***
Чем ближе был назначенный час, тем больше я убеждался в справедливости слов крысиного вожака. Сижу в нашем туалете в умопомрачительной винтажной рубашке под запонки и в носках. Некоторые думают, что только Лорд у нас в Доме обладатель аристократических вещей — как бы не так. Я не помню своих родителей, но содержание мне положено приличное, могу себе позволить очень многое. Другой вопрос, что добыть это, не выходя из серых стен, сложно. Птенчики отпаривают и чистят мой сюртук и ботинки, а я завис на проблеме белья. Рыжий — сука! Выбор-то и правда не велик: либо х/б-ное ретро, либо шелковая страсть. — А может, вообще без? — спрашиваю себя. — Оно, конечно, можно, — отвечаю себе же, — но если вдруг предположим. Только предположим, — предостерегаю я писсуары и раковины от реплик поднятием пальца со свежим лаком на ногтях, — наш вечер перерастёт в нечто большее, что скажет Р Первый, увидев меня неглиже? — Скажет что-нибудь такое, а он за словом в карман никогда не лазил, что я под пол провалюсь, — вздыхаю. — А если он увидит на мне вот это, — обвожу взглядом исподнее, — то будет ржать, как пить дать. От неразрешимого противоречия у меня начинается чесотка. Откладываю принятие решения и встаю к зеркалу, от волнения руки дрожат и аккуратно подвести глаза не получается. Но с пятой попытки мне удалось сотворить нужный результат. — И вот ещё что, — говорю своему бледному отражению, — красные или белые? Зазеркальный я морщится и избегает смотреть в глаза. Выглядит в соответствии с выражением «краше в гроб кладут». Но это все ложь. Я-то знаю. Гробам всё равно, они принимают всех. В дверь стучат. — Стол накрыт, Папа, — умилительно сообщает рожица Ангела. — Вино? Дверь прикрывается, что-то там щебечут мои птахи, и опять является посланник гнезда. — Вино охлаждено и декар, декантр, — безуспешно пытается выговорить Ангел и впадает в психоз с кусанием рук. — Вино дышит, — басом ревёт из спальни Дракон, — бестолочь щипаная! — Де-кан-ти-ру-ет-ся, — выговариваю своему отражению, — раскрывает свой уникальный букет. В дверь опять стучат и деликатно напоминают, что мне уже пора. К чёрту! Зашвыриваю х/б и шёлк в груду грязного белья. Ввинчиваюсь в узкие брюки и надеваю кольца, серьги и браслеты. — А вдруг он не придёт? — спрашивает меня кислое отражение. Требую сюртук, обувь и трость. Я готов, тёмные крылья встряхнув за спиной, поворачиваюсь в профиль к зеркалу. — Не придёт? — кривлюсь в улыбке и поправляю хвост. — Тогда я приду к нему сам. 20:50. Точность — вежливость королей.Часть 10
15 марта 2019 г. в 23:21
Третья и четвёртая считались в Доме самыми опасными стаями, но на практике больше всех неприятностей доставляли вторая и шестая. Крысы из-за вечного спонтанного желания к членовредительству были постоянными клиентами Могильника. Перекись, пластыри и кетгут не переводились на их руках и телах.
Перенаселенность пятой и шестой тоже вызывала постоянные всплески агрессии, что выливалось в массовые драки со всеми вытекающими. Как правило, Шериф и Ящер со своими зверёнышами справлялись самостоятельно, но бывало и так, что до их подхода Ральф был вынужден один утихомиривать бушующие страсти.
Эта неделя была ознаменована только одной дракой в псарне. Трое в лазарете и двое в Клетке. В целом — тишь и гладь.
А у него сегодня мероприятие. Свидание. Да, давненько его не приглашали отужинать при свечах. С последнего раза сколько лет прошло?
Ральф валялся на диване, дымя в потолок и задрав ноги на спинку.
Лет семь или восемь — с последнего выпуска. Чёрт, сколько лет жизни он угробил в этом Доме, страшно подумать. Но сегодня он опять выступает как бы в роли «дамы».
— Пожившей прелестницы, — рассмеялся Ральф, — что там положено делать, собираясь на свидание? Мыться, бриться, вечерний макияж и платье. Ладно, — рассуждал он сам с собой, — освежиться и сбрить щетину можно — мало ли что. Мало ли что — это что? — уточнил сам у себя воспитатель.
И, замысловато выписав дымный росчерк тлеющей сигаретой, развеселился.
— Целоваться будем — вот что!
Время на марафет у него ещё было, так что Ральф продолжал лежать, беседуя сам с собой и задавая каверзные вопросы.
— Целоваться, значит, ты собрался, старый хрыч, а хо-хо не ху-ху?
— Не ху-ху и не такой уж и старый. Ещё эге-гей, — спокойно отвечал себе воспитатель, делая затяжку, — когда меня еще пригласят на свидание? Надо пользоваться моментом.
— И это говорит педагог с пятнадцатилетним стажем, да? — продолжал сеанс терапии внутренний психоаналитик.
— А что? Педагог у нас не человек? Бездушная функция, лишённая человеческих желаний?
— Желаний, попахивающих растлением малолетних и гомосексуализмом? — уточнил альтер эго.
— Было бы кого растлевать, — вздохнул Р Первый, — а то ходи и оглядывайся, как бы самого не растлили, чуть расслабишься, и привет — это во-первых. Во-вторых, меня пригласили, а не я его. А в-третьих, если говорить о правовом аспекте проблемы, то возраста согласия он уже достиг. И кто сказал, что я поддамся? Я, может, буду холоден и неприступен, как айсберг в океане.
— А ты не ходи.
— И что я отвечу, почему не пришел? — спросил Ральф у себя в приступе раздвоения личности.
Достав очередную сигарету и поменяв положение ног, он потянулся, ища руками зажигалку вокруг себя.
— Скажешь, мама не пустила, — иронично-скептический настрой не желал покидать стены воспитательского кабинета.
— Это будет непедагогично и негуманно, — отвечал Ральф в темноту кабинета.
Часы показывали 20:42.