Хоук. Мариан Хоук.

Рождение близнецов казалось маленькой Мариан настоящей трагедией. Вся её привычная и понятная жизнь перевернулась с ног на голову, а мир неожиданно перестал вращаться только вокруг её «Хочу» и «Не хочу». Больше она не была «единственной, любимой и самой-самой доченькой». Теперь маленькая Мариан стала Старшей Сестрой. И не важно было, что ей только пять, не хватает переднего зуба, а непослушные волосы даже в косичках топорщатся под немыслимым углом. Мама сказала, что надо заботиться о братике и сестрёнке, ведь она теперь взрослая. И Мариан это совсем не обрадовало. Первые годы близнецы не вызывали у Мари ничего, кроме ревности и обиды. Ей всё время казалось, что им достаётся больше внимания, их любят сильнее, и игрушки у них лучше и интереснее, а она несправедливо обделена теплом и лаской. Родители как могли убеждали её в обратном, но Мариан им совсем не верила. В её маленькой войне любые методы были хороши, от истерик до голодовки. Но время шло, Мариан с близнецами росли, соперничество постепенно сменилось любопытством, а после и настоящей дружбой, какая редко бывает между старшими и младшими детьми. Самым ярким воспоминанием стало то лето, когда Мариан едва стукнуло двенадцать. Всё шло своим чередом – с утра пораньше она исчезала со двора, лишь бы не брать с собой младших, и возвращалась только чтобы чинно поужинать с семьёй, и упасть спать, набегавшись за день. Только вот однажды вечером Мариан отказалась есть, а утром не вышла к завтраку. Лиандра, пришедшая будить дочь, застала её сидящей в постели, с распухшим лицом и температурой такой высокой, что бледная кожа покрылась испариной. Мари испуганно смотрела на мать и была готова вот-вот разрыдаться. Прибывший спустя полчаса лекарь после непродолжительного осмотра сообщил: заушница. В доме немедленно было введено военное положение, комнату Мариан тщательно опечатали. Отец даже наложил несколько защитных заклинаний на дверь и окна, на всякий случай. А младших профилактически напоили травяной настойкой и строго запретили приближаться к комнате сестры. Болела Мариан тяжело: несмотря на лечение, лихорадка не отступала, отёк уменьшился совсем чуть-чуть, а слабость и ломота были такими сильными, что девочка почти ничего не ела. Лишь на исходе десятых суток ей стало немного легче, и Лиандра больше не боялась оставлять дочь одну дольше, чем на пару часов. С улучшением самочувствия пришла новая беда: время в изоляции текло ужасно медленно. От температуры болела голова, ломило кости, глаза слезились, а от яркого света Мариан начинала отчаянно чихать. Да и слабость была такой, что сил хватало только лежать, да изредка ходить из угла в угол. Даже читать было невмоготу: в голове всё путалось, буквы прыгали и разбегались по страницам, а книга казалась слишком тяжёлой. Мариан была уверена, что ещё немного, и она тронется рассудком от скуки и одиночества. Помощь пришла в лице Бетани. Тайком, пока мать ходила за травами, а отец работал в поле, она пробралась на чердак, и робко предложила почитать Мариан сказки, “чтобы ей было не так грустно болеть.” На следующий день под дверью поскрёбся Карвер. Он ничего не читал, но очень бодро рассказывал: обо всём, что творилось в Лотеринге без Мариан. Какие торговцы приезжали, как наёмники в таверне напились до синих нагов, и как он – Карвер – подрался с соседским мальчишкой, который говорил гадости про неё и Бет. И так, по очереди, улучая моменты когда родителей не было дома, младшие приходили навестить старшую сестру каждый день. Мариан до сих пор с нежностью и грустью вспоминает об этом. И о том, как потом их неожиданной дружбе совершенно не мешали пакости Карвера, излишняя правильность Бетани, и привычка Мариан спихивать на младших свои провинности. Они росли дружно, оберегая друг друга, поддерживая и защищая. Сейчас они по разные стороны баррикад, но Мариан всё равно скучает по Карверу. Храмовник или нет, но он всё ещё семья для неё.