Пыточная мистера Уорнера

Я не думала…не думала, что будет именно так… После оглушительного падения я ощущала, как болит тело — всё, даже мелкие клеточки нервной системы, кора головного мозга, кончики ногтей и луковицы волос. Из меня выжили жизненные соки, превратили в сухую корку, в осенний лист под ногами. Два дня я провалялась в кровати, вставая по крайней нужде. От шороха за входной дверью сводило в страхе и ожидании опасности. На дне ямы не так уж и плохо. Не хватает света, тепла, не хватает свежести и прибитой дождём пыли. Отчасти — только отчасти — не хватает его. Я дала слово, что даже в своей голове не проговорю имени человека, из-за которого я медленно продолжаю сходить с ума. Падение не обезвредило бомбу, не вылечило болезнь, не дало вакцины. Кроме боли и пустоты оно вообще ничего не дало. Смотря в бежевый потолок, изучая клейкую, неровную паутину, я думала, что осталось совсем недолго, капелька, ведь каждой боли, рано или поздно, наступает конец. Моя кончится скоро, на днях. Надо только побороть апатию, побороть желание сгнить в жаркой кровати, задохнуться от одеяла и подушки. Но, как только я начинаю что-то делать — не важно, уборка это или обычные блуждания по квартире, — тут же натыкаюсь на воспоминания. Разбитая жизнь, осколки которой царапают мою искалеченную душу. Настолько ли всё плохо? Ведь по сути, ничего страшного не произошло. Я избавилась от паразита, сосущего мою силу, мою кровь, мой разум. Что он давал мне взамен? Психические расстройства? Головокружения от бессилия? Скандалы из-за скверного характера? Да, именно! Он губил меня. Я была словно на поводке: ему хотелось отдушины в жизни, развлечений — поводок натягивался, я прибегала, как домашняя зверушка, пытаясь на полном серьёзе отыграть заведомо пагубную роль. Ему надоедало моё общество — поводок ослабевал, я могла делать что хочу, но под зорким взглядом тёмных глаз хозяина. Пыткой оказались не телесные повреждения — их я бы пережила. Пытка — это испытывать чувства к существу без души, без сострадания. На чём базируется любовь? Из чего вытекает? Что становится причиной? Я много думала, искала ответы на эти каверзные вопросы, применяя личный опыт для осознания теоретической части вопроса. Копаясь в себе я старалась найти хоть одну зацепку, чтобы объяснить эту немую тягу к нему. Поводок натянулся — хозяин ожидал моего возвращения. Если бы при падении я лишилась бы части мозга — кинулась без раздумий в свой старый котлован, принимая с облегчением и радостью ежедневные пытки. Но земля на дне ямы оказалась мягкой, поэтому я продолжала сидеть дома, отключила мобильник, потому что знала — не сдержу обещания, ринусь к нему при первой же просьбе. Чего стоил уход. Но даю слово, впервые в своей жизни, что не сброшу тебя туда. Ты останешься со мной, здесь, на земле. Ад не заслуживает твоей души. Я верила ему, и меня это пугало. Играя с моими чувствами, он совершал акт милосердия, спускаясь с горящего трона на последнюю ступень, чтобы пасть передо мной, заставить меня повторить в это и оказаться на голову выше. Хитрый, хитрый Дьявол, искушающий своей странностью, своей извращённостью, своей манерой манипулировать. Я бы назвала это моральным насилием, но боюсь, что сама виновата в этом. Логичнее было сразу сбежать, а не терпеть, надеяться, что через время, совсем скоро, он изменится, потому что я «сущий ангел». Идиотские мечтания! Что-то внутри надломилось, в один миг стало невыносимо больно, до горячих слёз. Я схватилась за грудь, сжимая старую футболку, думая, что смогу вырвать этот ненавистный сгусток боли. Он исчез через час, оставляя после себя холодную, звонкую пустоту. Безусловно, стало легче. Я ощутила знакомый прилив сил, нашла в себе смелости подняться с кровати, включить газ и поставить на конфорку чайник. В дверь постучали — громко, с нескрываемой ненавистью. Я вздрогнула, уронив на пол любимую чашку. Попытка выломать дверь продолжалась недолго, пока не звякнул ключ в разъеме и в прихожую не ворвалась Мэгги. Зелёные глаза блестели ненавистью и тревогой. Я хмыкнула, наклонившись за крупными осколками. — Какого чёрта, Патрисия? — сестра забежала на кухню, кидая маленькую чёрную сумочку на стол. Я громко сглотнула, возвращаясь в душную допросную. — Почему у тебя выключен телефон? И что ты делаешь дома? Ты ведь… — Я уволилась, Мэгги, — я говорила тихо, без нажима, чувствуя, как швы на ране расходятся. Падать ещё и перед ней я не собиралась. — Опять? — Да, сестрёнка, опять! — съязвила, защищаясь. — Ты пришла спросить только это? — Сколько можно, Беккер? — воздух накаливался до предела. Я никогда не позволяла срываться на Мэгги, чувствуя ответственность перед младшей сестрой. Но сейчас, мне казалось, ещё одно слово, и я не выдержу. Он назвал бы это «фееричным шоу». Я назову — «превращение в пустоту». — Я снова должна искать тебе работу? — Я просила тебя об этом?! — Но… — Я просила тебя об этом, Беккер-младшая? — мой крик казался неестественным. — Что ты от меня хочешь? Пришла учить жизни? Рассказывать, как правильно следует использовать своё время? А не пошла бы ты нахуй, дорогая сестрёнка? Вместо со своим идеальным мужем, идеальной жизнью, работой и прочей хернёй! — Пат, что происходит? — Мэгги неприятно скривилась. Я знала, что ей всё равно, знала, что не поймёт, поэтому не рассказывала. Но мокрые глаза застилали окружающий мир полупрозрачной плёнкой. Я не видела, но чувствовала, и это было хуже всего. — Ты можешь срываться на кого-то другого? — А что здесь есть другие? — истерично хохотнула. — Я не могу понять — тебе нравится мысль, что ты лучше меня? Что достигла много? Из-за этого я выслушиваю постоянные лекции и нравоучения? — Просто я ответственней отношусь к своей жизни… — Вот именно, Мэгги, к своей, — я нервно вытирала слёзы. — Моя жизнь не такая. Хватит сравнивать! Хватит прибегать сюда, прикидываться заботливой мамочкой. Я ведь знаю правду. Ты всё это делаешь, потому что не можешь жить без признания. После таких походов к униженным, как я, ты приходишь домой и хвалишься перед мужем. Или я лгу? — Единственная причина, по которой я каждый раз вытягиваю тебя из задницы — это любовь, бездушная ты скотина! — Мэгги схватила сумку и повесила её себе на плечо. — Тебе нужен Цербер, дорогая. Нужен тот, кто будет контролировать каждый твой шаг, иначе ты погибнешь. Да, ты старше меня, но ведёшь себя как малолетка. Что с тобой происходит? Почему ты не можешь быть нормальной? — О, слышу голос матери, — я рассмеялась. — Патрисия, почему ты не можешь быть нормальной? А вы не думали, что я нормальная? То, что неприемлемо для вас, является нормой для меня. И это не делает меня изгоем, каким я была в семье. Один отец понимал меня, поддерживал, но и его вы выжили из своей жизни. — Наш отец — редкостная скотина. Забыла, как он изменял маме? — Мэгги мерзко и приторно улыбнулась, напоминая мамочку. — Нет, не забыла. Но я ещё помню, как каждый день она была им недовольна. Как пилила его, старалась создать из него идеального мужчину. Ты ведь точно такая же. Стараешься всё подчинить своей воле. Мэгги, для этого тебе не хватает одного… — И чего же? — Мозгов! — Знаешь, слушать твой очередной бред я не намерена. Когда будет нужна помощь - звони. Ведь так ты привыкла делать? Сестра хлопнула дверью. Стало в два раза хуже. От меня отвернулись, сделали вид, что так и должно быть. А может и правда должно? Кто говорил, что такие отношения являются неправильными? Кто говорил, что пытки это отвратительно?

***

«Чёрный кот» славился тишиной. Я пила третий бокал мартини, наслаждаясь приятным спокойствием внутри. Прошло ещё три дня. За это время я старалась заняться полезными делами, понимая, что боль когда-нибудь пройдёт. Со временем она притупилась, напоминая о себе только поздно вечером, когда я оставалась наедине с собой. Поэтому принялось решение выбираться из дома ближе к ночи. «Чёрный кот» оказался самым приемлемым в этом плане, местом. Но вместо приветливого Шона, на смену вышел грубый и сиплый Джонни, который молча подливал алкоголь и напоминал, что прошло уже больше двух часов. Он казался роботом, поэтому со временем я перестала обращать на него внимание. Рядом со мной сел мужчина. Я не смотрела в его сторону, увлекаясь зелёным блеском оливки на дне бокала. — Виски! — грубый голос разрезал душу на части. Теперь от неё остались одни ошмётки. Мистер Уорнер не заметил меня, иначе на запястье появились бы новые фиолетовые следы. Я съёжилась, отодвигаясь в сторону. Зачем ты припёрся сюда, чёрт ходячий? Бармен налил ему золотую жидкость, возвращаясь к монотонному протиранию стаканов. Мне хотелось повернуть голову и хоть краешком глаза рассмотреть до боли знакомое лицо. Соблазн убивает. В этот раз не так смертельно, как в прошлый, но неприятная дрожь сделала ватными ноги и руки. Я искоса глянула на бывшего босса, замечая крупные синяки под глазами. Он залпом осушил стакан, выпрямил спину и повернул голову. Тёмные глаза блеснули. Мне оставалось только вскочить со стула, бросая на стойку две зелёные купюры. Тяжёлые шаги слышались следом, а холодная, сильная рука схватила за прежние шрамы. Улица, на удивление, опустела к одиннадцати часам вечера. — Отпусти меня! — я вырывалась, стараясь избежать новой волны боли. Но она неизбежно подступала к глотке, мешая дышать. Мешая жить! — Пат, послушай, нам надо поговорить, — спокойный голос убаюкивал и привносил в мою истерику нечто инородное, нечто, вызывающее страх и панику. Наконец, рука оказалась на свободе, но я не торопилась уходить. Самоистязание — это ведь так забавно и приятно. — Я виноват перед тобой. Очень. И сейчас…я чувствую себя как кусок дерьма. — Потому что ты и есть кусок дерьма! — алкоголь ударил в голову. — Чёртов ублюдок, который не может понять, что я никогда не буду его. Скажи, Мэрилин Мэнсон, у тебя есть хоть что-то человеческое? — Точно так же, как и у тебя, малышка. Мы похожи, — он разозлился, пришёл в ярость и бешенство. — Оба не знаем границ, нарушаем чужие и виним в этом других. Ты ведь считаешь, что во всем виноват я? Верно? — я молчала, а он смеялся. — Глупая, глупая Пат Беккер. До какого момента ты могла бы выдержать ежедневные издевательства, оскорбления? И ради чего — чтобы я трахнул тебя в сортире, как последнюю шлюху! — я хотела ударить его, но он перехватил руку, притянул к себе так близко, что я видела каждую морщинку на его бледном, искривлённом от злости лице. — Ты не умеешь контролировать свои эмоции, поэтому тобой легко манипулировать. Но я допустил ошибку. — И какую же? — с ненавистью в голосе, какая только имеется во мне, я прошипела. — Догадайся сама! — Решил прыгнуть следом? Знаешь, на дне не так уж плохо. — Я притянулась к нему, впиваясь в губы жёстким, наглым поцелуем. Он с радостью отвечал, прижимая моё тело к своему. Вот-вот и я стану частью его организма. Но всё это влияние алкоголя, только его последствия. Отталкиваюсь руками от его вздымающейся груди, отхожу, чтобы не видеть, совсем не видеть и не чувствовать его. — Что бы я не выбрала, я всё равно погибла. И ты действительно тому вина. У меня не хватит смелости отказаться. Поэтому я прошу тебя — исчезни. — Я подняла влажные глаза, смотрела прямо на спокойное лицо. — Если всё, что ты говорил, является правдой, то оставь меня, ведь так будет лучше. То, что происходит между нами - это ненормально! Ненормально причинять друг другу боль. Это не отношения, не чувства — это издевательства. Однажды один из нас действительно не выдержит. Упадёт уже по-настоящему. — Я не исчезну, Пат, — он ухмыльнулся. — Смирись с этим. Живи с этим. Я не умею по-другому. — Не умеешь или не хочешь? — И то, и другое. — Прости. — Я повернулась к нему спиной, ощущая колючий взгляд тёмных глаз. Быстро пошла по горячему асфальту, понимая, что дальше будет хуже. Пытки только начинаются.