"Жить очень вредно. Кто живет, тот умирает"

В брошюре про Тарсус 4 говорится много разного. Там есть статья про климат, про состав почвы и многое другое, а еще есть страницы с историей планеты. Когда-то на этой планете была разумная раса. Гуманоидного типа, с письменностью, искусствами и слабым технологическим развитием. Планету обозначили как пригодную для жизни и оставили в списках для колонизации. Ничего примечательного. Джим читает с падда всю информацию по планете, перед тем как приземлится туда. И, действительно, большей частью всё это напоминает Средневековье Земли, ну, или то, что известно о том периоде. Так что он, как и тысячи других разумных, не смотрит дважды на остатки былой красоты. * Запах резкий, подавляющий и тошнотворный. В первые мгновения трудно даже соотнести его с чем-то известным, разобрать на составляющие, потому что горло саднит от кашля. Потом это становится безразлично. Слезящиеся глаза замечают маленькую, завернутую в себя фигурку, которая беззвучно крупно дрожит. Она кидается к нему, не уделяя много внимания тому, где она находится. В любом из известных ей миров мало средств против нее, так что пусть попытаются. Ребенок цепляется за реальность, как особенно злобная собака за кость. Он и жив-то только потому, что отвергает саму идею смерти. Гарри восхищается им, говорит какую-то чушь и пытается его стабилизировать с помощью своих невеликих сил и познаний. В какой-то момент мальчик расслабляется, обмякает и проваливается в забытье. Только после того как жизни пациента перестает угрожать смерть, девушка осматривается. Когда-то это был кабинет: еще остались полки на стенах, тяжелый стол поцарапал паркет, когда его перетаскивали к стене для того чтобы освободить место, резной стул из того же комплекта стоял рядом, а светлый след обрамлял скрытый за ним сейф. Сейчас же это было что-то вроде камеры, пыточной, исходя из следов крови. Впрочем, к ребенку не применяли ничего тяжелее побоев. Она выдохнула и несколькими усилиями воли убрала помещение и его содержимое. Рубашка на мальчике оказалась зеленой, несколько раз неумело залатанной, брюки - коричневыми, с растянутыми резинками на лодыжках. Стены камеры были светло-бежевыми, а на столешнице нашлась мозаика с неизвестным пейзажем. Да, не так она представляла себе возвращение на родину.