Невезучая

Объяснить Тэхену, что произошло, оказалось на удивление просто. То ли он все еще был в таком шоке, чтобы поверить во что угодно, то ли действительно странный настолько, чтобы не усомниться, даже если ему скажут, что его спасли пришельцы. Он не задавал вопросов о том, как Юнги оказался с ним рядом и как умудрился спасти его, вытолкнув из-под несущегося на него автобуса за долю доли секунды, которой самому Тэхену хватило лишь для того, чтобы испытать облегчение из-за того, что Су Ен теперь в безопасности, приняв логичным ту версию событий, где Мин был рядом, а Тэхен его не заметил, потому как был целиком и полностью сосредоточен на Ен. Было очень странно, что парень поверил в это, но у вампиров не было выбора кроме того, чтобы просто принять этот факт, потому что Су Ен строго-настрого запретила на друге использовать внушение. Хосок согласился охотно, Юнги смотрел хмуро, но ничего не сказал. Подумал только, что эти люди сведут его в могилу раньше назначенного… а ему ведь и не назначено вовсе. Кроме этого происшествия ничего больше не происходило. Кроме того, конечно, что Юнги глаз с Су Ен не спускал, когда они были вместе, а когда девушка ходила в университет, за ней по пятам следовал Чон Хосок. – Ты правда хочешь, чтобы он довел меня до нервного тика? – не выдержав даже одного такого дня, когда каждый ее шаг и каждый взмах ресниц контролируется, девушка, оказавшись дома, пулей влетела в кабинет своего парня, заставив его бросить в телефонную трубку краткое: “Перезвоню” и отложить телефон. – Что случилось? – Хосок даже в туалет меня не отпустил, – с порога заявила девушка. – Тебе не кажется, что это перебор? – Вчера по тебе чуть не проехался автобус, Су Ен, – ответил Мин как можно более спокойно, но на самом деле спокойствие его было лишь признаком усталости, а не показателем собранности и понимания ее чувств. – Думаешь, я перебарщиваю? – Это была случайность! Случайность, понимаешь? – Понимаю, – усталый вздох и бесконечно тяжелый взгляд. – Но я бы предпочел, чтобы, когда следующая такая случайность произойдет, я или Хосок были рядом. На этом все, – немного тверже, вновь в ладонь беря телефон. – Выйди, пожалуйста, мне нужно закончить разговор. – Юнги, пожалуйста! Я знаю, что это из-за вчерашнего происшествия, но ты напрасно переживаешь…! Да и не будете же вы ходить за мной на цыпочках всю жизнь! – Будем, если нужно будет. – Юн! – Давай так, – прикрывая глаза от жуткой головной боли и усталости от того, что не спал уже больше суток, выдохнул вампир, надеясь, что, если он будет спокоен и вежлив, они не поругаются. Шуга не готов ругаться сегодня, у него на это нет сил. – Не хочешь, чтобы Хосок докучал тебе своим обществом – оставайся дома со мной. Так пойдет? – Моя успеваемость ухудшится из-за пропусков! – Твоя успеваемость – меньшее, что меня волнует. Но, хочу заметить, я не заставляю тебя сидеть дома, я предлагаю тебе варианты. Пожалуйста, попытайся меня понять. – Я хотела бы, – честно выдаёт Су, пусть и немного резко, устало тоже. – Я правда хотела бы понять тебя, – тише и намного печальнее, заставляя вампира смотреть на нее неотрывно и чувствовать себя с каждой секундой все ужаснее и ужаснее, – но трудно, ты знаешь, понять того, кто ничего не объясняет. Юнги, я уже исчерпала в себе все ресурсы, которых хватало на "у него должны быть причины". Я думала, мы движемся дальше и стараемся работать над отношениями, но, видимо, это слишком трудно. – Су Ен… – Я поняла, – Ен перебивает лишь потому, что знает – он ничего ей говорить не собирается. – Ты поклонник разговоров только в постели и только если говорить мы будем о том, что я провинилась в чем-то. Но потребность разговаривать, видимо, не касается всего остального, включая твои секреты от меня. – Су Ен, я правда не хочу сейчас ссориться, – сжав челюсти, чтобы не сказать лишнего, выдыхает Мин осторожно. Ему слова девушки совершенно не нравятся и не нравятся очень тем в первую очередь, что она, в коей-то мере, права. Но сейчас не время для этого… сейчас совершенно не время. – Скажу больше, у меня нет на это времени и сил. – У тебя всегда нет для меня времени, – не обвинение – просто печальная правда, как Ен сейчас кажется. Потому что всегда, когда она хочет поговорить, он ей отвечает одними и теми же фразами. И, быть может, она права, но говорить ей подобного не стоило. Не сейчас… не вот так вот просто, потому что ее слова становятся последней каплей и очень злят вампира, уставшего очень. Голова у Юнги по швам трещит из-за боли, а он до сих пор не нашёл решения своей проблеме, так что даже сейчас не может себе позволить немного расслабиться. Слишком много давления… даже для него. – Все свое время я посвящаю только тебе, Су Ен, ты не имеешь права говорить таких вещей! – почти рычит парень, не сдерживаюсь. – Я трачу все свои ресурсы на то, чтобы ты и твои близкие были в порядке, и мне совсем не нравится, что ты во всем этом видишь только повод для возмущения и претензий. Ты – центр моей Вселенной, и я сделаю все, чтобы тебя защитить, Су Ен, все. И если для твоей безопасности нужно, чтобы ты не знала некоторых вещей, я буду держать их от тебя в секрете. Если нужно казаться тебе эгоистичным ублюдком, который привык все контролировать – я буду им казаться. Потому что я не вижу другого способа тебя защитить. – Ты постоянно говоришь, что защищаешь меня, но никогда не говоришь, что это значит! – Потому что это не важно. Я просто должен тебя защитить! – Да от кого?! – От меня! – резко, лишая блондинку слов и даже мыслей. И вот она в полной растерянности вынуждена смотреть на него и стараться самой понять, что же он пытался сказать этим, что значат эти слова. – Су Ен, мне правда нужно позвонить. Они молчат дольше, чем вечность, и смотрят друг на друга неотрывно. Су Ен надеется очень, что Юнги сдастся и скажет ей хоть что-нибудь, Мин же надеется, что она, наконец, его поймет и покинет комнату. Внутри Ен закипает, Юнги же – на куски разваливается от головной боли и усталости. Он давно уже себя не чувствовал настолько вымотанным и задолбанным, но сегодня он правда устал и пока… пока даже мысли себе допустить позволить не может о том, чтобы расслабиться и отдохнуть – просто поспать, поваляться в кровати, как он любит, подольше… ничего не делать, никуда не бежать, не пытаться решать какие-то там проблемы… Как ему бы хотелось сейчас, чтобы по щелчку пальцев они все испарились – дурацкие эти проблемы. Голова раскалывается, а вместе с ней раскалывается и Юнги, мелкой крошкой и кусочками чуть побольше рассыпается по полу кабинета, который Су Ен все никак не может покинуть. Ей в этот раз трудно признавать себя вновь отвергнутой… в этот раз разочаровываться оказывается еще больнее. – Что бы это ни было, Юнги, я уверена, что мы могли бы справиться со всем вместе. Будь это моё невезение или что-то другое, будь это глупость или серьёзная опасность, я знаю, что вместе мы бы все побороли…! Тебе нужно просто сказать мне в чем дело… я ведь правда… я же тоже могу помочь…! Смотреть на него таким образом – противозаконно, потому что это ломает, ломает, ломает… ее взгляд заставляет Юнги ощущать себя очень слабым. Потерявшимся. Провинившимся. Ни на что не способным. Сердце больно сжимается под грудой от страхов и горами сложенных чувств, задыхается, опускаясь на самое дно бесконечного океана отчаяния, и вместе с раздирающей головной болью срывает с уст парня неслышный выдох. Он чувствует, что сдается, чувствует, как утекают сквозь пальцы, что крепко сжаты, последние крупицы силы и стойкости, ощущает себя бесконечно уязвимым, почти ничтожным… потому и не сдается, наверное. – Ты очень поможешь, если дашь мне позвонить. У Су Ен больше нет надежд, она с силой сжимает челюсти, пока в темно-карих глазах разливается раскаленная сталь, выдавая ее напряжение и серьезность настроя. – Очень жаль, что ты решил справляться со всем в одиночестве. Удачи. Громкий хлопок дверью девичьей комнаты заставляет мозг древнего вампира пульсировать. Мин прикрывает глаза, сжимает пальцами переносицу и надеется, что перед глазами прояснится хотя бы немного, но сколько бы он ни думал об этом, все становится только серьезнее, запутаннее и сложнее. Все становится хуже, хуже и хуже… и он уже даже не знает, возможно ли исправить все то, что он должен исправить. На этот вопрос не отвечает даже Хосок, лениво опирающийся плечом о дверной косяк не своего кабинета. Парень долго молчит, просто молчит, давая другу немного времени справиться с буйством внутренних демонов и уничтожающей его головной болью. И заговорил он с ним только тогда, когда Мин взглядом дал другу понять, что готов его слушать. – Она права, – коротко, емко, честно. – Я знаю, – обреченным выдохом. – Она поймёт, если ты ей все расскажешь. – А ещё она испугается до смерти. Ты бы не испугался? – Я бы от тебя сбежал, – констатирует Чон с насмешкой, думая о том, что именно так ему и следовало, наверное, поступить в прошлом. Ему нужно было сделаться трусом и просто сбежать… убежать до того, как все станет так сложно, как стало, до того, как Юнги придется принять решение, изменившее Хосоку жизнь. Нет, он не винит друга в том, что его отпустить не смог, что пытался в этом мире оставить… он бы, наверное, испугался тоже, оказавшись на его месте. Он бы в ужас пришел, если бы Юн на его руках истекал кровью, с каждой секундой ускользая от жизни… Он бы, наверное, тоже вот так поступил. Хосок поэтому ни разу за все свое существование мучительно долгое, бесконечное, Юнги не сказал ни слова о том, как ему трудно справляться с новой своей сущностью, ему столь неподходящей. Он ни разу об этом не заговорил, только Мин все и так слишком хорошо знал, и поэтому чувство вины уже очень и очень давно стало неотъемлемой частью его жизни, ведь не могло быть по-другому – его эгоизм и неспособность принять потерю близкого человека привели к тому, что самый близкий из всех проживает сотни лет за такой же сотней, ощущая себя потерянным и не чувствуя себя живым. Мин Юнги совершил ошибку, пытаясь спасти Хосока. Хосок совершил ошибку, не оставляя лучшего друга ни во времена, когда тот добровольно отдал свою жизнь вампиру, ни тогда, когда сам вампиром по воле Вселенной стал. Сейчас Шуга впервые в жизни думает о том, что парню определенно стоило его покинуть еще тогда, чертову тысячу лет назад. Хосок же не жалеет ни на минуту, что был с Мином рядом всегда… даже если именно привязанность друга и заставляет его проживать день за днем, не видя в этом особого смысла. Нет, он ни о чем не жалеет, совсем ни о чем. – Ты же не этого боишься, да? Может, ты молчишь, потому что боишься, что она уйдёт? Шуга не отвечает. Голова продолжает болеть, и он все еще очень устал, а Хосок как и всегда слишком просто жмет на болевые точки, о которых Юн сам даже не подозревал. – Ты ведёшь себя как маленький ребёнок, несмотря на то, что почти рассыпаешься от старости, – закатив глаза, констатирует Чон. – Если она уйдёт, опасность никуда не денется, но защищать её будет сложнее. Так вот оно – твое оправдание…? – Так все дело в этом? – нахально изогнув правую бровь, Хосок усмехается ассиметрично и думает про себя, что его друг смешон. Возможно, впервые за тысячу лет и еще немного… а говорят, люди не способны меняться. А еще говорят, что, когда человек меняется – это к смерти. Но об этом не стоит ведь переживать, думая о Юнги…? – Не в том, что ты по уши влюблен и не представляешь своего существования без неё? Я просто хочу прояснить: всё дело не в том, что ты снова ночами не будешь спать из-за бессонницы и будешь сходить с ума каждую секунду каждого дня, только потому что Су Ен не будет рядом, а в том, что ты так поступаешь из благородства? Просто потому, что так проще ее защитить. Я все верно понял? Ответ ведь так очевиден… оба знают ответ. Но Юнги вслух говорит совершенно другое. Хосок не вынуждает озвучивать правду. – Так лучше для неё. – Я знаю. Но ещё лучше было бы, если бы она сама смогла решать, что для неё лучше. Она полюбила тебя, зная, что ты вампир. Она пришла к тебе после всего… Неужели Юн правда не понимает? Неужели он правда не помнит того, как у них все сложилось и при каких обстоятельствах Ен переехала в этот дом…? Их отношения никогда не были гладкими и на глазах девушки никогда не было розовых линз. Почему только Юн понять этого все никак не может? Почему со страниц их истории вычеркивает все, через что они вместе прошли…? У Хосока и правда не хватает слов, он замолкает, прокручивая в голове историю с угрозами, приключения Шуги с Ло Ра, попытку Су Ен забыться с Чимином и ее осознанный выбор тогда в гостиной, когда она самолично переплела их с Шугой пальцы, заявляя, что хочет остаться здесь. Хосок помнит скандал в гараже, он помнит их короткий разговор той ночью, когда Су Ен сделала к Мину очередной первый шаг… Хосок помнит все очень отчетливо, ни разу не став главным героем хотя бы одной из перечисленных сцен. Неужели второстепенные персонажи всегда внимательнее главных героев? Брюнет правда не понимает Юнги и его упрямства, он не понимает того, почему парень в упор не видит главного – как бы трудно ни было, Су Ен ни разу не смогла отвернуться от Юнги. Из-за чувств ли…? Из-за красной ли нити? Только ей известно. А может, не знает даже она… – Даже после того, как ты показал ей себя с худшей стороны, – выбрав формулировку, наиболее щадящую нервные клетки вспыльчивого Шуги, продолжил Чон, – Су Ен оставалась рядом и не просила многого, пыталась понять тебя и принять такого, каков ты, а на это кроме нас с ней вряд ли способен ещё хоть кто-нибудь. У Су Ен было столько возможностей от него убежать… столько шансов и столько причин все остановить и закончить, скрыться без вести и даже не дать поводов себя искать. Она сотни и тысячи раз могла попытаться хотя бы, но она не пыталась. Неужели она могла бы сбежать от него сейчас? Хосок сомневается очень. Он знает, что Ен бы не стала сбегать от опасности, она ведь совсем не такая… это знает даже он. Почему же Юнги сомневается в этом? Почему сомневается в ней…? Если бы Шуга разделил с ней эту тайну, она бы его поняла… она бы поняла даже больше, чем он бы озвучил. Юн вздыхает обреченно, глядя на друга, все так же стоящего в дверях его кабинета, и устало хмурится. – Чего ты пытаешься добиться этими словами? – Того, чтобы ты понял, что так же, как Су Ен доверяет тебе свои чувства и мысли, она хочет, чтобы ты доверял ей свои. И она достойна этого больше, чем кто-либо ещё. За Хосоком закрывается дверь. Закрывается тихо и осторожно, без громких и резких звуков. Юнги шумно вздыхает и трет уставшие глаза, оставаясь в одиночестве кабинета, которое прямо в это мгновение на него по какой-то причине давит невероятно сильно. Будто еще чуть-чуть и он не выдержит этого напряжения. Будто еще немного и от него не останется ничего… Мыслей слишком много, они бесконечно громкие, и это усиливает головную боль парня, и он в ней тонет долгие двадцать минут, а может быть даже час… сколько времени ему потребовалось на то, чтобы сорок три раза обдумать все и принять самое сложное решение в своей жизни? Когда глаза вампира раскрываются, в них океан решимости сегодня покончить со всем. Сегодня он обязательно расскажет все Ен и примет любой её выбор. Покидая кабинет и планируя покинуть дом, Шуга застывает в коридоре и долго смотрит на дверь комнаты Су, ломая трещащую по швам голову мыслями о том, стоит ли ему подойти ближе, постучать в нее…? Между тем, чтобы сказать девушке о том, что, когда он вернется, они поговорят обо всем обязательно, и попыткой дать Ен немного времени, чтобы остыть, а вечером побеспокоить ее своими рассказами, Юн выбирает второе, так и не постучав в дверь чужой комнаты. Ложась спать необычно рано, Су Ен закрывает дверь своей спальни на ключ, но, опускаясь на постель, надеется, что эта закрытая дверь не остановит Мина от желания проснуться с ней вместе. Засыпая, она надеется, что этой ночью ее окутает запах мяты, а утром скупые на слова губы будут щедры с ней на поцелуи и ими попросят прощения за недосказанность и секреты. Су Ен обещает простить, она обещает себе, что поймет и даст Юнги еще времени… на самом деле, она уже ему дала это время. Потому что не все способны быть откровенными с другими людьми. И дело может быть совершенно не в том, что им делиться своими секретами совершенно не хочется… Су Ен понимает это и, закусив губу, сожалеет о части сказанных слов. Она обещает себе попросить утром у Юна прощения, даже если тот не заговорит с ней на эту тему первым. Ей очень хочется снова ощутить своим сердцем тепло… поскорее бы ее окутали его прохладные руки. Поскорее бы мята осела густым, освежающим осадком на стенки альвеол. Проблема, однако, в том, что в комнату девушки этой ночью никто даже не пытается пробраться…