Пыточная мистера Уорнера

Всякое безумие имеет свою логику. Но, тогда это не безумие. Череда мыслей в голове неряшливо раскидывалась по всей коре мозга, из них я вычленяла фрагменты, обрывки, пыталась соединить в одну общую картину, но терпела поражение. Пустая квартира напоминала допросную. От сигаретного дыма болели лёгкие, резало глаза. С блядской встречи в «Чёрном Коте» прошло два дня, но они тянулись липкой, вязкой вечностью, отдающей алкоголем, сигаретами и истерикой. Я знаю вкус боли — она приторная, жидкая, отдающая металлом на сухих, раненых губах, втягивающих очередную порцию яда. Я бросила курить полтора года назад, думая, что эта привычка останется в юности, в головокружительной молодости, в мире, где нормальная и здоровая я живёт беззаботно. Но всё возвращается — пачка сигарет выпала из рук на тёплый пол, рядом с разорванной простыню, которая ночью разозлила меня. Это становится нормой. Я слышу как в ванной из крана капает вода, тяжёлыми бусинками разбивается о керамическую раковину. Это вызывает новую волну злости. Но я стараюсь держать себя в руках. А они трясутся, словно осенние листья на морозном ноябрьском ветру. Пепел осыпается серыми пылинками на коленки; размазываю, создаю непонятный рисунок, напоминающий моё состояние, мою теперешнюю жизнь. На сухих губах, кроме фильтра, есть горький поцелуй. Подушечками пальцев касаюсь его, закрываю опухшие глаза. Он не отпустит меня, останется рядом призраком, выедающим сознание маленькой серебряной ложечкой. Его чувства токсичны. Он не умеет любить без боли, без страданий, без мук. Это всё является неотъемлемой частью его существования. Втянув меня в игру, он заразил мой мозг и моё сердце, отравил душу, превращая в безвольную наркоманку, которая не может прожить без нужной ей дозы. Я хотела понять причины своего недуга, найти хоть маленькую зацепку моего дикого желания быть с ним рядом, но больной разум только сильнее запутывал, заметал следы. Без него я не смогу жить дальше — это не дешёвая фраза из очередной мелодрамы. Это блядская правда, сосуществующая в одной реальности со мной. Как он за такой маленький срок подчинил меня себе? Проблема ведь действительно не в нём, а во мне. Он только эгоист, с манией величия, с извращенческими наклонностями, с кучей психических расстройств. Я так больше не могу… Подбегаю к телефону, хватаю его, чтобы совершить очередное падение. Это необходимо. Нет! Мобильный оказывается на полу, а я отбегаю к стенке, стараясь не смотреть на своё проклятие. Мне нужно с кем-то поговорить. Не с ним! С другим, кто, возможно, повлиял на меня, создал именно такую модель поведения. В мобильнике нахожу номер отца, набираю, слышу приятный, до боли знакомый голос. Автоответчик говорит заученную фразу, сигнал записи и я замираю. От внутренней боли сводит ноги, а глаза застилаются знакомой полупрозрачной плёнкой. Я ничего не вижу, скатываясь по стенке к осколками разбитого цветочного горшка. — Папа… Мне надо с тобой поговорить… — я заглушаю истерику как могу, но голос не подчиняется. Моё тело отказывается слушаться, выдавливая наружу все скопившиеся эмоции. Я действительно долго не плакала. Два дня прошли в полной апатии и безразличии ко всему, даже к собственным чувствам. — Мне очень плохо. Тебе казалось, что мир рушится? Или что земли уже давно нет под ногами? Я не знаю, зачем звоню именно тебе, что хочу услышать от человека, который самый первый бросил меня. Помнишь, как я просила тебя, чтобы ты забрал меня с собой? Я ненавидела наш дом, нашу жизнь. Мне страшно признаваться даже себе в том, что я ненавидела мать, Мэгги. Ты всегда говорил…ты говорил, что это просто сложный характер… А я плакала ночами, стараясь сохранить себя, остаться такой, которую всегда мечтал видеть ты! Ты, чёртов ублюдок, который даже не удосужился позвонить в течение этих блядских пяти лет! Я вдалбливала…себе в голову, что ненавижу и тебя. Но сейчас…да, именно сейчас мне нужен только твой совет… Папа, я влюбилась. Я полюбила мужчину, который медленно убивает меня. Причиняет мне боль. — Я закрыла губы руками, но из меня лезла вся боль. — Я не хочу быть с ним, но, в тоже время, желаю этого больше, чем дышать! Я…я просто хочу забыть это как страшный сон. Но ничего не получается… Не получается… Просыпаясь утром, я мечтаю только об одном — не вспоминать своё прошлое. Но это невозможно. Как мне поступить? Что мне надо сделать? Я ведь…я ведь просто хочу быть нормальной! Понимаешь? Пап? Пожалуйста…я прошу тебя… Хоть сейчас услышь меня. Я… Телефон выпал из рук. Всё это напоминало прощальное письмо. От суицида останавливал один глоток коньяка, последняя затяжка и его голос. Я знала, что всё это — глупо, но я устала быть сильной. Устала справляться со всем этим дерьмом одна.

***

Моя мать любила Мэгги Беккер больше, чем меня — очевидный факт, который замечали все окружающие нас люди. Увидев ещё в младенчестве внешние сходства, мамочка всячески старалась воспитать из юной зеленоглазой тихони точную копию себя. После, я осознала, что это, своего рода, часть коварного плана вселенной и общества родителей-неудачников, которые в юности хотели быть поэтами/актрисами/спортсменами/певицами, но в силу различных обстоятельств, отказались от мечтаний и занялись выращиваем цветов жизни. Я была первенцем — крикливым, неугомонным шалопаем, во всю копирующим образ отца. Мать была недовольна первым вариантом рукописи, поэтому создала второй — практически идеальный. В детстве она часто говорила, что мои глаза с примесью грязи, потому что я совершаю много постыдных вещей, а вот у Мэгги (точная формулировка, выводящая из себя до сих пор) глаза чисто зелёные, потому что она послушная девочка. Так было всегда. Я перестала обращать внимание на всевозможные манипуляции и попытки превратить меня в «нормального человека», а после совершила резкий прыжок вверх (как мне казалось) — я бросила школу. Просто перестала туда ходить, занимаясь саморазвитием. Первый парень — Дэн Перес — свёл меня с интересными людьми. Они называли себя «Клубом одарённых», а я прозвала их «сбродом поэтов», потому что стишки их походили на отборный шлак. Но это был интересный опыт. Все вместе мы работали над собственной газетой, фотографировались на старые полароиды, носили короткие стрижки и лёгкие плащи. Мать возмущалась, орала, истерила, но, в конечном итоге сдалась и перестала обращать на меня внимание. Когда кружок «одарённых» распался, я понимала, что дальше меня ждёт унылая пора повторного обучения. Я мечтала поступить в колледж, стать детским психологом. Но в этот момент отец уходит из семьи, оставляя меня один на один с вечно недовольным монстром и его верным слугой. Я молила его забрать меня, но отговоркой было: «Дорогая, я не могу пока взять тебя с собой. Я ухожу в никуда, а тебе едва исполнилось шестнадцать». В школу я вернулась — у мамы резко нашлись связи. Закончила на «мнимое» хорошо, но в колледж не поступила. Расхотелось. Вместо этого танцевала на пилоне, в дешёвом стриптиз-баре «Канарейка», вбирая в себя самую страшную сторону жизни. Меня взяли без документов — юные тела, крутящиеся на шесту, приносили больше денег, нежели обглоданные кости «старушек» и трансов. Когда мать узнала — тут же выкинула вещи за дверь. Я не винила её, хотя в душе злилась. Никто не хочет иметь дочь — малолетнюю шаболду, зарабатывающую не честным трудом, а телом. Признаться честно, мне не нужны были деньги. «Канарейка» — своего рода эксперимент, тест на поиск себя в жизни. Мне хотелось грязи, хотелось разврата, свободы. Получив это сполна, я уволилась и некоторое время висела на шее своего отца, крутившего роман с молоденькой парикмахершей моей мамы. Мэгги знала об этом, приходила в ярость от моего полного безразличия. Потом началась череда скучных офисов, куда сестрёнка устраивала меня. За это время она радовала маму своей хорошей учёбой, поступлением в колледж, свадьбой с умным парнем, отличной высокооплачиваемой работой. Я же не появлялась на пороге, стараясь держаться от семейной идиллии в сторонке, где-то у самого края обрыва в пустоту. А потом саморазрушение, в двадцать шесть полное уничтожение старых взглядов и чувств. Может, моя любовь к мистеру Уорнеру — манекен отношений с матерью? Я привыкла к моральным пыткам, стараясь найти их в любых мелочах. Значит, стоит действительно стать нормальной, стать хоть чем-то похожей на чистую Мэгги Беккер? Да, это пока только планы, но сначала — сначала я хочу окунуться в грязь с головой. Хочу на время утонуть в ней, потому что потом…потом я стану меняться. В новой жизни для мистера Уорнера места не будет!

***

Я набрала номер, снившийся в кошмарах. Долгие гудки выводили из себя, но стальной голос привёл в чувства. — Кто это? — он не знал моего номера, что усугубляло его положение. — Мистер Уорнер… — я не знала, как дальше продолжить. Слова застряли в глотке. — Пат, малышка, это ты? — мурашки захватили пульт в мозгу. Минуту назад я боялась, что покончу жизнь самоубийством, а сейчас говорю по телефону с самым страшным видением, погубившим всю меня. — Мне надо, чтобы вы приехали ко мне… Я хочу… У меня есть к вам предложение… — Какое? — Я хочу вас на эти три дня… — Почему такой срок? — Потому что на дольше нас не хватит! — вытираю трясущейся рукой очередные слёзы. — Вы приедете? — Причина такого резкого поворота, — он вздохнул в трубку. — Мне необходимо убедиться самой и доказать вам, что наши с вами отношения губительны. Может быть тогда вам…и мне станет легче… — Скинешь адрес или мне интуитивно искать квартиру? — я слышала шуршание. — Пришлю смс. До встречи… Испытательный срок — три дня. За это время ведьма сумела свести с ума бедного парня. За три дня мистер Уорнер соблазнил меня на муки ада. Что ж… Может быть эти три дня станут для него хорошей местью? Или для меня?