Невезучая

Юнги не было дома тем вечером, такое в последнее время случалось крайне редко. Но сегодня его нет, так что Су Ен подвернулась, наконец, возможность поговорить с Хосоком, не боясь, что их могут услышать. Намного более вероятно разговорить Чона наедине, нежели когда в кабинете через стенку или даже две находится Шуга. Найти парня было не сложно, он, как и обычно, сидел в гостиной, занятый чтением. Но начать разговор блондинка не решалась долго, какое-то время просто стоя в нескольких шагах от вампира и не издавая звуков, пока тот ни поднял на нее вопросительный взгляд, отвлекшись от страниц, украшенных чернильными буквами. — Мне нужны ответы. Су Ен выглядела крайне решительно, голос ее звучал твердо, а взгляд не выказывал намерений уйти ни с чем. — Ты уверена, что они должны исходить от меня? — Бессмысленно ждать того, что не может произойти, как бы ни хотелось, — девушка повела плечом, решительно продолжив: — Я больше не считаю романтичным сидеть и ждать подходящего момента, чтобы под светом луны что-то в сердце Шуги зашевелилось, и он тронул меня до глубины души своими откровенными рассказами о том, что скрывает. Плевать на романтику и так далее. Я хочу знать. Она ведь и так ждала слишком долго. Месяц за месяцем терпела загадки и все недосказанности, смирялась с многозначительным молчанием в ответ на ее вопросы. День за днем просто принимала как данность то, что пока что ей знать чего-то не положено. Вначале казалось подростково-милым надеяться на то, что со временем сердце Шуги для нее откроется, что парень поймет, как для нее важно, чтобы он мог с ней поделиться чем-то, что сам почувствует необходимость с ней говорить и советоваться. Су Ен терпеливо ждала, когда наступит то самое время, в котором Мин осознает, что должен с ней разговаривать не только о погоде, внешнем виде и запретах, а просто… о по-настоящему важном. О том, что ей на самом деле стоит знать. Но он молчал. День за днем, неделю за неделей молчал, оставляя все вопросы без ответов, а ее одну с целой кучей мыслей, с которыми справляться приходилось самой. Без него. В голове все это время лишь домыслы, соображения… а что из этого правда? Где она заблуждается? Никто не говорит. Все молчат, а новый день повторяет предыдущий. Это так нечестно. Теперь Су Ен не считает романтичным время, которое дает Шуге на то, чтобы к ней привыкнуть и проникнуться чувствами другими, не только плотским желанием. Теперь она не готова быть смиренной и соглашаться каждый раз, когда ей говорят, что сейчас для разговоров не время. Ее это бесит теперь. Ее это злит и… разочаровывает. Поэтому девушка больше не намерена просто ждать. Пришло время разобраться хоть с чем-то. Хосок выдержал паузу, в которую что-то обдумал, в своей голове взвесил примерно десяток раз, затем вздохнул и захлопнул книгу, отложил ее в сторону на диван и сел немного удобнее. — Так как это чужая жизнь, я надеюсь, ты с пониманием отнесешься к тому, что я могу рассказать не все. — Что-то лучше, чем ничего, — тут же согласилась блондинка. — Если мои вопросы станут переходить черту, не стесняйся сказать мне, потому что я собираюсь выжать из тебя все, что только возможно. Снова молчаливый взгляд, на протяжении которого Су Ен почти не дышит, уже предвкушая услышать отказ, но Чон медленно кивает ей на удивление. — Ладно. — Ладно? — Я считаю, что давно стоило рассказать тебе некоторые вещи. Но не мне принимать такие решения. — Хорошо, что и не Шуге тоже, — слегка поморщившись, напряженно заметила Ен. Она знала, что именно о нем речь и шла все это время в словах Хосока. «Не моя жизнь, не мне принимать решения…». Когда люди поймут, что Шуга не пуп Земли и не царь Вселенной? Только он имеет значение, что ли? Он здесь главный босс абсолютно по всем вопросам? — Я сама могу решить, когда буду готова узнать о чем-то. Хосок слабо хмыкнул, подметив, как резко и сильно Су Ен напряглась, стоило речи зайти о Мине. Она и правда нечто. Даже за все то время, что живет здесь и делает почти все по его правилам, не потеряла себя и своего стержня. С каждым днем Чону все яснее становилось, почему это именно она, почему все именно так сложилось. Вероятно, мир и правда слишком сложен, чтобы считать, что знаешь о нем абсолютно все. — Итак, — прогоняя из головы лишние мысли и сосредотачиваясь на настоящем, вздохнул Хосок, взглянув на Ен и слегка улыбнувшись ей уголком губ. — Что ты хочешь узнать? Очень многое. Слишком. Девушка быстро присела в стоящее напротив кресло, то самое, которое обычно занимал Юнги, но говорить начала еще стоя, чтобы не терять времени и расположение духа того, кто собирался, наконец-то, внести ясность в ее затянутый густым туманом тайн и непонятности мир. — Что за судьба нас связала и почему Шуга продолжает твердить, что мы должны быть вместе? Откуда это взялось? — и стоит замолкнуть, Су Ен подает голос снова: — Я знаю, он говорит о физическом. Все эти: «Тебе не нужно меня любить, просто будь рядом», — что это значит? И почему все говорят о том, что это нельзя изменить? Все? Кто эти все? Сам Шуга, Хосок и даже Чимин… — все причастные к миру вампиров говорили это снова и снова, всегда без грани конкретики, всегда так, словно с этим невозможно спорить. Почему они так уверены в том, что ничего и правда нельзя изменить? Даже Чим… он ведь должен был быть заинтересован именно в обратном, так ведь? — Не уверен, что я могу… — осторожно начал Чон, тут же перебитый женским голосом. — Хосок, я должна знать. Все вокруг знают, но не я. Не думаешь, что это не честно, учитывая, что речь идет именно обо мне, а не о ком-то еще? Парень с этим очень даже согласен, поэтому не раз говорил Шуге, чтобы тот посвятил Ен в происходящее. Однако тот не стал. И теперь девушка сама пришла за ответами, сидит теперь напротив него и выжидающе вглядывается в его глаза. Если он ей откажет, Су Ен не остановится, Хосок это знает. Он понимает каждое ее чувство, каждую эмоцию, а потому, что те слишком отчаянно перекликаются с его собственными, сдается. Молчание тянется третью минуту. Брюнет все думает, взвешивает все, что может взвесить, и в итоге приходит к выводу, что самое правильное из того, что он может сделать — все же ответить хотя бы на часть вопросов своей подруги и по совместительству девушки его лучшего друга. Они ведь… пара все еще. — Знаешь, — парень начинает свою речь со вздоха, — есть поверье, что у всех людей в мире есть суженый — человек, с которым он связан красной нитью. Почти в каждой культуре есть нечто подобное, уверен, ты слышала хотя бы что-то похожее хоть раз в своей жизни. Смысл этой легенды кроется в том, что высшие силы связывают нитью двух людей, которые якобы обязаны в будущем встретиться и сформировать одно целое, являясь его частями. Якобы они только друг другу подходят, а все остальное никак не может удержать их вдали друг от друга. Ни при каких обстоятельствах… — Красная нить? — выгнув демонстративно брови, переспросила Су Ен, не скрывая сомнения ни в своем взгляде, ни в голосе. Подобное объяснение Хосока кажется крайне бредовым и полным фантастики. — Серьезно? Она не ребенок, они не в детском саду, чтобы говорить метафорами и красивыми сказками. Какая к черту красная нить? Какое еще одно целое? Да это просто смешно! Ен в какой-то степени даже испытала разочарование по поводу того, что услышала от Хосока нечто подобное, ведь все это время девушка была уверена, что получит ответы на свои вопросы именно от него. Но это, видимо, было крайне ошибочным мнением. Хосок только многозначительно вздохнул из-за нетерпения подруги и постарался спокойно продолжить, игнорируя ее недоверчивость и недовольство во взгляде. — Это что-то подобное. В мире вампиров все не так просто, как пишут в книгах, есть множество тайн и всяких приколов, порой ничуть не смешных, — с полной серьезностью промолвил Чон и внимательно посмотрел на девушку, сидящую напротив. — Вы один из таких приколов. Даже ему прямо в этот момент становится грустно… почему все должно быть именно так сложно? Су Ен не сдается, ей этих расплывчатых формулировок совсем недостаточно. — А если перестать говорить загадками? Ох, даже если перестать ими говорить, вряд ли хоть что-то станет понятнее. — Помнишь, мы обсуждали с тобой Сумерки? — подумав немного, заговорил вновь Хосок. Кажется, он нашел, как по-другому можно объяснить то, что Ен следовало бы узнать о ней и Шуге. И, похоже, найти подходящий подход к ситуации у него получилось, ведь в ответ парень получил короткий кивок блондинки. — Там вроде кровь главной героини для вампира как личный сорт наркотика и его неизменно к ней тянет, да? Чон не был экспертом в подобных вещах, не то, чтобы был поклонником любовной саги про вампиров, поэтому не до конца уверен, что там в сюжете было и чего не было, поэтому и дожидается утвердительного кивка от Су Ен, чтобы понять, что он на правильной волне, и продолжить: — Ну, что-то подобное и у вас. Это было заложено в вас обоих раньше, чем вы встретились, даже до того, как вы родились. Су молча смотрела на друга и пыталась обдумать его слова, а он, подметив ее задумчивый вид, слабо хмыкнул. — Сложно, да? Нет, не то, чтобы очень сложно, но… — Хочешь сказать, — все еще полным сомнений и одновременно с тем опасений, что поняла все правильно, голосом начала блондинка, не прекращая хмуриться, — я отменный кусок говядинки, ходящий перед парнем, который обожает мясо, и в момент, когда он не сможет сдерживаться, от меня ничего не останется? Так что ли? Звучит очень… пугающе. Возможно, в словах Хосока есть доля романтичности, во всем этом она вроде бы есть. Красным подчеркивается основная идея того, что Су Ен и Шуга созданы друг для друга, что являются неотъемлемой частью одного целого, которое могут сформировать лишь они. И не имеет значения, сколько других было в жизни Ен до него, и совсем ничего не значат те, с кем он коротал целую тысячу лет… Су Ен, наверное, должна была почувствовать себя окрылено, узнав, что она для Юнги на самом деле особенная, но ей почему-то это вовсе не делало чести. Она не была счастлива, не горела желанием пищать от восторга, как девчонки, вычитавшие на страницах выдуманной сказки, например, тех же Сумерек, что главные герои вместе быть просто обязаны, несмотря ни на что. Да, романтичным кажется для девочек, жаждущих романтики, что он не может рядом с ней сдерживаться, не может не сходить с ума от желания, но по факту, в реальности это пугает. Разве это любовь, если один для другого наркотик? Разве это любовь, если кто-то из них двоих находится рядом с другим в постоянной опасности? Разве это на самом деле должно романтичным казаться? По мнению Су Ен романтично — это внезапное свидание, письмо, написанное от руки, словно они не в двадцать первом веке. Для Су Ен романтично встретить закат или рассвет, признаться друг другу в чувствах искренне, шептать комплименты без устали… Быть самой привлекательной едой из всех существующих ее видов — ни капли не романтично, как не романтичным это кажется Ен, если взглянуть на ситуацию не только с ее стороны. Вряд ли Мин считает невероятно прекрасным то, что постоянно вынужден бороться с желанием кого-то съесть. Кажется, сейчас, в современном мире, стерлось уже слишком много граней, а люди все чаще путают значения многих понятий. Так, почему-то зависимость стала вполне хорошим синонимом слову любовь. Словно если человек от другого зависим — он влюблен. И словно любить невозможно, не испытывая зависимости. Почему-то любовь все чаще опошляют. Любимого человека сравнивают с наркотиком, словно это на самом деле что-то хорошее. Но знает ли человечество хоть одну историю счастливого наркомана? Хотя бы одна судьба, переплетшаяся с наркотиками, разве стала счастливой? Да, можно придумать сотню причин, назвать десятки примеров тому, что наркотики — это не плохо. Снимают боль, прячут от реальности, заставляют испытывать эйфорию… а что потом? Что дальше? Они не панацея от болезней или разбитого сердца, они не вылечат страдающего и не изменят его судьбу. Они просто… приправят жестокость реальности радужным цветом… на какое-то время. Заставят забыться. Что здесь романтичного? В том, чтобы быть зависимым от другого человека, едва в его присутствии сдерживаться, чтобы не наброситься и не растерзать в клочья, в случае Ен и Юна… Она не видит здесь плюсов и вовсе не радуется, что для него такая особенная. Потому что знает, теперь знает, что страшно из-за этого не только ей. Это жестоко, но ни капли не романтично. Хосок, однако, спешит перебить мысли девушки, пусть и не может прочесть их все до единой. — Нет, — качает он головой и умиленно улыбается, — Ты такая смешная. Это работает не совсем так. Как я и сказал, на небесах не дураки. — Да что ты? — слегка поморщив носик, фыркнула Ен. — Я могу с этим не согласиться. Есть у меня парочка сомнений на этот счет. — Вампиры по своей природе безжалостные хищники, практически неуязвимые сверх-существа, — ухмыльнувшись чуть шире в ответ на едкий комментарий подруги, продолжил Хосок. — С саморекламой у тебя все в порядке. — Знаешь про пищевую цепь, верно? — пропустив мимо ушей еще одну колкость, поинтересовался Чон. — Все в этом мире должно быть в равновесии, чтобы он продолжал существовать. По этой причине случаются катаклизмы, рождаются вирусы и так далее и тому подобное. Поэтому существуют и травоядные, и хищники, насекомые и птицы… все они — часть пищевой цепи, все они — неотъемлемая часть системы, что приводит мир к балансу. Все стремится к равновесию и выходит из-под контроля, когда что-то идет не так, — пояснил Хосок, ловя на себе задумчивый взгляд блондинки, старательно пытающейся понять, к чему парень говорит все это. — Вампиры практически неуязвимы, но и у них есть слабые места. Даже у Ахиллеса было такое место, что дает явно понять всем и каждому, что не существует абсолютного бессмертия и превосходства, как не бывает в чистом виде добра или зла. Звучит логично, но все еще непонятным остается, причем здесь Шуга и Ен. — Чтобы держать систему в равновесии, божества связывают души красными нитями, — продолжает брюнет и спешит добавить, пока Ен не придралась к его словам, восприняв их слишком буквально. — Это просто аллегория, чтобы было понятнее. Этим людям суждено встретиться, даже если на это потребуется тысяча лет. Только тогда система придет в равновесие. Две половинки соберутся в целое. Для большей убедительности и фееричности парень, словно держа в каждой ладони по невидимой полусфере, медленным движением подносит их друг к другу и соединяет в невидимый шар, видимо, должный впечатлить Су Ен. Она старается понять каждое слово, не придираться к ним, принимая факт того, что в мире есть намного больше странных вещей, чем она представляет. Совсем недавно ведь девушка не верила в существование вампиров, а теперь живет с двумя в одном доме. Кто знает, может и красные нити существуют тоже? Скорее всего, существуют, раз Хосок говорит об этом. Он прав, все народы, религии, верования… все говорят о чем-то подобном. Путь. Предназначение. Судьба… по сути — все об одном и том же. Выходит, она предназначение Юна? Его судьба? Поэтому он и говорил, что ничего не изменить и не исправить, что по-другому не получится, а они по отдельности не смогут? Для Су Ен звучит все еще слишком бредово, как для человека, привыкшего поступать по-своему и верить лишь в то, чего сама хочет достичь. Она красиво рисует не потому, что такова ее судьба, а потому что часами стирала грифели о бумажные страницы, стараясь стать лучше. И танцует она хорошо не потому, что ей так предначертано, а потому что ей нравится это и девушка кучу времени потратила на то, чтобы научиться. Их с Мин Ен свела не судьба, а сложный характер подруги и ее загнанность. С Тэхеном подружила не красная нить, а дурацкий поднос, опрокинутый на девушку в столовой. Она про все может так сказать, всему придумать любую причину и не одну даже, и все они будут отличаться от слова «Судьба». Но что… если судьба существует на самом деле? Если у всех на самом деле есть предназначение, собственный путь, прописанный кем-то сценарий, которому люди следуют всю свою жизнь? От самого начала и до самого конца… Тогда… ни у кого на целой планете, получается, совсем нет выбора? Выходит, Су Ен здесь не потому, что хочет узнать ответы, а потому что ей суждено здесь сидеть? Это звучит абсурдно, а еще… заставляет девушку чувствовать себя беспомощной и жалкой. В чем смысл жизни тогда, если все просто идет по продуманному кем-то сюжету? Зачем вообще тогда существовать? Мыслей много, не все они верные, потому что все свалено в кучу, а разобраться со всем чтобы — нужно время. Много времени и еще сотни мыслей, порой таких же неправильных. Но сейчас времени нет… — Я не понимаю… почему это должна быть я? Почему именно Ен должна быть для Шуги такой особенной? Почему не кто-то другой? Ло Ра, например, она, кажется, совсем не была бы против подобной участи. — Это в твоей крови. И то, что ты любишь его… — Я его не люблю, — твердо отрезает Су Ен, возмутившись подобному заявлению друга. Она не любит Шугу. Ни капли. — … подтверждает существование этой трудной связи, — продолжает Чон, все же завершив свою фразу. — Ведь, согласись, полюбить такого гавнюка трудно. Если только тебе не суждено сделать это. И пускай Су Ен злится, что парень остался при своем мнении и продолжает утверждать, что у Ен к Шуге есть теплые чувства, принятые называться любовью, она решает смолчать по этому поводу, хмуря брови совсем по другому. — В моей крови? Что это значит? — У каждого вампира есть некая слабость на особые виды крови. Не знаю, как это объяснить. Это как… — Чон ненадолго задумывается, протягивая тихое «м-м-м», прежде чем оживится из-за того, что подобрал подходящий пример. — Кто-то любит шоколад черный, а кто-то молочный, или кто-то не переносит дыню, а кто-то жизнь готов отдать за хорошую бутылочку вина. Красная нить в вампирском мире чаще всего связывает гурмана и его слабость. Гурман и его слабость… — Знаешь, почему Шуга зовет тебя Карамелькой? — Потому что ему нравится меня бесить, — напряженно вздыхает Су Ен. Ее все еще бесит это дурацкое прозвище, особенно сильно бесит после измены парня. А он все так же продолжает называть ее именно так. — Ты источаешь аромат карамели. Тягуче сладкой, молочно сахарной… — тянет Чон, позволяя взгляду рассфокусироваться. — Мягко, не приторно… идеально. Почти мечтательный голос Хосока вдруг порождает в голове девушки десятки воспоминаний, когда Юн зарывался носом в основание ее шеи и вдыхал глубоко-глубоко, тесно сжимая ее в объятиях. Все его «Господи, как же ты пахнешь!», все нервные вздохи и расплывчатые взгляды… она помнит все. Сейчас все частички собираются в какую-то общую картинку, которая вдруг обретает смысл. Она все ломала голову, какой именно запах Юну так нравится. Духи? Гель для душа? Шампунь? Кондиционер для белья? А он ей в кровоточащие губы шептал, какая она сладкая… Су Ен думала, это метафора… Он целовал ее запястья бережно и шептал в кожу, что Ен восхитительна… Все дело было лишь в ее крови. — Серьезно? То есть, когда он говорил… — что она вкусная, сладкая, что пахнет великолепно, что ему ее очень хочется, до одури, до нервных подергиваний мышц… Су Ен помнит и с ужасом понимает, как многое Юн ей говорил, на самом деле не разбрасываясь, как она считала, красивыми фразами. Он, кажется, просто был честен с ней, а не пытался словами полными красоты соблазнить. — Он имел в виду это? Су Ен… шокирована. Такого она не ожидала. Многого, но не этого. — Да, это запах твоей крови, — кивает Чон и вздыхает чуть глубже. — Ему приходится очень трудно, чтобы сдерживаться. Даже меня привлекает твой аромат, хотя обычно другие вампиры не могут чувствовать так много оттенков твоего вкуса. Но если я чувствую это вот так, значит он ощущает все еще намного лучше и это… это сложно. Честно сказать, Чон с ужасом думал о том, как Шуга все это время справляется. В какой мере его чувства обоняния и голода обострены по сравнению с тем, что испытывает Хосок, дыша карамельным воздухом, наполняющим пространство вокруг Су Ен? Он чувствует все сильнее в десять раз, в двадцать? Это должно быть… мучительно. — Мы немного отошли от темы, — прочистил горло брюнет, возвращаясь в реальность. — Теперь новый вопрос. Знаешь, почему все зовут его Шугой? Так его нарекла вампир, которая его обратила. Его кровь была сладкой на вкус. Как сахар, — добавляет он для пущего эффекта и криво усмехается. — Иронично, не находишь? Его кровь — словно сахар, и твоя — как карамель. По сути, тот же сахар в другом виде, — парень дает подруге только секунду на раздумья, тут же разводя руки в сторону и вздыхая, откинувшись на спинку дивана. — Так работает нить судьбы. О чем именно стоит сейчас хорошенько подумать — Су Ен не могла решиться. То ли о вампирше, что обратила Юнги, и их историю, то ли об информации про запах своей крови, то ли побольше расспросить нужно именно про ее предназначение… Где-то очень глубоко в душе Су Ен сжалась от неприятных ощущений. «Вампир, которая его обратила…». Ен не глупая, очень логично, что Шугу кто-то обратил, но… она? Это была женщина? Блондинка не готова дать себе в этом отчет, но даже Хосоку очевидно, что именно в этот момент она ревнует. Почему? Без понятия. Или все-таки есть тому причины…? Тысячу лет назад была какая-то женщина, вампир, а следовательно невероятно красивая и все прилагающееся, которая определила, что у парня Су Ен сладкая кровь. Супер. А потом она обратила его. Не вечной жизни ли рядом с ней ради? Прекрасно. И уже тысячу лет все вокруг зовут парня глупой кличкой, которую ему дала его бывшая. Замечательно. И именно так Юн хочет, чтобы Су Ен его называла тоже, а если вдруг девушка своевольничает, — злится. Великолепно. И вроде бы из услышанного сегодня Су Ен могла бы найти как минимум десяток причин расстраиваться и переживать, из колеи ее выбило именно это. Не красная нить, судьба или как там ее, не ее «обязательства» перед небесами, не то, что ей от Мина никуда не деться, как утверждает Хосок, а… какая-то леди, тысячу лет назад заинтересованная в парне, которого, как утверждает Су Ен, девушка совершенно не любит. Может быть, Ен крайне нелогичная личность, но… ее внутри буквально трясет о мыслей обо всем этом. О том, что когда-то Юнги мог быть на ее месте, и кто-то говорил ему, как восхитительно он пахнет, тянулся к его крови, к нему, просил быть всегда рядом… Она только что сказала, что не любит его. Каждый день говорит себе это, каждый день убеждает себя в чем-то подобном. Словно мантру шепчет «ненавижу», намеренно прокручивая в голове воспоминания о совершенных парнем ошибках, о причиненной ей боли… Су Ен уверяет себя, что не может любить его, что это было бы слишком, что он был интересен ей и не больше, но это прошло, когда случилась измена, а крупицы надежды на что-то сквозь пальцы высыпались, когда взял ее силой. Су Ен… не может любить его, это было бы так жестоко, но… почему же сейчас, думая о том, какой важной и значимой для Шуги является другая, даже спустя тысячу лет, ей так паршиво? — Эй, он пахнет мятой, какой к черту сахар? — ее разум все ищет лазейки, обманы, неточности… словно это исправит хоть что-то в ее чувствах, если Су Ен отвлечется. Юнги пахнет мятой… Ен знает это лучше других, пусть и не обладает супер-способностью вампиров различать запахи. Он… пахнет прохладой, острыми краями ледников, их кристальной прозрачностью… он пахнет свежестью, а еще сладостью… Юнги пахнет мятой. — Я, может, и доверчивая, но думать тоже умею. — Скажем так, — поджав губы и в очередной раз протянув задумчивое «м-м-м», продолжил совершенно не разнервничавшийся брюнет, — после обращения некоторые вещи меняются. Вместе с характером меняется запах. Человек становится совершенно другим чаще всего, но это не значит, что он теряет прошлого себя. Хотя некоторые все же теряют… И это не значит, что меняется их судьба. Ведь в итоге ты здесь. Замечание Ен Хосоку кажется верным, пусть и неточным. Не мятой его лучший друг пахнет, а мятными леденцами, но это не так уж и важно, правда же? К нему прежнему и изначальному добавились новые оттенки, но основу никто не менял. Ведь любой леденец в итоге состоит в первую очередь из сахара. Это, однако, все ни капли не важно. Су Ен и сама понимает это, пусть ей и требуется время… много времени. — Это все очень мило, но… в итоге что? — искренне не понимает она. — В чем смысл существования этой судьбы? Как это влияет на равновесие в мире? Окей, я согласна, что можно найти во всем этом романтический подтекст, но чтобы построить теорию баланса Вселенной… — Что ты чувствуешь, когда находишься рядом с ним? — решив зайти с другой стороны, поинтересовался Чон. — Раздражение, — отвечает Су Ен, ничуть не задумавшись. — Желание убить. — Остроумно, — хмыкает Хо и слегка улыбается, ведь Шуга всегда был немного невыносимым, так что даже у Чона не раз появлялось подобное желание. Он ничего не говорит больше и ждет. А взгляд девушки становится размытым, глаза опускаются, а пальцы нервно теребят друг друга до тех самых пор, пока она не произносит едва слышно, очень задумчиво: — Я хочу сбежать и хочу остаться рядом… Бредовое состояние. Это мучает ее так долго… с их самой первой встречи, с того столкновения в коридоре. И может быть в переулке Ен совсем другим эмоциям и чувствам дала занять первое место, в клубе тем же вечером позже она чувствовала именно это… ей хотелось сбежать… хотелось быть к нему ближе. И так каждый раз, когда Ен ощущала его присутствие. Разум и тело все время вели сражения за возможность управлять ее решениями, каждый раз победа была добыта с немалыми жертвами, и вот… прошло столько времени, а не изменилось ровным счетом ничего. Она все еще хочет сбежать… она хочет быть к нему намного-намного ближе. Ен привыкла, что в ней ждет много противоречий. Это нормально, они есть во всех людях, вот только… эти ее разрушают на самом деле. И что делать с ними девушка не имеет никакого понятия. — Ты хочешь сбежать умом, потому что тому есть причины, — с пониманием произносит Чон, вглядываясь в глаза напротив. Они большие, красивые, чистые… в них столько всего, что парень задается вопросом о том, как Ен может все это в себе уместить и не рассыпаться на части. А она не рассыпается… все еще. — Не очень приятные и веские, тут я спорить не буду. Но не можешь не потому, что он так сказал, а потому что так работает ваша связь. Ты не хочешь быть его слабым местом, он тоже не хочет, но в итоге вы все равно здесь. Звучит красиво… очень красиво. Как сюжет для какой-нибудь сложной, но крутой истории для тех, кто ищет во всем романтику и чудеса. Но в жизни все это ни капли не весело. — Ага. В итоге меня просто съедят и на этом все, — удрученно вздыхает девушка, позволяя плечам опуститься. Она снова смотрит на свои пальцы, округляя спину, будто устала держать ее прямо — быть стойкой. А Су правда устала. Всего этого слишком… много… — Класс. — Он не может, — с печалью качает головой брюнет, вынуждая смотреть на него очень внимательно. — Шуга как никто другой ощущает всю тяжесть того, как ты прекрасна. Его манит твоя кровь, манишь ты, но он не может приблизиться, потому что ему кажется, что он сорвется. А тогда он тебя потеряет… — Чон делает паузу ненамеренно, просто так получается само по себе. Он сам словно теряется из реальности и видит картину, которую видеть бы никогда не хотел. — Если ты исчезнешь, Шуга будет самым несчастным существом и в итоге просто перестанет существовать. Если часть тебя исчезает, ты исчезаешь тоже. Ведь ты больше не являешься частью кого-то, а значит, в тебе нет нужды… Су Ен почему-то становится больно, очень больно где-то внутри, а где именно она понять не может, не может показать. Просто воздух застывает в грудной клетке и душит ее, не давая вдохнуть или выдохнуть. И его внутри кажется очень много, так что он распирает блондинку изнутри, и мало катастрофически, ведь его не хватает ужасно… Хосок… говорил обо всем этом так, что каждое его слово пронзало ее ужасом, причиняло боль, отчего девушка невольно задавалась вопросом, режут ли слова парня ее без анестезии потому что он проходил через подобные страдания, или же виной ее состоянию снова дурацкая красная нить. Спросить об этом не представляется ни возможности, ни воздуха. — Как я и говорил, в этом мире все стремится к равновесию. Если кто-то выходит из-под контроля, на него находится управа в виде попытки усмирить. Мин Юнги один из самых древних, самых страшных и самых жестоких вампиров. Таких сильных и могущественных вампиров всего несколько. Он безжалостен, бесчеловечен. Он не чувствует вины, если делает что-то очень плохое. Он не испытывает вообще ничего, — отрезает Хосок, качая головой. — Ни страха. Ни боли потери. Ни любви. Только чужие желания… — звучит намного печальнее, с жалостью, а взгляд парня почему-то моментально смягчается и затягивается дымкой сочувствия и сострадания. — Множество желаний каждый день… То, на что можно надавить, но то, что заставляет черстветь и переставать испытывать потребность в чем-то самому. Су Ен никогда не думала об этом, пусть и знала о таланте Юнги чувствовать чужие желания. Она никогда не думала о том, что подобное может сделать с человеком… Должно быть, это совсем не так просто, как ей казалось. Если бы она постоянно слышала чужие мысли, через какое-то время перестала бы понимать, где среди них находятся ее собственные. Если бы испытывала на себе чужие желания, в конце концов, запуталась бы в том, чего хочет сама, а потом… возможно, если ты переполнен чужими эмоциями, чувствами, слабостями — в тебе совершенно не остается места для собственных. Нет, это вовсе не оправдывает его бесчеловечность, не снимает вины за свершенное, но… теперь Су Ен грустно. Она все еще злится, обижена все еще, зла, но ей самую малость грустно. Когда пройдет время и девушка отпустит свои обиды и будет способна взглянуть на все трезво, Хосок знает, она поймет. Поймет Шугу и проникнется к нему сопереживанием, сочувствием. — Появление в жизни такого парня кого-то вроде тебя означает, что она перевернется с ног на голову. Он вынужден желать тебя и оберегать от самого себя, но не только от себя… — с грустью и страхом, но так, чтобы Ен не услышала, чтобы не поняла. Ведь об этом Хосок больше рассказать ей не сможет, даже если она попросит его об этом. Поэтому кажется лучшим решением просто продолжить, уводя разговор подальше от этого «не только от себя». — Ты для него что-то вроде батарейки. Эликсир всевластия, если так угодно. Ты существуешь для того, чтобы он в итоге стал человеком или монстром. Ты можешь дать ему силу, которая не сравнится ни с чьей больше, или уничтожить его полностью. — В смысле? — Его пытались убить сотни раз, тысячи. Почти каждый день кто-то пытается навредить Шуге, потому что чертовски страшно, что он первым решит напасть. Но все напрасно, потому что нельзя навредить тому, у кого нет слабостей. — Но теперь есть… — «я», — Су Ен так и не решается произнести этого вслух. Она не может понимать всего масштаба этого прямо сейчас, потому что отдает предпочтение мыслям о том, что ненавидит Шугу, но даже так ее это пугает. Ей бы не хотелось быть чьей-то слабостью, ведь это значит, что из-за нее этот кто-то может быть подвержен опасности. — Верно, — кивает Хосок. — Ты его слабость и он это знает. Ты можешь сделать его самым могущественным, и он это знает тоже, но также только ты можешь его уничтожить. Поэтому Шуга не может тебя отпустить, даже если его как никого другого бесит существование у него слабости. Снова пауза. Снова Ен старается все обдумать… снова именно она нарушает молчание новым вопросом, появившимся в ее голове непонятно каким образом. — Подожди… А чтобы стать супер-сильным, ему случайно не нужно…? Ей не нужно заканчивать эту фразу, Хосок все читает в девичьих глазах. — Съесть тебя? — уточняет он на всякий случай и как-то задорно бросает: — Ага. Именно это и нужно. Если он осушит тебя — станет гением зла. Судя по всему, от такого звания Шуга бы точно не отказался. — Если так, почему я все еще жива? — брови сами собой хмурятся, когда блондинка задает очередной вопрос. — Кто знает? — задумчиво тянет Чон. — Может, потому что судьба сложнее, чем мы можем подумать? Так судьба существует на самом деле? Су Ен это нужно просто принять? — Ты не замечала, но с тобой он другой, — совершенно непонятным тоном произносит Хосок. Голос его звучит восхищенно и загнанно, и Су Ен ума приложить не может, способны ли эти эмоции вообще сочетаться между собой. — Я слышал, ты зовешь его Юнги, — продолжает он, глядя на девушку очень внимательно, своим взглядом ее пронзает, словно пытается докопаться до чего-то, что сокрыто в ней слишком глубоко. — Никто больше не смеет так к нему обращаться. Никто, Су Ен. Последние тысячу лет. Мало кто вообще знает это имя, потому что его нельзя произносить вслух. Это часть сложного прошлого, о котором Шуга не хочет вспоминать. Но тебе можно называть его по имени. Ты все еще жива, несмотря на свой сложный характер, и ты заставляешь его делать вещи, которые он никогда не делал. Он меняется рядом с тобой, и я знаю это лучше кого-то еще. Он не улыбается, Ен. Он не смеется. Он не позволяет портить его вещи. Он никогда не прощает людей. Никого не прощает. Он никогда не идет на уступки. Но с тобой… Он смеется с ней. Ей улыбается. Всего лишь повысил голос, когда Ен устроила бардак в его кабинете, совсем ничего не сказал, когда распила лучшую бутылку из его коллекции. Он старается ее слышать, Чон видит и знает… это очевидно, ведь в этом доме больше не появляется Ло Ра. Для Мина никогда не было проблемой иметь «отношения» с несколькими дамами параллельно. По сути, никаких отношений и не было, лишь приятное времяпровождение в постели, но все же… но после знакомства с Су Ен стиль его жизни изменился. И пусть, да, он ошибся тогда с Ло Ра, этого не повторялось после. И не повторится, Хосок знает. Шуга не прощает тех, кто задерживается в его жизни дольше, чем на одну ночь, если они разделили ложе с кем-то еще, даже если сам в это же время ничем не отличился. Су Ен, которая своим поступком причинила ему настоящую боль, он простил. Да, сорвался, натворил новых глупостей, но закрыл на случившееся глаза и «двигается дальше». Все и всегда идет так, как он того хочет, как он сказал. Но с Су Ен… когда Мин говорит ей молчать, а Су все равно говорит — он слушает. Может, не слышит, но слушает вместо того, чтобы свернуть ей шею. Он не идет на компромиссы, но позволяет Ен менять правила их игры так, как ей хочется, даже если ему самому это не нравится очень. Вернуться на учебу. Говорить с Ло Ра. Идти в клуб. Ночевать вне дома, если только рядом будет Хосок. Уступки, уступки, уступки… их не много, всего крупицы, поэтому Ен за своей злостью, на которую имеет полное право, не видит их, не понимает. А Хосок видит все, потому что ждал чего-то подобного последнюю тысячу лет. Целый десяток столетий. Сотню десятилетий ждал перемен. Его вердикт ясен как день — Мин меняется. Рядом с Су Ен меняется, меняется ради нее. Такие вещи не происходят просто так. Это что-то да значит. — Знаешь, это типичный сценарий, но когда волк влюбляется в овцу, исходов ситуации прорисовывается не много. Только ты не просто овца, Су Ен. Лишь у тебя есть оружие, способное пустить его кровь. Если ты попытаешься его убить, он даже не сможет защититься. — Ох, не стоило тебе этого говорить. Что если я попытаюсь? — А ты правда сделаешь это? — он смотрит на девушку заинтересованно, улыбается уголком губ ассиметрично, и кивает призывно. — Давай, попробуй. У тебя ничего не получится, — тут же заявляет Хосок, качая головой из стороны в сторону и обнажая в улыбке свои белоснежные зубы. — В этом смысл столкнуть вас лицом к лицу, понимаешь? Ты — единственное оружие, способное лишить его жизни, но ты ни за что не сможешь причинить ему боль, потому что любишь. Ты не сможешь жить без него, даже если сейчас кажется по-другому. Да, тебе кажется так, потому что ты злишься и не позволяешь себе сосредоточиться на чувствах. И так же ты его лотерейный билет к вечной жизни без оговорок, но он не может тебя использовать, потому что эта жизнь в итоге будет лишена смысла. Вы оба в тупике. — Тогда зачем все это? Она искренне не понимает, зачем небесам творить что-то подобное. Для чего? Чтобы их помучить? — Может, потому что не всегда важен результат? — предположил парень, склонив голову набок и выдержав паузу в пару секунд, чтобы эта мысль смогла поселиться в голове девушки прежде, чем он завершит эту сложную беседу воодушевленным тоном голоса. — Думаю, этого достаточно. Или у тебя есть еще вопросы? Сейчас, когда Су Ен несется на скорости триста километров в час к обрыву, многие слова, сказанные Хосоком в тот день, становятся понятными совершенно другим образом. Теперь все кажется не таким сложным и запутанным, не кажется нереальным. Ведь… впереди виднеются знаки про ведение строительных работ, за ними конец дороги, а Мин спокойно сидит совсем рядом и смотрит в окно. Ему, кажется, абсолютно плевать, что случится дальше. Нажмет ли Су Ен на тормоз, прибавит ли газу и снесет все преграды, чтобы затем упасть вместе с ним в обрыв, или же резко свернет в сторону, отчего они перевернутся. Ему все равно, он не собирается в это вмешиваться, не попытается спастись. Су Ен знает это каким-то образом, она это чувствует. А еще она так же отчетливо чувствует нечто другое… Юнги… не может умереть. Не может… одна мысль об этом причиняет девушке боль, раздирает ее на части. От нее очень медленно откусывают по кусочку, пережевывают очень тщательно, чтобы не пропустить ни атома, и каждый из них наполнить страданиями и ужасом. Он не может умереть… Любовь это или простая слабость, может, виной всему ее малодушие или есть другие причины, Ен не знает, но знает именно в этот момент, что она Юна не ненавидит. И не может ему навредить. Сейчас ее пугает то, что она на самом деле стала его слабостью. В эту секунду ей страшно, что она и правда может ему подвергнуть его опасности, стать причиной его гибели. Ведь авто на скорости за триста к обрыву несется, а Юн глубоко вздыхает, глядя в окно. Он глубоко-глубоко вдыхает карамельный воздух, наслаждаясь им, наполняясь, возможно, в последний раз, на кончике языка ощущает чарующий привкус сладости и восторга и просто любуется небом. Нет, он ни о чем не думает, ни о чем не жалеет, ничего не хочет менять. Просто как-то странным образом влюбляется в этот абсолютно непонятный момент, не пытаясь разобраться в причинах. Как и сказал Хосок, если Ен попытается убить Шугу — он не станет сопротивляться. Как Хосок и сказал — она единственная, кто может диктовать ему собственные условия, он с ними согласен почти без оговорок. Как и сказал Хосок, он ради нее пойдет на все, потому что бессилен перед ней, и если придется выбирать между ней и самим собой, не сможет и секунды взять на раздумья. Ему нравится ее предложение, очень. Умереть вместе — поэтично красиво, а главное — это решение самой Су Ен. Ему нравится, потому что если они сейчас разобьются, никому не будет больно больше. Она будет свободна от него и не будет сожалеть о принятом решении лишить его жизни. Она не будет страдать по нему, не будет чувствовать боли… это прекрасно. И да, он все еще может стать без оговорок сильнейшим. Самым страшным. Самым быстрым. Самым могущественным… и неуязвимым. Он может сейчас же убить Ен и завладеть целым миром в то же мгновение, не только его половиной, а что потом? Ему нужно просто убить ее до того, как они долетят до обрыва, выпить ее карамельную сладость до дна, всего-то. Такая мелочь… А потом каждую секунду истязать свою мертвую душу, сгорать от ужаса, сходить с ума от боли… что ее нет. Хосок сказал, что Шуга — один из сильнейших существ на планете. Это правда, вот только Чон позабыл, что перед Су Ен Мин слабейший во всей Вселенной. Он достаточно мерзок и самовлюблен, чтобы убить ее ради власти. Его не будет мучить совесть после, а через сотню лет он уж точно забудет об этой девушке, так что нет, убить ее совсем не сложно. Но Шуга лишь смотрит в окно и вдыхает поглубже. Он прожил достаточно, чтобы в такой красивый вечер разбиться насмерть. Он достаточно всего испытал и попробовал, достаточно всего совершил и теперь может просто расслабиться, дыша самым приятным из ароматов. Для них умереть — лучший из выходов. Это беспроигрышный вариант для них обоих. Ему хватит всего половины мира, достаточно быть лишь одним из нескольких, а не единственным. Незачем быть самым сильным, самым быстрым и самым безжалостным. Ни к чему абсолютное бессмертие и полная неуязвимость, если больше он не сможет прямо как сейчас наполнить свои легкие карамелью, если не окажется больше в центре истерики или скандала, если больше не сможет шептать в кожу чужих запястий, насколько Су Ен прекрасна. Ни в чем без нее не будет смысла, он это чувствует, пусть и не понимает. Поэтому для них лучший из вариантов — разбиться. Прямо сейчас. Он вверил их судьбы ей безоговорочно, а она впервые за все время поняла истинный вес ответственности, что лежит на ней. Су Ен ведь правда может не просто ранить Юнги, но полностью его уничтожить… Нет, ни за что! Ен не может сотворить подобное ни с кем в этом мире, тем более с ним… Задержав дыхание, девушка резко отпускает педаль газа и топит в полу другую, отвечающую за тормоз…