего себе голову и даже частично отрастившего руки, но все это было бесполезно перед лицом неотвратимого возмездия. Клинки были убраны в поясные ножны, и Инквизитор присел прямо на пытавшегося отползти калеку божественного происхождения. На едва обретшее прежнюю красоту лицо обрушился кулак в серой перчатке, звеня кусками цепей на кандалах, которые пустили трещины по скуле божества, за ним второй, снова первый, второй... Инквизитор молотил Сирабейна по всему телу сильно, размеренно, вразнобой, но следуя известной лишь ему одной системе. И вновь тело начинало превращаться в месиво из тканей, крови и мышц, в воздух с каждым подъемом рук Инквизитором поднимались капли ихора, сияющие в первых лучах восходящего солнца. Хриплые крики сменились сипением, затем кровавым бульканьем, ихор вновь заливал округу.
"Палач" снова покрылся кровью с головы до ног, лишь провал лица под капюшоном оставался девственно-чистым, источающим ярко пылающий изумрудный огонь ярости и злости. Методично, будто машина, он продолжал свою работу до тех пор, пока от головы не осталось ничего, кроме размазанной, вбитой в землю массы костей и плоти. Инквизитор в последний раз вскинул свои руки, в которые впились кусочки костей и налипли ошметки плоти, сцепив их в замок, после чего с силой опустил их вниз, разбрызгивая на метры вокруг отвратительную массу, после чего замер, пока темно-синие энергетические потоки вливались в его тело. Едва последняя толика силы исчезла внутри него, как Мара, будто бы растеряв все свои силы, отшатнулась, закрывая лицо руками.
Порыв ледяного ветра окатил богиню с ног до головы; отступив еще на пару шагов, она вновь открыла лицо, чтобы впериться взглядом в оказавшегося рядом мясника, убившего двух богов прямо на ее глазах, пока ее сдерживало присутствие тех, кто испытывал самые теплые чувства к этому монстру и не препятствовал расправе, несмотря на сомнения и отторжение при виде свершившейся казни. Он протянул руку и коснулся ее щеки, оставляя мерзкое ощущение холодной плоти и ледяного ихора, стекающего по ее коже на шею и дальше, все ниже, пачкая воротник робы. Волосы на ее затылке стали дыбом, такой кошмарный спектр эмоций она увидела в глубине его взгляда, за пылающим пламенем яростного безумия: боль, усталость, отчаяние, страх, надежду, веру...
- Уходи, и больше не попадайся мне на глаза. И ты, Аркей, тоже, - бросил он, поворачивая взгляд к темному уголку лесной чащи, откуда спустя мгновение выбралось упомянутое божество.
- Ты опоздал, и опоздал намерено, решив моими руками устранить неудобных тебе соперников по интригам в пантеоне. Их сила принадлежит теперь мне. С этого момента ни вы, ни другие так называемые боги-аэдра не посмеете влезать в дела мои, моего легиона и тех, кто важен для меня, - его голос холодил душу, естество укрывало тенью все пространство на многие сотни метров вокруг. Трава, кустарник и деревья стремительно увядали, животные стремглав покидали лесной массив, тучи птиц взвились в воздух, беспокойным щебетанием оглашая угрозу всему живому.
- В следующий раз я приду к вам и открою прямую дорогу Обливиону, а после уничтожу тех, кто возьмет вверх, даже если ради победы придется пожертвовать своей душой.
***
Она боялась, очень боялась всего того кошмара, что приключился с ней. В последний раз такой страх обуревал ее в далекий день, века и даже эры назад, когда веселая, находчивая, одаренная девушка, отвергнув семью, друзей и прежние радости жизни, умерла, и родилась Мирак, самая выдающаяся из драконьих прислужников, разделившая душу с дова, а после сумевшая одолеть и даже подчинить своих прежних повелителей.
Даже рабское служение в плену у Хермеуса Моры не было столь ужасным, ведь она едва осознавала его; принц даэдра зачастую туманил ее сознание, щедро одаривая ее запретными, тайными знаниями и даже удовлетворяя самые разнообразные нужды. Так просто и приятно было быть его марионеткой, позабыв про жажду власти и могущества над жизнями простых смертных, что были так далеко! Лишь в редкие моменты все то, что оставалось от ее прежней сущности, вопило об ужасах происходящего, тщетно пытаясь обрести контроль и бежать, как можно дальше от скользкой хватки проклятого божества.
Она пыталась, и не раз, и даэдрический принц не мешал ей, скорее даже негласно помогал - в своих брождениях по запутанным лабиринтам библиотек, в окружении мельтешащих томов на самых разных языках ее не трогал ни один из его прислужников, а некоторые даже приносили книги, откуда она черпала и расширяла знания об этом плане и способах проникновения сквозь границы между Обливионом и Мундусом. Однако, несмотря на все свои старания, раз за разом она терпела поражение, ведь обыграть на этом поле средоточие знаний и мудрости для нее было практически невозможно. И в то время, когда она практически сдалась, и потеряла всякую надежду на спасение, пришел он.
Просто вломился в план Моры, просто сразился с ним, просто влез в ее сознание, внушив абсолютную верность... а потом просто сделал помощницей, наплевав на то, какие ядовитые, угрожающие взгляды в ее адрес метала дюжина его подруг. Нелогичный, агрессивный, лишивший ее свободы, будучи новым повелителем, затеявшем войну, до которой ей не должно было быть никакого дела... Но только ли из-за внушения и магии, которой он обработал ее душу, она следовала за ним и выполняла все приказы? Только ли поэтому сражалась, убивала и уничтожала магию, объединившись с одной и девушек? Только ли из-за этого она пыталась всеми силами одолеть бога, пытавшегося взять валькирию в плен, хотя прекрасно знала, что ей не победить? Какое отношение вмешательство в разум имело к тому, что она, стискивая зубы, терпя боль от унижений и мук, ждала, когда он снова спасет ее?
... в темном зале, под конусом света, он сидел, держа в руках потрепанный инструмент, перебирая струны, наигрывая, чуть неумело, мелодию песни, что внушала надежды, пыталась подбодрить, придать сил, помочь не сломаться под тяжестью жизненных трудностей. Сидя перед стеной огня, ставшей чем-то вроде экрана проектора, обладатель ухмыляющейся маски наблюдал за тем, как его подопечный сидел у изголовий двух стоящих рядом постелей, на которые уложили женщин, получивших тяжкие телесные и моральные травмы. Обеих он держал за руки; в его позе, пепельной серости кожи и тяжелом, неподвижном взгляде читались напряжение, боль... глубокая, мрачная задумчивость о совсем уж не светлых деяниях.
- Ты понимаешь, мой маленький друг, - с ленцой и насмешкой протянул Игрок, не прекращая перебирать струны, - что близится поворотный момент... но увы, не тот и не тогда, когда ты думаешь. Опаснее всего тот, кого ты упускаешь из виду, особенно тогда, когда вас продолжают связывать узы...
... семьи ее были крепки из-за традиций. Ее бабушка в строгости пыталась подготовить из нее легендарную воительницу, пускай нужды в сопровождении душ погибших в залы Асгарда уже не было. Она стискивала зубы и двигалась вперед, желая оправдать ее ожидания. Шли годы, и вместе с подругами менялась она сама. По силе, уму и иным талантам она опережала их на целую голову, но отставала в другом - в отношениях. Неважно с кем, ведь даже со сверстницами порой она не могла найти общий язык, все глубже и глубже проникая в недра познания магии и тайны мироздания.
Тихие, дружеские подколки сменились болезненными насмешками, особенно из-за неудач на личном фронте. Она старалась не обращать на них внимания, но обидные слова кинжалами пронзали ее сердце, застревая в нем, оставляя болезненные, мелкие раны, которые не спешили заживать... Одной из причин, почему она вообще пошла на службу
к самому Одину, было как раз желание показать другим, насколько она успешна и без наличия парня в своей жизни, обернувшейся крахом из-за наклонностей предводителя скандинавских богов. Сколько проблем ей приходилось разгребать каждый день, пока похотливый старикаша грезил о женских задницах, сиськах и прочих "достоинствах" дам всех рас и видов, сколько кризисов и неурядиц приходилось улаживать собственными силами!
Больше удивляет иное: с такой работой невозможно не ожесточиться, не стать строгой и въедливой настолько, что тебя станет бояться собственный начальник. И в тоже время, в глубине своего сердца, что вырывалось наружу лишь в краткие часы отдыха дома или во время употребления спиртного, которое она практически не переносила, таилась все та же робкая, наивная, продолжающая мечтать северная красавица, ждущая своего принца. Но, как известно, любовь зла, и не нужно быть выходцем из одной огромной страны, чтобы верить в достоверность этого утверждения. Принцы на белых конях, с ослепительными улыбками и безукоризненными манерами, навеянными самыми разными сказками, не спешили к ней. Зато чуть ли не с неба свалился наглый, хамоватый, ехидный, полный проблем и проказ человек, перевернувший все с ног на голову в жизни окружающих его существ, не оставив без внимания и ее саму.
А уж сколько разврата - одних подружек, коим он признавался в теплых чувствах... неслыханно! Где уважение к чувствам девушек! Разве он не должен был определиться и выбрать лишь одну?! Как же это беси... ло, до тех пор, пока Иссей-Марк, оказавшийся выходцем из иного мира, не раскрылся с других сторон. Смерть, раны, потери, страдания окружали его уже очень давно - это стало понятно из его редких рассказов о прошлом, которое куда чаще, чем хотелось бы, напоминало о себе. Несмотря на браваду и кровавую жестокость в боях, он был милым, добрым, отзывчивым человеком, который заботился, в том числе и о ней. Возможно, дело было в недостатке опыта таких отношений и переживаний, и потому она с такой силой и готовностью потянулась к его израненной душе, открывая дверку в свою... важно ли это?
Главное то, что чувства оказались взаимными - она смогла принять его любвеобильность, понять тех, кто сделал это раньше; ее приняли в негласный клуб подружек, среди которых было столько выдающихся девушек разных рас, что просто голова кругом шла. Сомнения и страхи, грызущие ее изнутри, о важности и крепости чувств, он разбивал просто тем, что улыбался, обнимал, шептал на ухо банальности, от которых сердце начинало биться чаще, а уж если его руки и губы начинали проникать под одежду. Она переживала вместе со всеми, плакала с ними, винила его вместе с ними... и в тоже время всегда поддерживала, стремясь найти компромисс. У нее не было той харизмы и силы духа, как у Акено и Изиры, упертости и дотошности как у Анариэль или же несгибаемого нрава, как у Серафолл. Она просто была готова следовать за ним, подставлять плечо в дороге и трудностях, всегда поддерживать, в любой ситуации, лишь бы он продолжал ее любить...
Она ждала его в моменты, когда он пропадал, когда из каждого угла раздавались шепотки, вещавшие о его смерти, и верила, что он все равно вернется; даже теперь, попав в плен, будучи сломленной, обессиленной, окровавленной, дрожа из-за мерзких касаний отвратительных похитителей, она ждала и верила, что он вернется, что он не оставит ее. Она ощущала его ледяную ярость и жгучий гнев, распространяемые от него во время шествия по туннелям; она чувствовала нутром всю глубину переживаний, скрываемых за тем ужасом, который он нес своим врагам. Валькирия не считала его чудовищем, живым мертвецом, судьбой которого был лишь вечный бой; она знала, что под искалеченными осколками скрываются тепло и душевность человека, готового на все ради своей семьи. Она чувствовала, что под холодной кожей бьется горячее сердце...
***
Размеренный грохот тысяч ног, цокот копыт, лязг металла, ржание лошадей, скрип повозок - все это такая родная и дорогая сердцу мелодия вышедшего в поход легиона. Непривычным было то, что не слышалось разговоров, то тут, то там вспыхивающего пламени смеха, окриков командиров - легионеры, деканы, центурионы и декурионы, высшие офицеры и даже я сам хранили мрачное молчание. Со дня, когда в пантеоне аэдра стало на двух представителей меньше, минуло уже три дня, которые я провел без отрыва от постелей двух пострадавших женщин, судьба которых так сильно меня волновала. Чудо, не иначе, что ни одну из них не осквернили своими телесами те мерзкие кровососы, что их не убили те вероломные божества, чьи силы и сущности медленно переваривали Гай и Драйг. Минувшим вечером легион снялся с лагеря в захваченном городе, переданном под защиту имперцев, однако я до сих пор возвращался к минувшим событиям...
-ЧТО ТЫ СКАЗАЛ!?
- Именно то, что ты слышала, Акено, равно как и все прочие. Я настоятельно прошу вас отбыть в Имперский город и позаботиться о безопасности императора, Совета, генералитета... в общем, всех тех, кто управляет делами в Империи...
- Но почему? Разве для этого ты не отправил легионеров в Сиродил? - изумилась Анариэль, замерев на полпути к столику с напитками.
- Потому что вы все вместе сможете устранить любую угрозу, в том числе против себя. Пока война не закончится, вам лучше быть подальше от меня... - я понимал, что словами не отделаюсь, и девочки, увы, меня не разочаровали, набросившись, словно кошки на кусок рыбы, разве что друг дружку не пытаясь расцарапать. Плавали, знаем, простые слова никак не смогут достичь их...
... не самые приятные думы щипали и кололи все то, что продолжало биться в моей груди. Из глаз и рта едва вырывались язычки багрового пламени; исключая ряда знаков различия и снаряжение, я был практически неотличим от тысяч своих братьев, которые, кажется, после объявления изменений в кампании против альтмеров, вздохнули с облегчением; мрачная решимость читалась на их искаженных смертью и прожитыми испытаниями лицах, когда пламя вспыхнуло в их глазах и ранах, а блистательное воинство вновь стало выглядеть как армия неупокоенных солдат.
Несколько дней молчаливого, неумолимого марша, не прерываемого ни на секунду - и вот мы уже спускаемся в зеленеющую долину, освещаемую первыми лучами восходящего солнца. Замерев на пару минут в стороне у дороги, спускающейся вниз, к возделываемым полям и маленьким, уютным деревенькам, я смотрел на раскинувшийся на берегу океана славный город Даск, крупнейший порт южных известных земель, известный, помимо прочего, шумным рыбным рынком, а так же кожевенными мастерскими, продукция которых пользовалась популярностью у самых разных ремесленных, и не только, гильдий.
Лучи солнца едва касались чудом не замызганных и незатертых частей нашей брони, когда по округе стал разноситься протяжный звон колоколов, будящий горожан и население поселений за пределами высоких, белокаменных стен. Стража на стенах, тем более в столь тревожное для Доминиона время, бдила. Со своей позиции я видел, как по стенам начинают суетиться "палочки"-стражники, как зажигаются костры, а из домов выбегают обыватели, с ужасом и паникой мечущиеся первые минуты, пытаясь разобраться в происходящем.
- Трибун, могу я отправиться и... - ко мне подъехал префект легионной кавалерии, Маркус Филлипус Фермин, однако я прервал его взмахом руки.
- Не нужно, пусть как можно больше эльфов соберется за стенами.
- Ты уверен, что они...
- Да, уверен. Пусть станут еще одним кошмарным примером для остальных. Поэтому не ждите трофеев, и не становитесь лагерем. Да и вряд ли твои братья смогут проехать там, лучше оставим это Дометиану Хонорусу.
- Как прикажете...
... два часа спустя мы уже построились в боевые порядки, окружив город с суши двумя линиями оцепления. Конница расположилась небольшими отрядами за позициями пехотинцев, на случай, если кто-то попытается сбежать. Впрочем, кое-кому уготовано пережить сегодняшний день вне всяких сомнений, ибо таков
путь план.
Перед стенами города, закрепив на спине древко пилума, к которому было привязано белое полотнище, сам Маркус Фермин объезжал стены, гарцуя рядом со рвом, вызывая власти славного Даска выслать делегацию для проведения переговоров. Безопасность каждого члена гарантировалась словом всех легионеров и лично трибуна Публиколы, ни единый волос не упадет с их головы. Трижды он прокричал послание, сопровождая его протяжным ревом рога, снятого с пояса, игнорируя случайные выстрелы из луков, самострелов и баллист (несколько стрел застряли в его теле, однако для нас такое было сущим пустяком, не требующим внимания, тем более в текущих условиях).
Сидя в седле, окруженный манипулой триариев, возглавляемых Аквилой, я с горечью вспоминал вечер расставания, когда обстановка шатра летала по воздуху, звенела, трескалась, ломалась, а на меня обрушивался дождь из проклятий и обвинений... до тех пор, пока орать не начал я сам, добавив толику силы в голос, выпуская волны гнева, неизрасходованные во время боя с Сирабейном. Я обвинил их в собственной уязвимости, назвал их причиной того, почему так долго велись военные действия, связал отсылку в Империю с желанием позаботиться, и даже неудачно пошутил про желание провести громкий мальчишник, которого еще Тамриэль не видывал.
До сих пор, закрыв глаза, я вижу их обвиняющие взгляды, дрожащие губы, слезы, застывшие в уголках глаз; слышу, как в разуме эхом отзываются их проклятия, ругань, обвинения, угрозы, обиды.Расставание - как я надеюсь, на время - вышло крайне отвратительным, но только так я мог гарантированно отправить их в резиденцию императора. Тор обещал приглядеть за ними, познакомить со своим ребенком и супругой каждую... надеюсь, это поможет им остыть.
Прошел час, второй, третий... солнце уже достигло пика и стало постепенно клониться к закату, когда титанические въездные ворота раскрылись, показав выстроившихся за ними стройными рядами копейщиков в броне с изумрудным отливом, а так же отряды кавалерии на ухоженных скакунах, нервно гарцующих рядом с отрядами пехоты. За стены выбралась группа из двадцати всадников, больше половины из которых составляли охранники в искусных пластинчатых доспехах, несущих в себе мотивы с лошадьми. Ветерок, потерявший прежнее сходством с живым скакуном, тряхнул мордой, двинулся чуть вперед и остановился. Все верно, мой друг, этот миг почти настал...
Судя по всему, предводителем этой группы была эльфийка в охотничьем платье кремовой расцветки, уверенно сидящая в седле, с едва заметной нервной миной, что портила ее прекрасное лицо. Каштановые волосы были забраны в пучок на затылке, поблескивала серебряная диадема, инкрустированная мелкими драгоценными камешками. На поясе кинжал, на руках добротные и длинные кожаные перчатки. Симпатичная особа, но какого черта она-то тут забыла? Группа всадников еще не успела до нас добраться, как триарии стали синхронно расходиться в стороны, а я, тронув поводья Ветерка, дал команду коню выдвинуться навстречу. В итоге мы оказались в нижней части полумесяца, образованного боевыми порядками легионеров.
Спрыгнув с седла в десятке метров от остановившейся делегации, я удостоверился, что за мной следует десяток триариев, вместе с Аквилой, после чего вновь обратил внимание на гостей - помимо некой аристократической особы, к нам прибыл кто-то из армейских офицеров, судя по потрепанной, но крепкой броне и обветренному лицу, покрытому шрамами, а так же маг в мантии, покрытой эльфийскими рунами, держащий в тонких руках длинных посох с овальным кристалом рубинового цвета в навершии. С ними же была пара бледных, словно мел, слуг, которые старались держаться за спиной девушки. Когда она спустилась на землю, один перехватил поводья лошадей, когда другой, невысокая девушка, последовала за своей, судя по всему, госпожой.
- Марк Сергий Публикола, трибун, командующий XIII легионом-Инквизицией. С кем имею честь говорить?
- Леди Индоэль, младшая дочь короля Алкараиля, - хмуро и недоброжелательно откликнулась девушка, отшатнувшись в момент, когда моя ладонь во время жеста приветствия, сжимаясь в кулак, приблизилась к ней.
- Накилаир, капитан городской стражи, - представился офицер.
- Фойнаил, ученик магистра Даркариила, - сухо буркнул маг.
- Полагаю, все вы знаете обстановку в Доминионе - ваши армии терпят одно поражение за другим даже здесь, в сердце государства, что уж говорить о заморских территориях, - я взял паузу, чтобы собеседники обрушили на меня пустословные опровержения и заверения, что вот скоро они соберутся и победят, однако таковых не последовало, что меня приятно удивило. - В таком случае перейду сразу к делу: как полномочный представитель Империи Септимов, я предлагаю королю Даска сдаться и перейти под имперское управление. Сложите оружие, выдайте нам всех талморцев, находящихся в городе - список имен мы предоставим, проверим каждое - и даю слово, что местное население не пострадает. Короля, всех его родственников, а так же советников и слуг переведут в отдельную резиденцию...
- Хватит, монстр, давай я сразу скажу тебе, что ты можешь подавиться своими предложениями. Даск никогда не склонится перед чудовищами, которые режут невинных словно скот, а пленных женщин отдают на потеху похотливым легионерам, которые даже ни разу не обнажали клинков в этой войне, посчитав это ниже своего достоинства, - устало, чуть дрожащим, но уверенным голосом заявила Индоэль, смотря прямо мне в глаза Она вздрогнула, но не отводила взгляда все время, пока говорила, и даже после. Выступив вперед, капитан Накилаир прошептал:
- Даже я бы не сказал лучше, госпожа.
- Ваш отец просил меня присмотреть, чтобы вы не перегнули палку... но я согласен с каждым вашим словом, - добавил маг, кратко улыбнувшись.
- Что же... - я закрыл глаза, ощущая, как внутри меня поднимаются потоки силы, как пламя вырывается из глазниц из сомкнутых губ, как с судорожным вздохом эльфы отшатываются, как скрипит металл брони и лязгают практически извлеченные из ножен клинки.
- Нет нужды беспокоиться. Я дал слово, что посланцы не пострадают, и я сдержу его, даже если боги будут против.
Я пошел вперед, смотря на стены, где маячили защитники города, воздевая руки вверх, ощущая, как ускоряются потоки силы внутри моего тела, вырывающиеся наружу.
- Уверен, вы знаете от беженцев, что мы стараемся щадить мирное население захваченных городов, хотя это далеко не всегда получается.
Небеса вспыхнули пламенными потоками, которые сталкивались друг с другом, сливаясь и разбиваясь, приобретая новую форму, обтекаемые черты чего-то, что с каждым мгновением становилось все более и более узнаваемым.
- Времена изменились.
Небеса расколол громогласный клекот орла, сотканного из кошмарного пламени. Огромная птица, с утробным уханьем взмахивала крыльями, поддерживая себя в небе. Защитники на стенах засуетились, забегали, пространство над дворцом засветилось переливами магической защиты.
- Теперь все будет иначе. Мы дадим выбор каждому городу - сдаться на милость Империи.
Я опустил руки, и вместе с этим с небес к земле устремился пламенный орел, чьи крылья обняли городские стены, после чего все пространство за ними объяло пламя. Лопнул барьер, взорвалась башня с набатом, вспыхнул камень, гиганское зарево отражалось в водах океана, когда я обернулся к опешившим, замершим посланцам, в один миг лишившимся дома:
- Или же умереть, без шанса на возрождение. Вы станете вестниками моей воли и понесете ее на запад, в столицу. Расскажите королеве и каждому, кто будет слушать, что их ждет в случае неповиновения.
