Часть 7
11 марта 2019 г. в 11:45
Волокусь по коридору в полном одиночестве. Стая млеет на физике, а я никогда не тяготел к точным наукам, так что сегодня без меня. Стены не радуют новыми сообщениями, за окнами сыро и уныло. Выхода нет — рулю в Кофейник.
Здесь ожидаемо пусто, основной гомос гложет гранит науки, и только Слепой дрыхнет за одним из столов, несколько псов гудят в углу. Ага. Папаша налип на гриб и мрачно зырит на свой кактус. Бросаю якорь и швартуюсь к стойке.
— Что-то светик мой не весел, что головушку повесил? — отбираю Луиса от птахи. Ноль эмоций.
Стервятник сегодня совсем щелочной. Слезаю со стула и иду пошукать за стойкой. Громыхаю кроличьим хозяйством в поисках жизнеутверждающих напитков. Ничего не найдя путного, решаю сварить кофе. Хорошего из этого тоже не выйдет, но хоть что-то.
Птица замерла, погруженная в свои мрачные мысли, и ни на что не реагирует. Брякую чашку ему под нос. Наваливаюсь на стойку перед смурным Стервятником и решаю его подбодрить.
— Исполнение и репертуар были просто бесподобны, до сих пор в себя прийти не могу.
— Ральф тоже, — скрипит колченогий.
Прогресс! Принцесса-Несмеяна отвлеклась от своих горестей. Так-так, втягиваю тело на столешницу, чтобы быть поближе. Любуюсь на кружевное от дырок ухо. Да, дело — дрянь, если Папаша забыл нацепить весь положенный званием металл.
— Чё сказал? — тыкаю пальцем в колючки Луиса, желая привести пернатого в чувство, фамильярностей со своим кактусом он не терпит. Опять замёрз, молчит.
Эх, ладно. Была не была. Подползаю ближе и целую Птицу, покрепче ухватившись за лацканы его сюртука, чтобы не вывернулся.
— Не понял? — тянет голос Сфинкса из-за спины под довольное кудахтанье Табаки.
Стервятник отпихивает меня, и я вынужден уйти в аварийное погружение.
— Рыжий, твою мать, — Птица перегибается через стойку и шарит желтыми фонарями, пытаясь найти меня в темноте, — ещё раз ты ко мне подойдёшь!
Всплываю на перископную глубину и умоляю:
— Не вели казнить, вели слово молвить! — и экстренно погружаюсь опять, так как папик хватается за свою клюку и пытается загарпунить меня в мутных бурных водах.
Сфинкс и Табаки ушли к Вожаку, к ним же отлетел и патрон Гнезда, туда же рулит хмурый Лорд при поддержке Горбача. Выплываю из укрытия и галсами на двух узлах приводняюсь к компании под бочок к Табаки и Горбачу.
— Ну? Как? — сияет глазами Шакал и выгружает из карманов натыренные бутеры. — Такая ария! Думаю, Ральф рыдал от счастья?
— Детали, подробности, — шепчу, прикрываясь безобидным Горбачом, — дьявол весь в них!
Daddy прицельно щурит глаз и собирает губищи в куриную гузку, хватается за трость.
— Брейк, парни, — стучит граблей Сфинкс. — Но всё-таки, как Р Первый оценил твою кавер-версию?
— Да-да, как? — ёрзает Табаки и трясёт Слепого, чтобы тот ничего не упустил. — Мы не спали ночь, ждали…
— Ты не спал и другим не давал, — пробурчал Лорд с сигаретиной в зубах. — Молчу-молчу.
Лорд затыкается под упреждающим взглядом Сфинкса, но не уезжает, а значит, ему тоже любопытно.
А мне тоскливо на самом-то деле, не для меня пришла весна, чёрт возьми.
Стервятник качает ногой и смотрит в окно, а мы ждём. Горбач протягивает ему сигареты, и Папа, повернувшись к нам, со своей фирменной кривой ухмылкой докладывает:
— Мое исполнение ранило Р Первого в самую душу, — ёрничает Птица, но я-то вижу, что ему совсем невесело.
— И? — хором выпевают Табаки, Сфинкс и Горбач.
— Чай «Принцесса Нури» и «Спокойной ночи, Стервятник».
— Погоди, погоди, — Табаки трясёт Мустанга и руку Слепого, — а шоколад ели?
— Ах да, конфеты, — фыркает горбоносый, — Ральф просил передать благодарность мастеру-изготовителю. Он их с Душенькой съел.
— Кошмар, — восхитился Табаки, — вот, значит, в чём дело! Русалка сказала, что церберша внезапно подобрела и разрешила задерживаться на часок-другой.
— Думаете, её Ральф так умаслил? — усмехнулся Лорд. — Молчу-молчу.
Столик полнится сочувствием к сердечным ранам Стервятника, а моё же четырёхкамерное ликует, и душа пузырится парусом надежды. Нет ничего лучше, чем утешить отвергнутого — проверенный годами способ.
— Ты нам всё-таки расскажи, как он тебя встретил? Что сказал? Чем угощал? — требует Шакал. — Слепой, не спи, пересказывать не буду!
Бледный, утомлённый трясучкой от Табаки, переползает к любимому им плечу Сфинкса — левому.
Птица молчит и курит, опять погрузился в недра своих любовных страстей. Да что ты будешь делать?!
— Даже не обнял? — не выдерживаю. Я должен знать глубину падения нравов.
— Обнял, ещё как обнял, — улыбается стервь желтоглазая и опять повергает меня в отчаяние.
— Сладко? — докапывается с лисьей мордой Табаки.
Стервятник налегает грудью на столешницу и, глядя в мои заляпанные фары, облизнувшись, отвечает:
— Не то слово, аж косточки мои сахарные захрустели.
Народ выразил своё восхищение дружным посвистом и барабанной дробью ласт по столу.
— Вы все — долбаные извращенцы, — не выдерживает Лорд. И, не обращая внимания на протестующие вопли Табаки и хищный взгляд кошака, продолжает, — вуайеристы и прочие -филы и -исты! — сверкает грозовым взором красавчик. — Слушать противно.
— Ой-ой-ой, посмотрите на него, — ехидничает Табаки, — а нам, значит, не противно наблюдать твои пылающие ланиты, заикания и вздымающиеся в страстном дыхании перси, когда к нам Рыжая приходит?
— Не стоит так себя мучить, Лорд, — оживает Слепой, — мы тебя не держим.
Оскорбленный прынц уезжает с гордо поднятой головой, за ним уходит и Горбач — он вообще противник любых конфликтов, даже дружеской перепалки.
— А после того, как Ральф вволю похрумкал твоими косточками, что было? — спрашивает Сфинкс.
— Выставил за дверь.
Стервятник заёрзал на стуле и опять начал жевать свои волосы. Что-то не договаривает птаха, нутром чую. Вот хоть иди к Чёрному Ральфу и вытрясай из него информацию. Мне даже немного полегчало от того, что я представил, как пытаю Р Первого. Как гестапо партизан: с иглами под ногти, ледяной водой и вырыванием зубов. Вообще, я за мир во всём мире, но иногда такие вот самодовольные скуластые рожи, сидящие напротив, будят во мне зверя.
Кофейник потихоньку наполняется народом, и привычный гул голосов заставляет вибрировать воздух. Кролик уже на месте и включил свой проклятый саксофон. Возражать бесполезно — ушастый может и в стакан тишком плюнуть, — в этой гостинице он директор.
— Дело, конечно, твоё, Стервятник, но, думаю, Ральф тебе не по зубам, — задумчиво сказал Сфинкс, — бросил бы ты донимать его.
Что же ты делаешь, кошак блохастый! Это же чистой воды «взять на слабо»!
— Да-да, подумай хорошенько, дорогуша, — гундосит Табаки, — Ральф у нас, сам знаешь, как переменный ток. Нет-нет, а ёбнет! Тяжелые условия труда, трудные дети, тупые коллеги, нервная Душенька, антисанитария, а тут ещё ты.
— Точно, — соглашается Слепой, — пожалей ты его, Стервятник. Ему бы выспаться нормально, а ты песни ночами орёшь, мослами сахарными да устами медовыми в соблазн вгоняешь. Куда это годится?
От таких откровенно провокационных заявлений у меня в зобу дыханье спёрло, что делают мерзавцы?!
— Бери вот Рыжего, — с самой серьёзной миной советует Сфинкс, — а то засохнет наш крысиный король. Штаны только на одном «хочу» и держатся. Он за тобою следует тенью.
Стервятник со своим фирменным покер-фейсом раскланивается всем сидящим и встаёт. Обойдя стол по кругу, останавливается рядом и кладёт крыло мне на плечо.
— Оставить Чёрного Ральфа в покое? Пожалеть? — задумчиво бормочет чернокрылый и шкрябает меня когтями по щеке. — Польститься на Рыжего, да?
И я опять глупо надеюсь и прорастаю улыбками, как подснежник сквозь снег, когда острые когти скручивают мое ухо в трубочку.
— Да ни за что! А если ты, Рыжий, попытаешься опять обслюнявить меня, — шипит Стервятник, — отравлю.
Улетает. Четвёртая потешается и веселится. А я сижу с распухшим ухом и треснувшим сердцем.
И сердце птичье забьётся с восторгом чувств не для меня…
— Не грусти, Рыжий, — утешает меня Сфинкс, — каждому своё.
Скалю пломбы и пульпиты.
— Это мы ещё посмотрим, где чьё!