Не главное

Новая зима пришла тихо и спокойно. По утрам темную воду вокруг причала расчерчивал линиями тонкий прозрачный лед, который легко взламывали лодки. Иногда его успевали посеребрить снежинки. Цзян Чэн привык встречать рассвет на причале, а окружающие привыкли, что подходить к нему в это время не стоит. Даже Вэй Усянь терпеливо выжидал поодаль, но только при условии, что тот не забывал надеть теплый плащ. Цзян Чэн считал это приемлемой платой за минуты одиночества и спокойствия, потому что днем не было ни того, ни другого. В холодном воздухе возгласы с тренировочного поля слышались громче, в час обеда адепты быстрее бежали к горячим котлам. Залечив главные раны, Пристань набиралась сил. И готовилась встретить новую весну еще наряднее, чем прежде: в ней снова были мастера, умеющие ковать, резать по дереву и кости, кроить кожу и шелк, холить коней. Цзян Чэн, не проверяя, мог сказать, где чем занимаются в каждый час. С мелкими происшествиями его теперь не трогали, но день все равно был занят, оставляя строго отмеренное время на тренировки. Цзян Чэн приглашал разных противников из заклинателей постарше и поопытнее, чтобы не привыкать к манере боя кого-то одного, но чаще всего, конечно, тренировался с Вэй Усянем. Он смирился и больше не вскипал злостью, понимая, что никогда не достанет его, если тот захочет сражаться по-настоящему, но час-другой танца клинков, сопровождающийся вечными шутками Вэй Усяня, был нужен ему как рассвет на причале, как память того, что не вернуть, и свидетельство того, что жизнь продолжается. По вечерам они втроем — Цзян Чэн, Вэй Усянь и Яньли — сидели в главном доме, сестра вышивала лотос на знамени. Цзян Чэн украдкой посматривал на нее: если после Нового Года Цзинь Цзысюань не подаст о себе вести, стоит поискать сестре другого жениха. Яньли, не подозревая о его мыслях, с улыбкой слушала и мягко останавливала, если Вэй Усянь слишком расходился, а Цзян Чэн начинал злиться. Скоро им станет по двадцать. Двадцать — это было так много, он переводил взгляд от родной сестры к названому брату. Когда тот вот так валялся на полу и хохотал, то казался тем же мальчишкой, что в Облачных Глубинах. Но Цзян Чэн знал, что сам он вырос, а Вэй Усянь не отставал от него ни в росте, ни в ширине плеч. И он хорошо помнил, с какой улыбкой тот смотрел на головы на шестах — Яньли бы такую улыбку не узнала. Поздним вечером Яньли собирала шитье и желала им спокойной ночи, а Цзян Чэн хмурился: наедине Вэй Усянь опять привяжется с дурацкими вопросами, и сделать вид, что спишь, не поможет. — Цзян Чэн, неужели тебе не скучно все время проводить дома! Съездим хоть в Нечестивую Юдоль, навестим Не Хуайсана! Старший брат, наверное, совсем замучил его тренировками! — Поезжай, если хочешь. — В одиночку попасть в лапы Не Минцзюэ?! Он вряд ли забыл, как я его перехитрил! Цзян Чэн, я так тебе надоел, что ты хочешь моей смерти?! — Хуже. — Можем еще куда-нибудь, например… — В Облачные Глубины? — Цзян Чэн, зачем нам Облачные Глубины, мы за все время не видели там ни одной заклинательницы! Неужели тебе неинтересно посмотреть на красивых девушек?! — Отстань. — Ты хуже Лань Цижэня. Представляешь себе, встретишь какую-нибудь прекрасную молодую госпожу, глаза как звезды, волосы как шелк, — Вэй Усянь мечтательно вздохнул и кашлянул, как будто смутившись, чего, конечно, быть не могло. — Ну или в Мэйшань Юй, шицзе соскучилась? — Выбери ей надежных воинов в сопровождение, сам не знаешь, что ли? — Цзян Чэн, ну почему ты такой скучный! — Потому что я не хочу, чтобы ты пытался меня женить! — А что в этом плохого? — Вэй Усянь хохотал, выглядывая из-под одеяла. — Лучше бы я соглашался на собаку. — Так ты согласен?! — Заткнись! Цзян Чэн укрывался с головой одеялом. Долг главы ордена — жениться и оставить наследников, а в его случае тянуть действительно не стоило: он состарится и умрет намного раньше окружающих, к тому времени наследник, которого еще и в помине нет, должен успеть вырасти и повзрослеть. Наверняка и Вэй Усянь думает о том же. Но болезненная гордость не позволяла предположить, что будущая госпожа Цзян окажется полезнее его на ночной охоте и на тренировочном пол, не жениться же на простой женщине! А какие родители отдадут дочь за калеку, пусть и главу ордена? У Вэй Усяня всегда был полон рот шуточек на тему, что может считаться недостатком между мужчиной и женщиной, а что — нет, говорить с ним об этом было бесполезно. — Цзян Чэн, ты меня даже не слушаешь! Не хочешь ехать сам, можно пригласить кого-нибудь в гости! — Чтобы ты снова поссорился с кем-нибудь? — Это несправедливо, я никому на охоте даже слова первым не сказал, а этот павлин сам обидел шицзе! Вот увидишь, я буду вести себя, как подобает самому-самому терпеливому и почтительному слуге! — Обещаешь? — не то чтобы Цзян Чэн полагался на обещания Вэй Усяня, но не мог отказать себе в удовольствии. — Обещаю! — Вот и отлично. Скоро приезжает Цзинь Цзысюань, и если ты ему скажешь хоть одно лишнее слово, можешь мне на глаза не показываться. — Цзян Чэн! Ты позволишь, чтобы он опять?.. — Я спрашивал шицзе и сказал, что если она не хочет его видеть, я напишу госпоже Цзинь, чтобы не приезжал. — И?! — Она не сказала «нет». — Но и «да» не сказала! — Вэй Усянь, просто заткнись. — Не смей задираться, — напомнил Цзян Чэн еще раз перед приездом Цзинь Цзысюаня. — А если он обидит шицзе?! — Не обидит. «Или он совсем дурак, и тогда я его сам убью». — Вэй Усянь, ты меня понял? — Как прикажет глава ордена Цзян. — Сгинь с глаз моих. Цзинь Цзысюань явился гордый и золотой, но поклонился Цзян Чэну, как младший старшему, как наследник ордена — главе. Это удивило и порадовало: в Облачных Глубинах Цзинь Цзысюань считал себя и свой орден выше всех и даже с равными общался с легким пренебрежением. Яньли слегка покраснела, приветствуя гостя, а Цзян Чэна вдруг посетило нелепое чувство, будто все они все еще дети, ненадолго отпущенные из-под присмотра родителей, и вот-вот явятся матушка и госпожа Цзинь — проверить, нет ли ссоры. Только он сидел сейчас на отцовском месте, а Вэй Усянь… Вэй Усянь в прежние времена точно не стоял бы мрачной черной тенью, не вмешиваясь в беседу господ. Цзинь Цзысюань даже покосился на него подозрительно, хотя тот взгляда лишнего не бросил в его сторону. Цзян Чэн все ждал, когда Вэй Усянь не выдержит напущенной на себя серьезности, и когда гость с сопровождающими покинул зал, поравнялся и толкнул в плечо. — Ты чего? — Глава ордена мной недоволен? — Напугать ты его уже напугал. — Глава ордена Цзян прикажет, чтобы наследнику великого ордена оказывали должный почет, пока он пребывает в Пристани Лотоса? — Конечно, — удивился он, а в глазах Вэй Усяня мелькнул блеск, не обещающий гостю ничего хорошего. Вэй Усянь, паршивец, придумал, как выполнить приказ и одновременно доставить Цзинь Цызсюаню как можно больше проблем. Важного гостя теперь всегда сопровождали заклинатели ордена Цзян, причем лучшие. Сам Вэй Усянь к нему действительно почти не подходил, и даже когда Цзинь Цзысюань потребовал отослать «охрану», отвечал исключительно коротко и вежливо, пообещав, что спутники ему больше не помешают. И убрал постоянную свиту, но куда бы гость ни пошел, неподалеку всегда мелькал кто-то из адептов; а на новую жалобу не постеснялся извиниться, что Пристань Лотоса не так велика, как Ланьлин, и в ней вечно кто-нибудь да болтается. — Что ты с ним сделал? — мрачно поинтересовался Цзинь Цзысюань на четвертый день пребывания. — А что? — Вэй Усянь никогда не был таким молчаливым и почтительным. — Он мой человек, — пожал плечами Цзян Чэн. — Человек ордена Цзян. Цзинь Цзысюань покосился на него с удивлением и уважением, пролившими бальзам на душу. Цзян Чэн мог бы, конечно, давно сказать Вэй Усяню, чтобы перестал придуриваться, но Яньли тоже могла бы в любой момент отослать мешающую разговору свиту, а раз сестра не спешит… Цзян Чэн тоже не забыл Цзинь Цзысюаню ее слез. Когда Цзян Чэн увидел, как Цзинь Цзысюань решительно шагает к главному дому, а Вэй Усянь идет за ним чуть поодаль, то решил, что эти двое наконец-то рассорились, и приготовился обрушить на голову Вэй Усяня — а кто еще мог начать? — громы и молнии. Но Цзинь Цзысюань, чуть не запнувшийся о порог, не спешил жаловаться. — Глава ордена Цзян, — он в жизни не слышал такого тихого голоса ни от кого из ордена Цзинь. — Первый молодой господин Цзинь просит главу ордена Цзян оказать ему милость. — Гостю что-то не понравилось в Пристани Лотоса? — как глупо и странно, что они разговаривают так, будто друг друга почти не знают. Цзян Чэн, чувствуя, к чему клонится дело, взволновался до крайности и глянул на Вэй Усяня, стоящего у двери со скрещенными на груди руками. Под стражей тот Цзинь Цзысюаня привел, что ли? — В Пристани Лотоса все прекрасно, но прекраснее всего дева Цзян. Я прошу тебя… прошу главу ордена Цзян отдать мне в жены его сестру, Цзян Яньли. Цзян Чэн выдохнул про себя, до последнего момента не веря, что услышит все-таки именно это. — Я не хочу принуждать сестру. Пусть будет, как она скажет. Вэй Усянь, позови Яньли. Цзинь Цзысюань хотел что-то сказать, но промолчал и стоял как вкопанный, пока Вэй Усянь, мгновенно обернувшись, не привел сестру. Спрашивать не понадобилось: к груди Яньли был приколот золотой пион. Матушка, может быть, рассердилась бы, что Яньли дала ответ прежде, чем сказали слово родители, но Цзян Чэн решил, что это неважно. Вэй Усянь так и не рассказал, почему явился вместе с Цзинь Цзысюанем. Сестру Цзян Чэн спрашивать постеснялся, а потом забыл… — Шицзе? Почему ты плачешь?! Цзинь Цзысюань что-то сказал?.. Где он?! — Он уже уехал, — Яньли прикрыла лицо одним рукавом, а под вторым спрятала лежащий возле нее маленький золотой пион. — Я не плачу, тебе показалось. — Как уехал?! — А-Сянь, стой! — но догнать Вэй Усяня мало кому удавалось. — Цзинь Цзысюань! Стой! — лодка двигалась медленно, а меч стремительно разрезал ледяной воздух. — Защищайся, чтобы никто не сказал, будто я убил безоружного! — Вэй Усянь, ты все-таки сошел с ума?! — Как ты посмел снова обидеть мою шицзе, я говорил, что убью тебя, если ты еще хоть раз ее огорчишь! — Я видеть больше не хочу ни ее, ни тебя, ни кого-либо из ордена Цзян! — Цзинь Цзысюань выхватил меч. — Ты снова ее бросил?! — Она сама мне отказала! — Что?! — лезвие со скрежетом проехало по второму. — Что ты сказал?.. — Дева Цзян отказала мне, хотя я просил ее стать моей женой! Что мне оставалось делать, кроме как уехать! Противники так и застыли со скрещенными мечами, недоумевающе глядя друг на друга. — Она плакала, когда ты уехал, — Вэй Усянь помотал головой. — Она… — А-Сянь, что случилось?! — Ничего, шицзе, в самом деле ничего. Я догнал Цзинь Цзысюаня, но он объяснил мне, что случилось. Я извинился перед ним. — Правда? Слава Небесам! — Шицзе, а за кого ты больше боялась, за меня или за него? Яньли вздохнула, всхлипнула и уткнулась лицом в грудь Вэй Усяня. — Я так надеялся, что ты его разлюбишь, — Вэй Усянь пытался шутить, осторожно гладя ее волосы. — Шицзе, он же павлин… Но почему ты ему отказала? — Как же я оставлю А-Чэна? И тебя… Как я могу оставить вас обоих? Только не говори ему, что Цзинь Цзысюань просил меня, а то А-Чэн догадается и очень огорчится. — А если бы Цзян Чэн был… здоров, ты бы согласилась? Яньли отстранилась и закивала, и Вэй Усянь снова обнял ее. — Ну не плачь, шицзе, у тебя все глаза и нос опухнут. Тогда твой жених еще передумает, и мне все-таки придется его убить. — А-Сянь, что ты такое говоришь! — Цзинь Цзысюань, вылезай! — громко позвал он. Яньли ахнула, пряча лицо от подошедшего. — Яньли, — Вэй Усянь смотрел только на нее. — Я тебе обещаю, что всегда буду рядом с Цзян Чэном, пока я ему нужен. И я не позволю, чтобы с ним что-нибудь случилось. Не беспокойся за нас. Госпожа Юй огорчится на небесах, она ведь чуть не убила меня, когда я расстроил вашу помолвку. Ну шицзе, дай мне руку… Он кое-как соединил ее ладонь с ладонью Цзинь Цзысюаня и хмуро зыркнул на него. — Если Яньли не будет сиять от счастья каждый раз, как я увижу ее рядом с тобой, лучше не показывайся мне на глаза. — Это ты не показывайся мне на глаза, если моей будущей жене придется краснеть из-за тебя, — Цзинь Цзысюань в точности скопировал его угрожающую стойку. *** Свадьбу назначили вскоре после Нового года. Этот праздник должен был стать последним, который они встретят втроем, и Цзян Чэн, хоть впереди и так предстояли большие затраты, приказал накрыть столы во всей Пристани и отвезти угощение в окрестные деревни. Везде сияли фонарики в виде лотосов, рыб, а кое-где и пионов. Яньли с утра до вечера пропадала в кухне, готовя все их любимые блюда. — Шицзе, в таком котле с супом можно искупаться! — Вэй Усянь сбросил мрачно-почтительную маску, едва Цзинь Цзысюань покинул Пристань, и мелькал тут и там, только взметалась красная лента в волосах. — Представляешь, плаваешь и ешь! — Если ты это сделаешь, я тебя там и оставлю. Наваристее будет, — пообещал ему Цзян Чэн, украдкой отщипывая с яблока красный потек карамели. Яньли заплакала, когда дарила им подарки, и обняла обоих сразу, как тогда, когда они встретились впервые после разгрома Пристани. — Шицзе, если ты передумала выходить за него замуж, только скажи… Сестра только покачала головой и засмеялась сквозь слезы. — А-Сянь, лучше выбери имя для своего будущего племянника. Цзян Чэн недовольно хмыкнул: выбирать имя ребенку, который появится на свете в лучшем случае через год! Вэй Усянь предложил глупость, конечно, но сестре понравилось, а он только теперь по-настоящему понял, что вместе они празднуют новый год действительно в последний раз. *** Парча стелилась под колеса повозки невесты от въезда в Ланьлин до самого крыльца башни Кои. Для свадьбы сына Цзинь Гуаншань не пожалел ничего, Цзян Чэн, косившийся на бьющую в глаза роскошь, решил считать это оказанным Яньли почетом и успокоился. У башни взвивались флаги всех четырех великих орденов, Цзян Чэн успел поприветствовать и Лань Сичэня, и Не Минцзюэ, в глубине души слегка позавидовав Вэй Усяню, беззаботно утащившему куда-то Не Хуайсана. Кроме развлечений и торжеств — в честь свадьбы Цзинь Гуаншань устраивал соревнования — предстоял еще совет кланов, к счастью, не в первый же день. — Цзян Чэн, ты очень разозлишься, если я выйду победителем? — Очень. Правила вежливости требуют, чтобы победил Цзинь Цзысюань. — Добровольно уступить победу этому павлину… Только ради шицзе! — Ты займи сперва хотя бы второе место! И отправляйся спать в свою комнату, мы не дома. Думаешь, здесь меня кто-то съест, что ли? — Ну и что? Жалко, Лань Чжань вместе с братом не приехал, его дразнить еще забавнее, чем тебя. — Кстати, о чем ты сегодня шептался с Лань Сичэнем? — Глава ордена Цзян, что ты такое говоришь, «шептался»! Выражал почтение уважаемому Цзеу-Цзюню! — Знаю я твое почтение… Совет кланов обещал быть коротким и мирным, все были настроены на празднества, а не ссоры, разве что Лань Цижэнь, как всегда, грозно сдвигал брови и пропускал сквозь пальцы бородку. Цзян Чэн напомнил себе, что он глава ордена, а не адепт, и учитель Лань ему ничего не может сделать. В комнате на этот раз присутствовало не больше двадцати человек — главы и их ближайшие спутники, только Цзинь Гуаншань, извинившись свадебными хлопотами, оставил вместо себя Цзинь Цзысюаня. Но после выяснения мелких накопившихся дел Цзинь Гуанъяо вдруг обратился к Лань Сичэню. — Старший брат сказал, что должен говорить о важном деле. — Благодарю брата, — Лань Сичэнь помолчал, ожидая, пока все обратят лица к нему. — Пусть меня простят все слышащие, что я перед такими радостными событиями ненадолго омрачу их души напоминанием о печали. Помнят ли мои братья, помнит ли глава ордена Цзян о том времени, когда мы собирались, обсуждая битвы? Не Минцзюэ потемнел лицом, Цзян Чэн кивнул, не понимая, к чему тот клонит, остальные тоже закивали. — Тогда свершалось многое, что не хочется вспоминать. Месть вызывает месть, жестокость тянет за собой жестокость, так бывает всегда. Но месть свершилась, прошло время, ненависти пора утихнуть, не правда ли? — Младший брат, к чему ты ведешь? — Не Минцзюэ нахмурился. — Некоторое время назад орден Цзинь тщательно следил за одной из дальних ветвей клана Вэнь. Некоторых даже взяли под стражу, ведь так, брат? — Лань Сичэнь взглянул на Цзинь Гуанъяо, а Цзян Чэн, не сдержавшись, покосился в сторону, где стоял Вэй Усянь. Можно ли поверить, что Лань Сичэнь вспомнил про злосчастную ветвь сам? — Некоторых?! — Не Минцзюэ стукнул по столу. — Так, но преступники бежали, — Цзинь Гуаньяо, кажется, заметил, как он повернулся в сторону Вэй Усяня. Цзян Чэн насторожился. — Преступники — те, кто совершил преступление, — мягко поправил его Лань Сичэнь. — Из тех, о ком я говорю, никто не участвовал в сражениях, почти все они старики, женщины и дети. Мой брат случайно нашел их в странствиях и убедился, что… — Старший брат может сказать, на чьей земле их нашел уважаемый Ханьгуан-Цзюнь? — Я не спросил его, — Лань Сичэнь покачал головой. — Мне кажется, это не имеет значения, по словам Лань Ванцзи, они живут в такой глуши, что хозяин этих земель, скорее всего, и не знает о них. У меня было не меньше причин для мести ордену Вэнь, чем у всех присутствующих, но те, кто ее заслуживал, давно мертвы. Преследовать слабых и невиновных — так поступали те, кого мы ненавидели, и я не хочу ступить на этот путь. — Старший брат добр и великодушен, — Цзинь Гуанъяо покачал головой. — Но кто подтвердит, что они… — Лань Ванцзи не лжет. — Конечно. Что скажет глава ордена Цзян? У него есть право требовать крови любого, принадлежащего к ордену Вэнь. Цзян Чэн сжал зубы. Вэй Усянь, паршивец, мог бы сказать ему заранее! — Я взял свою месть со всех, кого хотел. Мне нет дела до тех, кого я никогда не видел… и даже если видел — тоже. Цзинь Гуанъяо внимательно взглянул на него и поклонился единокровному брату. — Старший брат? Цзян Чэн заранее догадался, что тот ответит, Вэй Усянь наверняка успел пошептаться и с шицзе. — Глава ордена Не? — пусть трое из четырех согласились, если Не Минцзюэ воспротивится, а этого можно было ожидать… — Я не охочусь на крыс, — выплюнул тот. — Но если кто-то из вэньских крыс мне попадется, пусть пеняет на себя! Он стукнул кулаком по столу, сидящий рядом Не Хуайсан вздрогнул и вдруг брякнул, хотя его не спрашивали: — Я не знаю! Смех прошелестел по комнате, немного смягчив накаленный воздух. — А что скажет молодой господин Вэй? — после совета, когда все встали, Цзинь Гуанъяо приблизился к ним. — Глава моего ордена уже все сказал, — пожал плечами тот. — Молодой господин Вэй даже не хочет спросить, о чем я говорю? — Я — человек ордена Цзян. Мне подобает исполнять решение, которое вынес глава ордена, а не обсуждать его. *** — Ты можешь мне хоть раз объяснить, зачем ты что-то делаешь? Ты опять ничего мне не сказал. На время свадьбы и обратной дороги Цзян Чэн отложил выяснения, но не намерен был спускать Вэй Усяню его выходки. — Цзян Чэн, прости, но если бы я заранее тебя предупредил, это было бы заметно. — Я думал, с тебя довольно того, что ты спас им жизнь, а ты… Как только я представлю солнце ордена Вэнь, мне хочется убивать, — Цзян Чэн сжал кулаки, приступ неизжитой ненависти всколыхнулся в груди. — Они виновны во всем, что с нами случилось! — Если бы не они, то есть не Вэнь Нин и Вэнь Цин, мы бы сейчас тут не сидели, — тихо напомнил Вэй Усянь. — Хорошо, но зачем тебе было вытаскивать всех остальных и разводить это представление на совете! — Так ведь они без них не уходили, — развел Вэй Усянь руками. — Как я не пошел бы никуда без тебя. И нет смысла спасать жизнь, если потом всякий будет стараться ее отнять. Цзян Чэн исподлобья глянул на него. Самая страшная тайна, которую он когда-то случайно выдал сестре, от Вэй Усяня так и оставалась тайной. А тот, не дождавшись новых вопросов, повернулся было к выходу. — Ну и куда ты пошел? — Ты же хотел пить чай? — Хотел. Садись уже. Вэй Усянь улыбнулся и сел на свое место, Цзян Чэн невольно взглянул туда, где раньше всегда сидела Яньли. Чай они пили молча. Цзян Чэн хмурился и время от времени смотрел на Вэй Усяня, тот отвечал улыбкой. «Пообещай мне, что хотя бы ты никогда меня не оставишь…»