За день до этого.
Эти стены давят на меня своей непризнанной, устрашающей обыденностью. Мне хочется выбраться из этой клетки, подышать свежим, городским воздухом ЛА, увидеть взгляды прохожих на себе. Да, именно этого мне не хватает! Решаю выбраться в город. Для начала нахожу себе одежду, попутно смотрю новую серию любимого сериала, наношу макияж и размышляю. Чёрное платье еле налазит на меня и я, как последняя идиотка, вспоминаю слова мистера Уорнера. Чёрт возьми, а он прав! Пора снова брать себя в руки, иначе миллион потрачу на обновление гардероба. К платью у меня была только одна сумка — чёрная, украшенная пайетками, на золотой цепочке. И тут возник самый сложный выбор — каблуки или балетки? Или кеды? Каблуки не практично — устану. Балетки — слишком просто и без вкуса. Кеды — с приталенным, вечерним платьем? Серьёзно? Значит, каблуки. Среди кучи старых, местами потрёпанных, нахожу чуть ли не идеальные. Звоню Джорджи — сегодня утром он пригнал машину, оставил её до завтрашнего дня. Мило общаюсь с водителем по телефону, выпрашивая на один вечер шикарный джип. Он говорит, чтобы я, как самый настоящий ребёнок, спрашивала разрешения у папочки и отключается. Ну, этого следовало ожидать. Выключила всё в своей комнате, поднялась на второй этаж и притихла. В «пыточной» что-то копошится. Вдыхаю, как в последний раз, стучу и вхожу. Ах ты ж сука! — О, малышка! — смотря мне в глаза этот…кретин подносит рюмку абсента к губам, улыбается и залпом выпивает её. Внутри всё резко выключается, кроме красной горящей кнопочки, оповещающий меня о приближении волны злости. Здравый смысл отключается и я действую, как ненормальная. Подбегаю к кофейному столику, хватаю с него мерзкую бутылку в виде пениса и убегаю на кухню, слушая мат и тяжёлые шаги. Ох, зря я обула каблуки, очень зря. Уже на кухне я останавливаюсь возле раковины и жду. Раз. Два… Мистер Уорнер вбегает и замирает. — Не смей этого делать! — его голос похож на сталь, но после сегодняшнего поцелуя я не думаю о страхе перед ним. Это в прошлом. Моя жизнь разломалась на два огромных куска. — Вы нарушили правила, мистер Уорнер, и теперь должны быть наказаны. — Я понимала, что не успею вылить алкоголь, потому что босс кинется на меня раньше. Значит, действуем кардинально. Я разбиваю бутылку о край мойки и абсент попадает мне на платье, на голые ноги, на пол, частично заливает раковину. — Я убью тебя, сука! — вопит мужчина и бросается в мою сторону. Хочу отбежать, но каблук скользит в вонючей жидкости и, чтобы не упасть, хватаюсь рукой за край раковины. Боль пронизывает ладонь, а кровь смешивается с абсентом. Кровь и абсент — любимые сладости мистера Уорнера. Приходится действовать в два раза быстрее. Он вот-вот достанет меня. Набирая скорость (насколько это возможно) прячусь за стол, но огромная туша босса опрокидывает деревянный стул и толкает стол. Вижу только одну цель — входную дверь. Но, надо успеть схватить ключи от машины с тумбочки в прихожей. Становлюсь ветром, стихией, несусь в прихожую. Закрываю за собой стеклянную дверь, хватаю с тумбочки ключи от дома и машины. Он уже близко. Сбавил темп. Больше не бежит, но идёт быстро и уверенно. Закрываю за собой дверь, открываю ворота и выезжаю. В ушах звенит только стук слетающей с петель двери. Но мистер Уорнер далеко, а я уже уехала.***
Шон недоверчиво глянул на меня. — А теперь тебе пить-то можно? — сегодня он выглядел отменно, чего не скажешь обо мне. — Сегодня можно, но немного. — После минутного молчания добавила. — Я за рулём. — Так ты ещё и водишь? — я кивнула. — Ладно, что будете пить? Что-то нежное, дамское? — Давай коньяк, — он удивлённо покосился в мою сторону, недоверчиво наливая золотую жидкость в снифтер, добавляя туда крупные кусочки льда и подавая с легкой улыбкой на пухлых, розовых губах. — Что-то не так? — За всю мою практику женщины ещё ни разу не заказывали крутые коктейли. У вас мода на мужские напитки? — Нет. Просто от «женского коктейля» максимум закружится голова и захочется проблеваться. А вот коньяк… — я с наслаждением потянула носом, сделала глоток обжигающего напитка и цокнула от удовольствия язычком. — Ты удивляешь меня! Может, есть ещё какие-то секреты, которые я о тебе могу сегодня узнать? — Например? — Твоё полное имя! — Дурацкий вопрос, — я скривилась. — Тебя зовут Патрик? — Шон хохотнул, за что получил порцию злющего взгляда с долей недоверия. — Патрисия, — тихо проговорила я, больше для себя. Чтобы не забыть. — Красивое имя, — Шон долил мне коньяка. — Твои родители сильно заморочились, поэтому ты должна быть благодарна им. — Поверь, дорогой, я им благодарна за всё, кроме имени. Но, давай не будем. Следующие три стакана я пропустила мимо себя, заглушая внутреннюю тревогу. Что-то не давало забыть мистера Уорнера. Что-то постоянно возвращало меня домой, к нему, в этот вечный скандал, который неизвестно когда закончится. Я глянула на бармена, на его сладкое личико, на его стройную фигурку, на эти бледные, длинные пальцы. Мне захотелось большего, чем просто общения. Большего… Через пять минут он трахал меня в маленькой каморке — пьяную, довольную и сумасшедшую. Я испытывала кайф, когда его движения ускорялись. Он не смотрел на меня, уткнувшись лицом мне в шею, отчего я дышала с облегчением, выпуская тихие стоны в затхлый воздух помещения. Я старалась забыться, раствориться, но ничего не выходило. В какой-то момент я осознала, что вижу не бармена, а своего босса. Чувствую его огромную ладонь на своей талии. Чёрные волосы растрепались, а грубый запах прибитой пыли въедается в мою кожу. Где-то на фоне абсент и кровь, стекающие по стенкам, затапливающие каморку, нас, весь мир. Я чувствовала его солёную кровь, его мягкие губы, его шершавую от щетины кожу. И это всё вызывало оргазм. Кончила. На прощание он налил мне ещё один стакан коньяка, мило улыбнулся, стирая с губ последний поцелуй. Ноги еле донесли меня до машины. Села за руль и где-то внутри ощутила знакомое чувство тревоги. Стоит ли ехать? Конечно!***
Меня остановили. Этого стоило ожидать. Пьяная, растрёпанная, с размазанной помадой, я просто была обязана сидеть в баре до приезда Джорджи. Но мне стало стыдно звонить ему, просить, задабривать. Коп подошёл к открытому окошку и представился, но после моего нечленораздельного лепета заставил выйти и показать права. Правило № 1: прежде чем выезжать на чужой машине, убедитесь, что вы взяли с собой права. Вот я, к примеру, забыла их дома. — Они есть…я сейчас… — Правило № 2. Проверяйте то, что лежит у вас в сумочке прежде, чем случится казус. Пока я рылась в необъятных просторах, рука зацепила знакомый пакетик и кокс выпал. Коп тут же поднял его и моё путешествие по ночному городу продолжилось в полицейской машине. В этот момент смерть от рук мистера Уорнера казалась мне истинным наслаждением.***
После допроса болит голова. Болит так, что я ненавижу не только своего босса, но и весь остальной мир. Я сижу здесь сутки. Это место представляется чем-то, что находится ниже ада. Думать позитивно не получается. Сталкиваюсь с реальностью, которая избивает меня мыслями о будущем. Меня посадят. Закроют за решёткой с долбанутыми сокамерницами и я тут же стану врагом № 1 за свой длинный язык. Как про меня будут думать родители? Сестра? Что я скажу им, когда судья вынесет приговор? Я сломалась. Больше нет сил для борьбы. Только крик о помощи тем, кто оглох, кто никогда не слышал. Скоро и я перестану слышать, закроюсь в себе, чтобы только избежать всего этого. Я не хочу, боже, я не хочу этого. Слёзы смывали с лица следы позора. Мама всегда говорила, что за свои поступки следует отвечать муками и страданиями. А за чужие поступки как следует отвечать, мама? У меня был выбор, простой выбор — сдать этого идиота, этого урода, кретина, психа, сказать, что взяла у него. Но толку-то? Или я действительно защищаю его? О, нет! Стокгольмский синдром неизлечим. Следует как можно скорее выявить причину своих действий и признаться, что попросту рехнулась. Слетела с катушек. Влетела в каменную стену. Растворилась в кислоте собственных доводов. Погибла под тяжестью вины и раскаяния. Вот только это не перекрывает страх, боль и угрызения совести. Я останусь здесь навсегда, в аду, в грязи и саже, как падший на самую глубину. Меня закопают под кирпичным домом, напишут на надгробной плите, что умерла от эмоционального шока, от переизбытка чужеродных чувств, от нехватки кислородных масок во время приступа соблазна. Рядом всегда будет ходить его призрак — напоминание о вечности рядом с ним. — Мисс Беккер, вы свободны, — коп, что меня допрашивал, быстро зашёл в помещение, снял с отёкших рук наручники и показал на дверь. — Но… Я не понимаю… — То, что нашли у вас — не кокаин, а обычный стиральный порошок. Приносим свои извинения. Шокированная, я шла по коридору, стуча каблуками. Ноги подкашивались. Коп помог мне дойти до свежего воздуха. Он ещё раз попросил прощения и скрылся за тяжёлой, железной дверью. — Малышка Бонни, — мистер Уорнер открыл передо мной дверцу машины, но я подлетела к нему, выписывая звонкую пощёчину. Некоторые прохожие обернулись, наблюдая за бурной разборкой. — И тебе добрый вечер! — Чёртов ублюдок! — на его тело обрушились удары. Я била его, не чувствуя никакого облегчения. — Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу! Убью, суку! — он не старался останавливать меня, только сгорбился, иной раз уклоняясь от моих ладоней. Выбилась из сил. Остановилась. — Стиральный порошок? — Давай не здесь, дорогая! — он улыбался, вызывая у меня только новую волну гнева. Не заметила, как снова расплакалась. — Нет, мистер Уорнер, я хочу знать прямо здесь и сейчас! — мой голос срывался до поросячьего визга. — Что всё это значит? — Я давно забрал кокс, а вместо него кинул пакетик с порошком. Думал, выйдет забавная шутка. — Забавная шутка? Я думала, что моя жизнь… — я не сдерживала эмоций. От истерики тело дрожало. Волосы висели сосульками. Я никогда не чувствовала себя такой униженной, такой никчёмной. Такой несчастной. — Что моя жизнь кончена. Что дальше меня ждёт настоящий ад. Я ведь толком…ничего не успела. Совсем ничего. А для вас это очередная шутка. Моя жизнь — шутка, мистер Уорнер? Жизнь вот этого человека, — я указала на первого попавшего под руку зеваку. — Шутка? Вы перестарались с юмором. — Твоя жизнь не шутка для меня, Пат, — он сказал это тихо, с грустью, с отчётливым сопереживанием. — Тогда зачем так поступили? Ведь знали, что может произойти нечто подобное. — Не знал. — Тупое брехло, — я плюнула этой фразой ему в лицо, хотя знала, что должного эффекта всё равно не достигну. — Вы самый гадкий и мерзкий на всей планете. — Ты сдаёшься? — Ещё чего! — я оттолкнула его, села на заднее сиденье и закрыла за собой дверцу. Хотелось отмыться от этих дней и, наконец, выспаться.