Пыточная мистера Уорнера

Осознание…оно приходит слишком поздно. В густой липкой крови уже давно течёт её яд, напоминающий абсент, наркотик, головокружительное падение в яму. Напоминающий треск тонкого льда под тяжестью тела. Чувствуешь себя неловко — все эти чувства инородные, лишние в моём умирающем сознании. Я не должен ощущать этой дикости, этой необузданной власти над своей душой. Поводок в руках Пат Беккер. Она ведёт меня в свой ад, напоминающий уютную квартирку на втором этаже. Разговор по телефону длится вечность с уклоном на полпятого вечера. Она сидит на подоконнике, царапает ноготком грязное стекло и улыбается. Мне некомфортно. Я чувствую себя лишним в её простой, н о р м а л ь н о й жизни. Чёрное пятно от горького кофе. Отпечаток чернил на белом листе бумаги. Прожжённая дырка от окурка на платье осени. Всё, что угодно, но не счастливая влюблённость. Она не замечает меня, смотрит на солнечные блики в окнах напротив, внимательно слушает собеседника, постепенно забывая про дьявола в разодранной кровати, мирно наблюдающего за её гибелью. Пат Беккер права. Несомненно, бесспорно права только в одном (я готов признаться самому себе) — это не отношения. Я боюсь её. Боюсь её чувств. Боюсь того, что случится со мной после всеобщего падения в яму. Хочу существовать, но с ней это невозможно. Она пожирает меня — старого меня, — создавая подобие, клон. И мне остаётся выбор: поддаться и исчезнуть или уйти, чтобы не загубить себя и её. Пат Беккер — ты была не единственной, но лучшей. Б ы л а, потому что завтра ты исчезнешь. Я убью тебя, заставлю пройти истинный ад, но после…да, после, ты будешь мне благодарна. Но, чёрт возьми, как ты…невыносима. Розовое тельце в чёрной футболке прижимается к тёплому стеклу, дышит на прозрачную поверхность, рисует на мутном следе от горячего дыхания сердце и поворачивает голову ко мне. Пытливо смотрит, наблюдает. Телефон оказывается на подоконнике. Пат слезает с него, босыми ногами шлёпает к кровати и останавливается возле моих ног. — Звонили из ада. Спрашивали, не видела ли я Дьявола? — она издевательски улыбается, коленом упирается в мягкую ткань одеяла. — Ты сдала меня? — Очень хотела, — закусывает губу. — Но не стала. Всё-таки я держу тебя в трёхдневном плену. Им не обязательно это знать. — Она падает возле меня, пряча лицо под жиденькими волосиками. Прикасаюсь к голому предплечью, провожу рукой по синей, выпирающей вене, наслаждаясь мягкостью кожи. Я должен запомнить эти ощущения. — Щекотно, — недовольно высказывается Пат и убирает прядь волос с лица. Я смотрю ей в глаза, сжимая запястье в похолодевшей руке. Единственное, что я могу оставить на память — следы на коже, синие отметины, боль, чтобы она быстрее выздоровела, оправилась, пришла в себя. Резко разжимаю пальцы, замечая блеск в глазах. — Прости… — Ты по-другому не умеешь, верно? — Да, Патрисия… Самое обычное имя, — мысли вслух настораживают её внимание, она приподнимается на локтях. — Самые обычные волосы, — трогаю жёсткие пряди золотых нитей. — Самая обычная кожа. — Холодными пальцами касаюсь носа, спускаюсь на скулы, на изгиб подбородка, яремную вену, еле заметные ключицы. Она поддаётся на каждое моё прикосновение, прикрывает сонные глаза. — Ты самая обычная. — Её лицо вдруг оказывается впритык к моему, горячее дыхание жжёт щеку. — Тогда почему ты всё ещё рядом? — Потому что когда я рядом ты становишься обычной, — кусаю шею, оставляя ещё один шрам. — Не преувеличивай свою значимость в моей жизни, — короткие пальцы оказываются у меня в волосах, с силой сжимают, тянут от себя. — Я обычная со всеми. — Врёшь, — стягиваю с её тела футболку. — Что будет после? — Горячий чай и телевизор, — она смеётся мне в лицо. — Я ведь говорил, что врёшь, — толкаю её на спину, нависаю сверху, покрывая кожу слизкими поцелуями. — Я сбежала с пыточной, Брайан, а ты приволок её ко мне в квартиру, — сбивчиво говорит Пат. — И кто ты после этого? — Мэрилин Мэнсон, — мои пальцы оказываются на её губах, проникают в ротовую полость. Она посасывает их, стараясь обхватить языком. — Это всего лишь пальцы, Беккер. — Я в курсе, извращенец, — провожу влажными подушечками по её губам, очерчивая контур. — Я думала, ты будешь играться с другими губами. — Портишь весь момент своими комментариями, — она права. Я играю не по тем правилам, поэтому тут же исправляюсь. От резкого проникновения Пат пискнула, выгибаясь дугой. — Теперь я всё делаю правильно? — Заткнись… Учащаюсь, а потом резко сбавляю темп, получая за это царапины на спине, недовольные стоны и блеск в глазах. Жажду её страданий, но тут же сгораю на костре совести за её боль. Она ведь этого не знает — боли. Мы толком не изучили друг друга, не поняли психологии, привычек, взглядов на жизнь. Возможно, при других обстоятельствах, я бы не посмотрел на неё. Возможно, она на меня. Дело ведь не в этом. Когда она сопит, повернувшись набок, я встаю с кровати, одеваюсь. Как бы не было больно — признаю, мне, — я обязан сделать этот гнусный поступок. На один вечер становлюсь англичанином, оставляю после себя в этой квартире только боль и слёзы. Пат Беккер — чёртова сука, — оказалась права. Я не выдержу эти три дня, сдамся, оставаясь пленником квартиры на втором этаже. Поступаю правильно — убеждаю себя в этом, пока захлопываю входную дверь. Освобождаю её от вечных пыток — такси сворачивает на перекрёсток, оставляя позади малышку Беккер. Убиваю её — ноги чересчур медленно плетутся к дому. Я проиграл. Признаю это, хотя худшей участи не могу представить. Проиграл и убил человека. А чего ты ожидала, Пат Беккер?