Обжигай меня своими прикосновениями

Я очнулся в полной темноте. Чёрной и глубокой. Абсолютной и бескрайней. В этой темноте было пусто. Жуть как пусто. Она поглощала меня. Все мое существо. Съедала по кусочкам. Захватывала власть надо мной. Единственное, что было — руки. Они тянулись ко мне. Бледные и худые, словно мертвячьи. Они касались моей кожи. Они не были тёплые, как у Джонсона. Они были ледяные. Как у трупов. Они были со всех сторон. Сердце ускорило ритм. Маленький двигатель в груди забился как сумасшедший. Дыхание перехватило. Я чувствовал рядом что-то зловещее. Кажется у меня даже сердце закололо. Из темноты внезапно стало появляться лицо. До боли знакомое. Это мама. Она была такой какой я её видел в последний раз. В больничной одежде с чуть потрепанными волосами. Со множеством порезов на лице. С трубкой в глотке для дыхания. Из моих глаз невольно и абсолютно бесконтрольно сливались слезы. Я уже не так хорошо мог видеть её расцарапанное лицо, полное боли и обиды. Обзор расплывался. Со рта срывался тихий крик ужаса. Я смотрел на нее изумленными глазами. Мне было страшно. Чертовки страшно. Мне было плохо. Я задыхался. Кажется, я сейчас коньки отброшу. Я дышал очень быстро, но не мог насытиться воздухом. Его было недостаточно. Вся эта обстановка очень давила на меня. — Сынок, иди ко мне. Тебе уже пора. Ты слишком долго страдаешь тут. — Мама расплылась в безумной улыбке. Страшной и пугающей. Даже её заботливый тон, не мог унять беспокойства внутри. Наверное это осознание. Осознание, что передо мной мертвая. Холодная женщина, уже давно лежащая во влажной земле на кладбище. Она сейчас в нашем старом городе. Нью-Джерси. У меня начали подкашиваться ноги. Перед глазами была мама, а вокруг множество рук. Они тянулись ко мне. Хватали за руки, ноги, плечи. Проводили ледяными руками. Дарили мертвячьи прикосновения. По моему телу проходились волнами мурашки. Они окутывали меня с ног до головы. Поражая все мое существо. Было очень холодно. — Нет! Мама! Не надо! — Я закричал от страха, сверля взглядом лицо матери. Зачем. Зачем она мне снится? Я плакал так сильно, что в ушах раздавался звон. Я закрывал руками голову, в попытках скрыться ото всех. Приглушить бесконечную пытку её голосом. Таким родным, но холодным и бесчувственным. Она мертва. Видеть её было слишком больно. Особенно в таком облике. — Сал… Я победил. — Из истерики меня вывел тёплый голос патлатого. Ларри? Какого черта? — О чем ты черт побери? — Я поднял заплаканное лицо на Джонсона. — Ты влююбился по уши. — Он протянул эти слова, глядя на меня сверху вниз. — А мне наплевать. — Я недоумевающе взглянул на его лицо, расплывшееся в победной улыбке. Он выпрямился и стал на пару метров выше. — Ты будешь страдать ВСЕГДА. Подумай Сал, ты же рожден для этого. — Я замер. К горлу подступил ком вины. Я чувствовал боль. Душевную боль. Ларри… Зачем? Зачем ты это говоришь? Почему? — Нет… нет… — Мой голос дрожал. Я отвёл от него взгляд в пол и закрыл уши ладонями. Я словно помешался. Плакал, закрывая уши, чтобы не слышать злорадного смеха Ларри. Я все время повторял «нет…нет…нет». Я был словно в бреду. Дыхание все никак не могло восстановиться. Я жадно глотал воздух. Хотелось скрыться. Скрыться от их голосов. Спрятаться под одеяло или залезть в темное место. Где никто не найдёт. Я очнулся в холодном поту. В полной темноте. В такой же, где был пару минутами раннее. Но я не успокоился. Дыхание вновь перехватило. Я ждал. Ждал когда до меня вновь дотронуться ледяные руки. Когда я вновь услышу злорадный смех Ларри, когда мама окинет меня осуждающим взглядом, полным ненависти и отвращения. Я боялся услышать его голос. Боялся увидеть её вновь. Я оглядывался по сторонам темноты, часто оборачиваясь назад. Казалось там кто-то есть. Из паники и неконтролируемой бешеной отдышки меня вывел храп Джонсона. Его сладкое и раздражающее посапывание впервые не бесило. Обычно я бы пизданул его подушкой со словами «Джонсон, заебал блять!». Но сейчас… Сейчас я был совершенно рад звуку исходящему изо рта Ларри. Был счастлив, что он вывел меня из кошмара. Боже. Как же я был рад этому. Я встал. У меня бешено тряслись руки. Ноги забыли, что должны твёрдо и устойчиво стоять на земле. Но мне было гораздо спокойнее. Поражаюсь, как не разбудил Джонсона. Видимо я кричал только во сне. Я рад, что тот не проснулся от моих кошмаров. И так возится со мной. В пизду его беспокоить. Пусть выспится. Я тихо проскользнул в ванную. Включив холодную воду, я опрыснул ей лицо. Я смотрел в отражение. Те же шрамы. Те же порезы. Те же синяки. Все по прежнему. Единственное, что изменилось — глаза. То есть глаз… Он был напуган. Суетливость и паранойя завербовала мой разум. Я глубоко вдохнул воздуха. Полное успокоение никак не хотело посещать меня. Хочется выдохнуть всю боль, вновь причинённую мне. И не важно, что я получил её пощёчину во сне. Обида чувствовалась и в сознании. Мне необходим был вдох свежего воздуха. Вдох свежих мыслей. А для этого нужен выдох. Выдох темных сгустков дыма. Я хочу покурить. Сейчас мне это необходимо. Наплевав на последствия, я зашёл в гостиную Джонсона и приоткрыл окно. К слову, оно было единственным в гостиной. От него в комнате было светло. Только от него и поступал свет. Лунный свет. Прости Ларри, что я завоняю тебе квартиру едким дымом. Я тихо открыл пластиковое окно. Оно даже не скрипнуло. Меня окатило свежим холодным воздухом. Такой нежный и приятный, он согревал меня изнутри. Быть бы таким же свободным и счастливым как он. А ветер счастлив? Конечно. Он волен делать что хочет. Он может быть там где пожелает. Ему не требуется ничего кроме пространства для существования. Я тихим щелчком зажег зажигалку и поднёс свой рот с сигаретой к тёплому желтому огоньку. Сигарета зажглась. От неё пошёл легкий дым. Я втянул его в свои закуренные легкие и с облегчением на душе выдохнул поток дыма в окно. Там его подхватил свободный прохладный ветерок. — Сал? Что ты тут делаешь?