Хоук. Мариан Хоук.

Мариан всегда отличалась склонностью к опасным играм и безрассудным затеям. Регулярно расплачивалась за это разбитыми коленками, рассечённой бровью и содранными ладонями. Синяки, порезы, царапины и ссадины были обычным делом и вызывали всего один вопрос: «Что на этот раз?». Не только из-за того, что родители беспокоились за старшую дочь, но и потому, что каждая новая травма обязательно была связана с какой-нибудь историей. От спасения кошки, застрявшей на дереве и с испугу расцарапавшей своей благодетельнице руки, до драки с соседским мальчишкой за то, что он обижал младших. С возрастом почти ничего не поменялось. Но теперь это были не синяки и ссадины, которые сами заживают за неделю без следа, оставляя на память захватывающие истории, а рваные, колотые, резаные и рубленые раны. Ожоги от огня, льда и паучьего яда. Переломы, вывихи, сотрясения и растяжения. Эти травмы не проходили сами и далеко не всегда получалось обойтись одними припарками и повязками. А ещё теперь после них оставались шрамы. На теле и на душе. У Мариан много историй, и ещё больше шрамов. Например, тонких светлых полос, почти незаметных на бледной коже – эти раны залечивал Андерс. Ругался, просил быть осторожнее и строго запрещал снимать повязки до срока. Или грубых темно-розовых рубцов, бросающихся в глаза или скрытых под бронёй и одеждой – эти Хоук лечила сама. Зашивала, прижигала, прикладывала травы – в зависимости от срочности и возможностей. Про одни Мариан с удовольствием рассказывает за кружкой эля, яростно жестикулируя и активно доказывая, что тот гарлок на самом деле был почти с огра размером и меч у него был во-о-от такущий – вдвое больше него. Про другие – изредка, случайным любовникам в порыве пьяной откровенности, ничуть не стесняясь. А есть такие, про которые – только верному псу и бутылке вина. Хоук помнит их все. Как получила – по форме и размеру шрама она может вспомнить даже чем был вооружён противник и как её угораздило. Как и чем лечила – микстуры, травяные примочки, повязки и недели покоя в ожидании выздоровления. Но есть один шрам, про который не спрашивает только ленивый или немой. О котором Мариан никогда не рассказывает даже близким. Не потому, что ей стыдно за свое изуродованное лицо – просто есть шрамы, которые не заживают. И этот – один из них. Она бы и рада забыть, но слишком хорошо помнит тот день. Помнит, как открыла глаза: первым что она увидела, был взъерошенный, злой и явно очень уставший Андерс, а только потом – потолок своей спальни. Она попыталась улыбнуться и пошутить – а лицо отозвалось мучительной болью, и память предательски промолчала. Голос лекаря звенел в ушах невнятным гулом, но по интонациям и общей громкости, Хоук догадывалась: Андерс ругался. Кажется, даже матом. Возможно, поминая самые интимные части Андрасте в крайне неприличных оборотах. Но только догадывалась, потому что губы мага двигались слишком быстро, чтобы она успела прочитать по ним, а в ушах так сильно звенело, чтобы хоть что-то расслышать. Помнит, что закрыла глаза всего на минуточку, переждать пока Андерс перестанет ругаться, а когда открыла снова – в спальне было темно, пусто и тихо. Только в ногах сопел Демон, тревожно навострив уши: охранял. Мариан помнит, как осторожно села, ещё плохо понимая почему комната качается – тело казалось таким непослушным, будто чужим. Ощупала лицо, самыми кончиками пальцев, мучительно припоминая, что же случилось. Но память молчала, а то, что Хоук ощутила под пальцами, ей совсем не понравилось. Глаза заплыли, нос распух и болел, даже если его не касаться, а от скулы до скулы, через переносицу, протянулась кривая, глубокая рана. Помнит, что Андерс вернулся ровно в тот момент, когда Хоук практически встала, чтобы дойти до зеркала. Поймал, принудительно уложил обратно на подушки, почти не встретив сопротивления – только потому, что Мариан тогда была совсем без сил. И помнит его слова: «Ты прекрасна, пока ты жива. И никакие шрамы этого не изменят». А всё, что случилось до этого – она старается не вспоминать. Потому что второй шрам, полученный тогда же, который тоже никогда не заживёт – на боку. От гарлочьего меча, едва не оборвавшего жизнь Мариан Хоук.